— Твои булочки выглядели бы потрясающе, даже если бы были размером с зад слонихи.


— Ты говоришь это только потому, что боишься, что я выколю тебе глаза за встречу с моим отцом.


Когда Киллиан хихикает, я поднимаю голову и смотрю на него.


— В этом нет необходимости. К тому же, это опасно. Он попытается всадить тебе пулю в грудь в ту же секунду, как увидит тебя.


— Да. В этом нет никаких сомнений. Но на повестке дня у меня будет обсуждение еще нескольких вопросов, помимо просьбы твоей руки.


Когда я вскидываю брови, Киллиан поясняет


— Например, что ему не стоит пытаться расширяться в Бостоне, когда я уйду в отставку, иначе я предоставлю в ФБР достаточно доказательств его деятельности по контрабанде, рэкету и незаконному обороту наркотиков, что позволит отправить его в тюрьму пожизненно.


Я приподнимаюсь на ладонях, в шоке глядя на Киллиана сверху вниз.


Выражение моего лица он неправильно истолковывает.


— Знаю, знаю. Я сам в замешательстве. Твой отец действительно заслужил место за решеткой, но он член нашей семьи. Мне кажется, будет странным, если отправлю его туда я. Как нам потом объяснить детям, почему папочка сдал дедушку?


От всего этого разговора у меня голова идет кругом.


— Это меня не сильно волнует.


— А что тебя волнует?


— Уйдешь в отставку? — неспешно спрашиваю я.


— Из гангстерского бизнеса, — кивает он. — У меня больше не будет на это время, учитывая, что я беру на себя новые обязанности. Присматривать за тобой — это работа на полный день. — Киллиан сжимает меня в объятиях и улыбается. — У тебя есть склонность попадать в неприятности.


Я сдаюсь.


Когда я падаю на грудь Киллиана, он перекатывает меня на спину и глубоко целует. Его рука обхватывает мое горло, чтобы он мог почувствовать, как у меня сбивается пульс.


Когда мы выходим подышать воздухом, я шепчу:


— Ты невозможен.


— Если «невозможен» — это код для «удивителен», я согласен.

— Нет, это не код. Пожалуйста, поцелуй меня еще раз, прежде чем скажешь что-нибудь, что меня разозлит.


Он смеется.


— Чувствую, в будущем мы будем часто целоваться.


Я тихо посмеиваюсь в его губы.


— Остается только надеяться.


И мы вновь целуемся, на это раз поцелуй более глубокий. Когда я начинаю нетерпеливо извиваться под Киллианом, он понимает, чего я хочу.


— Ты ранена, любовь моя.


Любовь моя. Мне никогда, никогда не надоест слышать, как он меня так называет.


Но я не могу ему этого сказать — достаточно информации ему на сегодня.


Дергая его за подол футболки, я ворчу:


— Я не единственная, кто может оказаться с ранами. Если ты не разденешься через пять секунд, я сделаю что-нибудь радикальное.


Он делает вид, что шокирован.


— Ты? Радикальное? Да быть такого не может.


— Бросаешь мне вызов? Поторапливайся!


Он борется около двух секунд, затем сдается с ухмылкой. Встав на колени, Киллиан стягивает через голову футболку, отбрасывает ее и расстегивает ширинку на джинсах.


Разглядывая его великолепный торс в татуировках и пресс, я счастливо вздыхаю. Я уверена, что в моих глазах горят сердечки.


— Ох, милая. Ты такая чертовски красивая, — шепчет он.


— Ты говоришь это только потому, что я пялюсь на твое тело.


— Да. — Он снова хмыкает. — Честно говоря, я обожаю, когда ты так делаешь.


Глядя мне в глаза, Киллиан скользит ладонями вверх по моим бедрам, задирая белую рубашку, пока она не собирается вокруг моей талии. Когда я оказываюсь обнаженной под ним, он облизывает губы.


— Итак, маленькая воришка. Что будет первым? Мой язык или мой член?


Господи. Боже милостивый. Крис Хемсворт с явным голодом смотрит на мое тело.


— И то и другое. Но без акцента. Я хочу тебя, милый. Только тебя. Навсегда.


Темный и страстный взгляд Киллиана снова возвращается к моим глазам. Какими-то невероятными ниндзя-движениями он с молниеносной скоростью вылезает из джинсов и трусов.


— Что? — спрашивает он на мой смех.


— Тебе придется купить мне швейную машинку, чтобы я могла пришить обратно все оторванные пуговицы.


— Все, что ты захочешь, — нежно отзывается он, протискиваясь между моих ног. Я выгибаюсь и вдыхаю, стоит ему войти в меня. — Я исполню любое твое желание.


Киллиан глубоко целует меня, не прекращая толкаться. Я обхватываю ногами его талию и покачиваю бедрами, подстраиваясь под его темп, который медленно нарастает, точно так же, как нарастает давление в моей груди.


Никто никогда не говорил мне, что так может быть. Никто никогда не говорит, что падение — это неправильное слово для состояния влюблённости.


Я не падаю. Я лечу. Я парю. Я плыву по радужным облакам на спине своего пони-единорога, устремляясь далеко в сверкающее голубое небо.


Когда Киллиан стонет, содрогаясь, я шепчу:


— Как думаешь, сейчас подходящее время, чтобы сказать, что я не хочу твоего ухода в отставку? В нашем списке осталось полно плохих парней. Фин и Макс очень разочаруются, если я позволю распустить твою группу.


Он смотрит на меня с недоверием.


— Да, сейчас неподходящее время!


Я делаю движение рукой «закрываю рот на замок».


— Понятно. Прости. Продолжай.


Киллиан смотрит на меня еще мгновение, затем заливается смехом и прижимается лбом к моей груди. Все его тело сотрясает дрожь.


Через мгновение я ворчу:


— Это не так уж и смешно.


Киллиан переворачивается, удерживая руки на моих бедрах, и его твердый член глубоко погружается в меня. Улыбаясь своей фирменной, самодовольной улыбкой, он прижимает большой палец к моему клитору.


— Замолчи, женщина, — приказывает он. — И оседлай меня.


Я улыбаюсь ему сверху вниз, в кои-то веки благодарная за его властность.


Мой красивый, властный, доминирующий гангстер, который оказался чем-то гораздо большим.


ЭПИЛОГ


Спустя два месяца



— Отойди от окна. Ты стоишь там почти час.


— Я жду их приезда.


Посмеиваясь, Киллиан обнимает меня за талию и целует в шею.


— Ты просто не можешь дождаться встречи с ребенком, верно?


Выглядывая из большого окна в гостиной на ранчо Лиама и Тру в сельской местности недалеко от Буэнос-Айреса, я трясусь от нервного возбуждения. Не знаю почему, ведь я не из девушек, которые сходят с ума по детям. Может быть, я старею, поэтому становлюсь такой размазней?


Или, может быть, это потому, что Тру и Лиам решили дать маленькой Марибель второе имя Элизабет. Первое имя в честь матери Тру, второе — в честь моей мамы.


Когда Тру спросила моего мнения, я разрыдалась. Она самая милая и заботливая девушка на свете.


Ну, когда не злится. Поначалу она кажется сдержанной и благовоспитанной, но, если придется, всем покажет свою дерзость.


Черный лимузин поднимается на холм по длинной гравийной подъездной дорожке и подъезжает к дому.


— Ох! Они близко! — Я слегка подпрыгиваю, хлопая в ладоши.


Киллиан сжимает меня в объятиях.


— Пошли. Давай встретимся с ними на крыльце.


Он берет меня за руку и ведет к входной двери. Когда я выбегаю на крыльцо перед ним, он смеется. Я стою на верхней ступеньке и бешено машу приближающемуся лимузину. Киллиан встает рядом со мной, обнимает меня за плечи и целует в макушку.


Ему нравится, что мы с Тру сблизились. За три недели, что мы пробыли у них в гостях, мы стали практически неразлучны. К тому же, Тру моя единственная беременная знакомая. Я засыпала ее вопросами по мере того, как приближался срок ее родов.


Не то чтобы я собиралась сама становится матерью — у меня по-прежнему чешутся руки что-то сделать. Как только мы с Киллианом вернемся в Бостон, мы с девочками начнем планировать наше следующее дело.


С помощью мистера Супершпиона, возможно, у нас даже будет запасной план на случай, если что-то пойдет не так.


Когда что-то пойдет не так. Пора смотреть правде в глаза.


Лимузин останавливается. Лиам выскакивает из автомобиля, ухмыляясь, как сумасшедший. Обходит багажник и открывает другую заднюю дверь. Наклонившись, он берет Тру на руки и идет к нам.


Он несет ее, а она — ребенка. Крошечный сверток розовых одеял с розовой вязаной шапочкой и нахмуренным розовым личиком.


Киллиан фыркает.


— Похоже, маленькая Марибель пошла в своего папочку.


— Господи, прекрати!  — шепчу я. — Ее недавно выдавили из отверстия, размером с десятицентовик. У бедняжки, наверное, болит голова.


Когда новоиспечённые родители оказываются с нами на крыльце, мы все улыбается. Но только не ребенок. Мне кажется, он считает, что попал в кучу дерьма.


— Ребята, она такая милашка!


Тру улыбается мне. Она выглядит уставшей, но счастливой. Очень, очень счастливой.


— Ну разве она не красавица? Я знаю, что я пристрастна, но думаю, что она самое красивое существо, которое я когда-либо видела.


Внимательно наблюдая за своей женой, Лиам тихо говорит:


— Как и ее мать.


Киллиан хлопает Лиама по спине.


— Поздравляю, брат.


— Спасибо.


Они улыбаются друг другу. Я слегка подпрыгиваю на месте и снова хлопаю в ладоши, потому что сейчас самое время вести себя глупо.


Звук моих хлопков заставляет Марибель открыть глаза. Она смотрит на меня, ее сосредоточенность поразительна для такой крошечной мелочи. Цвет ее глаз тоже поражает. Это бледный, прозрачный оттенок зеленого морского стекла, совсем как у Тру.