– Возможно, но я с вами не согласен. Он приехал посмотреть на нас, увидеть меня и моих спутников поближе. Бьюсь об заклад, его люди уже упоминали о нас и этим разожгли его любопытство. Ерунда все это. Что сделано, то сделано. Вы же не ждали, что я буду молча стоять в стороне, пока он вас оскорбляет и откровенно вам угрожает, правда?

– Еще как ждала. Он постоянно это делает.

– Ну так теперь пусть прекращает!

В его голосе зазвенел металл, что заставило Катриону вздрогнуть. То, как сэр Джон разговаривал с ней, рассердило этого мужчину, и это и изумило Катриону, и возбуждало. Она не могла припомнить ни одного мужчины, разгневавшегося из-за дурного обращения с ней. Ее слегка удивляло, что это, оказывается, так по-настоящему привлекательно. Впрочем, вряд ли она успеет к этому привыкнуть и впасть от этого в зависимость. Сэр Бретт ненадолго задержится в ее жизни.

– Это вряд ли. Он мыслит так же, как множество других мужчин, и не собирается ничего менять. Поэтому я и собираюсь сделать все возможное, чтобы не стать женой этого болвана.

Бретт уперся руками в ствол, словно заключив ее в объятия.

– Неужели вы никогда даже не рассматривали такую возможность? Наверняка же задумывались хоть на минутку, представляли, насколько проще станет ваша жизнь, если он и его люди будут вам помогать.

– Никогда, ни на миг! Я хорошо его знаю. Он много раз приезжал в Банулт, когда еще был жив мой муж. А еще я слышу, что о нем говорят его же люди. Пусть мой муж был человеком холодным, мрачноватым и таким благочестивым, что рядом с ним любая монашка почувствовала бы себя грешницей, но характер у него был спокойный, и он никогда не поднимал на меня руку. А вот когда я много лет назад впервые увидела сэра Джона, сразу поняла, что ему ничего не стоит избить жену. И все, что о нем рассказывают, только подтверждает мою мысль – сэр Джон легко впадает в гнев и легко причиняет боль, когда сердится.

Катриона выросла в подчинении такому мужчине и решительно не желала испытать подобное снова. Впрочем, сэру Бретту Марри об этом знать не обязательно. Катриона честно признавалась себе, что ей будет неловко, если он узнает, как она страдала под гнетом властного отца.

Катриона покосилась на руку Бретта прямо у ее головы. Их тела оказались так близко, что она ощущала исходивший от него жар. Переведя взгляд на его лицо, она нахмурилась, заметив, что в его глазах сверкают веселые искорки.

– Думаю, нам пора вернуться в замок, – сказала Катриона, но как бы себя ни уговаривала, ей почему-то совершенно не хотелось двигаться с места.

– Еще минутку.

Он не хотел, чтобы она начала гадать, что сейчас произойдет. Просто взял и поцеловал ее. Слегка прикоснулся к ее рту губами, наслаждаясь мягкостью и теплом. Он тут же понял, что она толком не умеет целоваться, и мысленно обругал ее мужа. Впрочем, исключительно потому, что пожалел ее, но в душе испытал удовлетворение – он может дать ей то, чего никогда не давал муж. Женщина, шесть лет бывшая замужем, но не умеющая целоваться, это женщина, спавшая в холодной постели, и Бретт не сомневался, что сможет отогреть ее.

Катриона задрожала, изо всех сил стараясь стоять спокойно. Прильнувшие к ее рту губы были такими теплыми и на удивление мягкими для такого крупного, сурового мужчины. Он словно гладил ее губы своими, дразнил языком, и внизу живота у Катрионы начало разгораться пламя. Не успев понять, что делает, она обеими руками вцепилась в его сюрко[2] и крепко прижалась к Бретту. То, как он касался языком ее губ, слегка смутило Катриону, но затем она осторожно приоткрыла рот.

Ее охватило потрясение, когда он ворвался языком к ней в рот и начал ласкать его. В жизни своей она не чувствовала себя такой живой, такой возбужденной и одновременно испуганной. Она хотела большего, хотела прижаться к нему еще сильнее, но при этом хотела бежать прочь. Всего было слишком много, слишком неожиданно чтобы выдержать.

Тут Бретт отодвинулся, и Катриона, завороженная, молча уставилась на него. Он чуть склонил голову набок и улыбнулся такой самодовольной мужской улыбкой, что мгновенно вернул Катриону к действительности – так быстро, что даже голова закружилась. Она попыталась собрать остатки достоинства, решительно выпрямилась и резко оттолкнула Бретта.

Одарив его взглядом, который, как она надеялась, точно объяснял, до чего неприлично он себя повел, Катриона зашагала к замку. Она бы с радостью сказала Бретту пару едких слов, но побоялась, что голос ее выдаст и рыцарь поймет, что на самом деле она далека от гнева. По правде говоря, она удивлялась, что вообще в состоянии идти, да еще уверенно, потому что до сих пор дрожала от невероятно сильных ощущений. Катриону никогда так не целовали. Бойд иногда прижимался губами к ее губам, особенно когда ухаживал за ней, но никогда не запускал язык ей в рот. Она бы даже подумала, что этот мужчина задумал что-то неладное, да только видела раньше, что другие тоже так целовались.

Катриона добралась до дома и почти дошла до двери своей спальни, и только тогда сердце ее перестало бешено колотиться, а кровь слегка остыла. Она вошла в спальню и прямиком кинулась к тазу с водой для умывания. Холодная, как раз то, что нужно. Поплескав водой в лицо и окончательно успокоившись, Катриона вытерлась и плюхнулась на кровать.

Разум ее говорил, что больше никаких поцелуев с сэром Бреттом быть не должно, а то, что заставляет кровь так жарко пылать, опасно, и любая женщина, желающая оставаться праведницей, обязана избегать этого. Но всем своим естеством Катриона жаждала повторения. Это страсть. Именно она заставляла Джоан краснеть как девчонку, когда Эйдан ей подмигивал. Именно ее она мечтала обрести в объятиях мужа, а испытала лишь горькое разочарование.

Нужно все хорошенько обдумать, решила Катриона. Думать долго и серьезно. Этот мужчина не собирается оставаться в Банулте навсегда, не будет обхаживать ее и звать замуж, поэтому нужно учитывать, как отнесутся к этим поцелуям ее люди. К примеру, Джоан считает, что она слишком много думает о приличиях, но ведь это важно. Для Катрионы быть лэрдом Банулта означало, что люди должны ее уважать, а они редко выказывают уважение женщинам, готовым целоваться с мужчинами, которые им не мужья и даже не женихи.

Но этот поцелуй заставил ее возжелать куда большего, чем просто еще один поцелуй. Тело томилось и молило о большем. Катриона поражалась – она никогда не думала, что снова захочет лечь в постель с мужчиной, однако сейчас точно знала, чего требует ее тело. И еще она не могла перестать мечтать, каково это, лечь в постель с Бреттом. В общем, необходимо решить, чем она готова рискнуть ради еще одного поцелуя… или чего-то большего.


Бретт ухмылялся, глядя вслед удалявшейся Катрионе. Ее приятно округлые бедра покачивались при каждом гневном шаге. Поцелуй оказался таким сладким, в нем было все, о чем он только мог мечтать. Даже лучше, потому что он ничем не напомнил ему Бренду. Бретт даже не уловил аромата своей прежней любви.

Он несколько раз глубоко вдохнул, освобождаясь от вожделения, затуманившего сознание, и тоже направился в сторону замка. Тело Катрионы Маки таит пылкую страсть, и он хотел испробовать ее всю. Бретт уже задумался, сколько времени потребуется, чтобы соблазнить ее.

И тут к нему внезапно вернулась непрошеная совесть. Он остановился и негромко выругался. Леди Катриона Маки – респектабельная вдова, лэрд и женщина, которую изводит сосед, пытающийся принудить ее выйти за него замуж, чтобы заграбастать ее земли. Нехорошо с его стороны думать о соблазнении подобной женщины. Катрионе и так хватает бед.

Однако его одолевало плотское желание. Бретт сомневался, что сумеет удержаться от нового поцелуя, не прижать это пышное тело к себе, если ему вдруг выпадет еще один шанс. Он попытался успокоить совесть напоминанием о том, что земли этой женщины ему совершенно не нужны, и к замужеству он ее принуждать не будет и занимать место лэрда не собирается – но при этом прекрасно понимал, что соблазнять ее будет нехорошо.

Несмотря на то что Катриона пробыла несколько лет замужем, Бретт не сомневался, что она почти невинна во всем, что касается отношений между мужчиной и женщиной, и это его тоже искушало. Он хотел быть тем, кто подарит ей наслаждение – наслаждение, которого ее благочестивый и холодный муж ей наверняка никогда не дарил.

– Такое бездарное расточительство, – пробормотал он, входя в ворота.

– Какое расточительство? – спросил Каллум.

Бретт обернулся и увидел, что тот прислонился к створке открытых ворот и смотрит на него. А по глазам Каллума было видно, что он наблюдал, как они с Катрионой целовались. И даже намек на гнев. Бретта охватила досада – как тот смеет осуждать его? Но при этом он одобрял порыв Каллума встать на защиту Катрионы.

– Я решил, что муж миледи напрасно потратил годы, проведенные с женой, – объяснил Бретт. – Она назвала его холодным, благочестивым и мрачноватым. Подозреваю, что это описание не только мужа, но и всего их брака. Если я прав, этот мужчина был совершенным болваном, ведь он женился на красивой девушке, в которой нет ничего от этих качеств.

– Однако она хорошая женщина да еще тянет на себе такую ношу, – заметил Каллум.

– Знаю. – Бретт вздохнул и уставился на тяжелые деревянные двери, ведущие в замок. – Но еще знаю, что, имея мужа, она спала в холодной постели, а теперь сосед-ублюдок принуждает ее к новому тягостному браку.

– А ты пытаешься ее соблазнить.

– Пока нет. Я всего лишь поцеловал ее. Да, мне хотелось бы ее соблазнить, но моя совесть борется с вожделением, и что победит, я еще не знаю.

– По крайней мере ты знаешь, что это неправильно.

– Многие так и подумают, но я не уверен, что это неправильно. В конце концов она вдова, и ей уже двадцать пять лет.

– Оно так, и зачастую такие женщины очень хороши для того, чтобы мужчина с удобством натешил с ними свою похоть, но мне кажется, леди Катриона не из них. Не могу назвать ее практичной вдовой, которая готова легко взять себе любовника и чувствовать себя непринужденно.