А я чуть не взвыл от затопившего меня непонятного чувства, скрутившего все внутренности. Она это специально?!

Я не знал. Я уже ни хрена не знал.

Настя с наслаждением пошевелила пальцами ног в тонком капроне, а я глаз не мог оторвать от этих пальцев с красными ноготками. Мне захотелось погладить их, облизать, как долбанному фетишисту. Сложить эти ступни себе на колени, обхватить тонкие лодыжки, пробежаться ладонями по стройным ногам туда, где виднеется разрез на платье, а потом еще выше…

Я шумно вздохнул и поднял голову.

И встретился с потемневшим от желания взглядом.

Она хотела меня. И это пьянило посильнее наркотика. Что бы ни происходило между нами я был уверен в одном — и тогда, и сейчас она хотела меня. Не возможно было подделать такой взгляд. Учащенное дыхание. Запах возбужденной женщины.

Нет, не женщины.

Ее запах.

По которому я всегда сходил с ума.

Лифт тренькнул и открылся. А я едва подавил в себе желание закрыть эти створки и взять ее прямо здесь, на этом пушистом ковре. Под камерами системы безопасности.

Нет, это бред. Я никому не собирался показывать своей слабости. Или ее роскошную задницу, которая в этом платье выглядела умопомрачительно, а уж когда она нагнулась за туфлями, меня и вовсе повело.

Я дошел до своего номера, открыл дверь карточкой и сразу двинулся к бару, даже не глядя, идет ли она за мной.

Идет, куда денется.

Мне надо было притормозить. Выпить. Или я опозорюсь, как подросток.

Я не обернулся на звук закрываемой двери.

Но на шелест снимаемого платья я не мог не обернуться.

Она стояла возле входа, хрупкая и гибкая одновременно, в почти прозрачном белье телесного цвета — будто голая — и чулках на тонких резинках.

Стояла и смотрела на меня… Снова с вызовом?

Я глотнул коньяк. Мне надо было хоть что-то сделать, чтобы не наброситься и не разорвать на ней все эти лоскутки в ту же секунду.

А Настя перешагнула через платье, лежащее на полу невзрачной кучкой, вплотную подошла ко мне, взяла из моих рук коньяк и сделала большой глоток.

А потом просто швырнула бокал за спину, так что он ударился о дверь и раскололся с обиженным звоном.

ГЛАВА 7

Михаил

Не помню, когда я так сходил с ума…

Точнее, помню. Пять лет назад. Когда эта маленькая дрянь действительно была маленькой.

А девочка созрела… По другому и не объяснишь ее совершенные, сумасшедшие, голодные движения. Не имеющие ничего общего с робкой нежностью, которую она демонстрировала раньше. Мелькнула мысль, что ей просто в кайф трахаться — и не важно с кем — но тут же пропала, потому как я уже не мог думать, не мог анализировать.

Она резким движением распахнула мою рубашку, от чего пуговицы хваленой марки разлетелись в разные стороны, и провела ногтями по моей груди — от шеи до пояса брюк.

Даже не заморачиваясь с пиджаком.

Просто процарапала дорожку к моему паху, будто единственное, что ее интересовало — это мой стояк. А потом выгнулась, потерлась о меня всем телом, одновременно запуская руки под одежду, прижимаясь ко мне, ощупывая мышцы спины и кусая меня за подбородок, а дальше и вовсе — привстала на цыпочки, что ли? — впиваясь острыми зубками в мои губы.

Я осатанел от этих действий.

От ее уверенности.

От того, что инициатива снова принадлежала ей — она словно пыталась подмять меня под себя, столкнуть в пропасть, превратить в долбанную тряпку, поставить свою изящную ножку мне на горло и насладиться своей доминантной ролью, которая настолько ей подходила.

Ну уж нет. В это пекло мы полетим вместе.

Я подхватил ее под задницу, впиваясь пальцами так, что наверняка оставил синяки, и быстро прошел в спальню. Где просто бросил на кровать слишком самостоятельную гостью, а потом одним движением, не заботясь о том, что я могу порвать тончайший капрон, стянул с нее чулки.

И привязал этими чулками к изголовью ее руки.

Она не сопротивлялась. Смотрела на меня своими ведьминскими глазами.

В них мелькала насмешка.

— Что, девки не дают тебе просто так — приходится связывать?

Не удержалась ведь.

Сучка. Но восхитительная сучка. Я поймал себя на мысли, что хочу ее чуть ли не больше, чем в прошлом. Раньше я все время боялся сделать ей больно, навредить своими словами или действиями, обидеть. Будто шагал по хрупкому мостику, опасаясь, что напугает то чудовище, что взяло ее под свое крыло.

Не стоило беспокоиться. Даже тогда.

И уж сейчас — тем более.

Мне захотелось затолкать трусы, которые я быстро стянул, ей в рот, чтобы она заткнулась и не смела больше поливать меня грязью, но я не смог. Увидел ее бедра с узкой полоской волос между ними, почувствовал еще явственней запах и влажность и забыл обо всем.

Кроме того, что на сегодняшнюю ночь это все мое.

И что я уже сполна расплатился за то, чтобы обладать ею.

Я втянул носом воздух, а потом резко раздвинул ее колени, опустил голову и впился языком и губами в возбужденную плоть. И сам же застонал от удовольствия и от того, что это потрясающее ощущение мне так знакомо.

Я скучал. Оказывается вот по этому я скучал.

Настя чуть ли не заорала и выгнулась, так, будто у нее совсем не было хребта. Подставляя себя под мои губы еще ближе, вжимаясь своими бедрами в мое лицо. Я не мог отказать себе в удовольствии. Себе и ей. Я с ума сходил от ее стонов, метаний, того, как влажнела ее кожа; изнывал от ее сладости и нежности. От того, как наливаются ее складочки, как пульсирует розовая сердцевина. Я мял, облизывал, покусывал и впитывал каждый ее вздох, каждый удар пятками по моим плечам, каждую, даже мелкую, дрожь, а когда она гортанно выкрикнула мое имя и затряслась в накрывающих ее волнах оргазма, проник в нее двумя пальцами, сходя с ума от ее узости, а потом не выдержал, не дал ей возможность одной пройти этот путь до конца, резко привстал на руках, расстегнул ширинку и вошел в нее сразу на всю длину, ловя губами всхлипы.

Мне достаточно было нескольких движений, чтобы я тоже кончил.

И это был один из лучших оргазмов в моей жизни.

Я повалился рядом, хрипло дыша, вслушиваясь в ее глубокое и тяжелое дыхание, всматриваясь, как дрожат ресницы на щеках.

И потом сам же выругался на себя. На свое желание рассмотреть.

Будто почувствовав изменения в моем настроении, она открыла глаза и повернула ко мне голову.

Во взгляде все еще полыхали угли наслаждения, из которых так легко было раздуть пламя. А она уже готовилась сказать что— то гадкое. Я это почувствовал за секунду до того, как чувственные губы произнесли:

— Все, на что ты способен, ведмедик? Туда-сюда и…

Я заткнул ее рот поцелуем.

А потом разорвал мешающий мне бюстгальтер и искусал не маленькую, но торчащую грудь с каменными сосками. И снял, наконец, всю одежду, чтобы осязать ее каждым миллиметром тела, чтобы наш пот смешался и впитался в кожу друг друга. Я даже не заметил, как она выпуталась из своих оков, но тут же почувствовал это, потому что в мою спину впились острые ногти, царапая меня до крови и доводя до исступления. Я покрывал поцелуями ее лицо, шею, снова возвращался то к ее губам, то к соскам, которые всасывал и грыз, и целовал в сопровождении восхитительных, порочных звуков, что слетали с ее губ. А потом, когда понял, что снова не выдерживаю, перевернул ее, распластал по кровати, прихватил зубами шею, как ненасытное животное, и вошел между ее сомкнутых ног, врываясь в потрясающую узость так, как мы с ней любили…

Блядь, не думать об этом!

Я навалился на нее всем весом, ощущая, насколько она горячая, сладкая, живая подо мной. Глаза закатывались от дикого наслаждения, которым упивалось все мое тело, от того, что она двигается вместе со мной, хрипит, выгибается, голова мечется по кровати, а руки вцепляются в подушку в такт моим движениям.

Я вбивался в нее, как сумасшедший, словно она была живительным сосудом, а я путником, почти сдохшим в пустыне от жажды. И мне все было мало, мало этого единения, я просунул руку под ее живот, прижал еще сильнее, настолько мне хотелось растворить ее в себе, а потом почувствовал, как сжимается она вокруг моей плоти, как мычит, вцепившись зубами в свою руку и приказал:

— Кричи… Кричи для меня…

И вместе с ее криком кончил и сам закричал, будто и не было ничего раньше между нами. Будто всегда было так — по— правильному.

* * *

Как же я ее ненавидел.

Тогда. Только тогда? Я же вычеркнул эту историю из своей жизни, разве нет? Не собирался тратить время на таких, как она, на эмоции, направленные на людей. Слишком бессмысленно.

И в то же время понимал — ненавижу. И это чувство ядом расползается у меня внутри.

Потому что ненавидел ее за то, что она сделала не тогда. А сейчас. Просто поехала со мной и отдалась так остро и разрушительно, много раз — будто я обещал заплатить.

И я не мог не думать о том, скольким мужчинам она вот так отдавалась. Со сколькими орала, изгибаясь в оргазме. Скольких имела совершенно беспринципно — и сколько имело ее?

Я хотел встряхнуть ее, скинуть с кровати, вышвырнуть за дверь…

Но вместо этого смотрел на Настю и не мог не смотреть.

И не мог спать.

А она, утомленная, заснула. Как всегда, на животе, подогнув под себя подушку, с чуть полураскрытыми губами, опухшими от бесконечных ласк, и исцарапанными руками.

Мы были как сумасшедшие — даже не замечали, что наносим друг другу повреждения. А сейчас мне фантастически нравились эти отметины, что я оставил на ней.

Чуть сдернул простынь, которой она была укрыта.

Царапины, синяки на боках — у нее все еще была нежная, чувствительная кожа. Багровые засосы на шее. Лицо чистое, умытое — я лично умывал ее. Залез с ней в душ и намыливал раз за разом совершенное тело и лицо, а потом поставил ее на колени, вбивался в ее рот, выгибаясь от удовольствия до боли в пояснице. И трахал ее стоя, прижав спиной к стенке кабины, чувствуя как заливает вода наши лица, рты, трахал до искр в глазах, до тех пор, пока она не начала всхлипывать от сумасшедшего оргазма.