Она единственная, кого я готов был ждать.

— Нет, это все. Только…пожалуй, перезакажи нам билеты на понедельник.

— Но у вас в этом городе запланировано еще несколько встреч, люди будут разочарованы и…

— Тебе что, заплатили?

Заткнулся. Может и заплатили — уверен, многим хотелось добраться до меня и пообщаться вживую, я ведь часто вкладывался в чужие предприятия, в том числе не в Москве, и немаленькие средства, потому что если мне было любопытно и интересно, я готов был рискнуть.

— Я сообщу вам данные по новому рейсу, — покорно отозвался Костя и чуть ли не поклонился. Я отправил его прочь из номера и налил себе коньяк.

Вот так. Всякие возражения не по делу я терпеть не мог.

С кем мне нужно, я встретился. И на завтра запланировано какое-то местное мероприятие, такая вишенка на торте, от которого я отхватил изрядный ломоть. А остальные обойдутся — я хотел убраться из этого города.

Точнее, часть меня хотела убраться.

Другая часть жаждала разузнать все об этой сучке и расковырять собственные рубцы.

Я стиснул челюсти.

Не буду вспоминать. Не хочу.

Но, против воли, я вспоминал. Не свое прошлое — с ним, я надеялся, покончено. А вчерашний вечер, когда я столкнулся с этим самым прошлым в холле отеля.

Столкнулся с размаху, будто впечатался на скорости в бетонную стену, и пролетел по инерции вперед, ломая ребра ремнем безопасности, потому что подушка не сработала.

Я охренел, когда увидел ее. Такую как она есть сейчас.

Как принято говорить в уродских книжках про любовь? Розовый бутон расцвел?

Тут блядь другое. Будто мягкого мишку изнутри вспорола кукла Барби, которая всегда там пряталась.

Роскошные волосы, в которые захотелось зарыться, как в стог сена, выпирающие скулы и пухлые губы, в которые я готов был впиться ртом, всосать в себя и растерзать зубами на тысячи лоскутков, чтобы не смели больше притягивать к себе все взгляды.

Она была похожа на долбанную золотую статуэтку, символизирующую своими изгибами время. Гибкую змею, способную в один миг обернуться вокруг тебя и если даже не поглотить, то удушить — но смерть в ее объятиях будет бесконечно сладка.

Сука.

Еще и посмотрела сквозь, будто я никто.

Невыносимо захотелось выпить и взять кого-нибудь, подмять под себя и вытрахать из собственного мозга все воспоминания и мысли. Я уже пожалел, что не прихватил никого в эту поездку — сейчас бы просто повалил сговорчивую девку и не маялся. И было бы с кем пойти на завтрашнее мероприятие, чтобы местные «золушки» — все как на подбор в платьях из одного инстаграма — не лезли на меня, как альпинисты на Эверест. С безнадежным упорством и полным похуизмом, что будет происходить на вершине. Им лишь бы флаг воткнуть куда-нибудь.

Покосился на стационарный телефон и нажал нужную комбинацию цифр.

— Господин Веринский? — голос консьержа был сдержан и любезен, как и положено в дорогом отеле.

— Дайте моему водителю адрес какой-нибудь ресторана, где можно вкусно поужинать. И… куда ходят местные…дамы.

Не обремененные комплексами.

Но это договаривать не понадобилось.

Спустя полчаса я заходил в богато украшенный холл. Меня уже встречали.

Что было ожидаемо.

И провели за лучший столик, что тоже было нормально.

А вот чего я точно не ждал, так это того, что увижу ту, что стала причиной моего дурного настроения. Отвернуться бы и забыть, а еще лучше сесть спиной и поманить парочку красоток, что уже расположились за барной стойкой, но я вцепился в нее взглядом, жадно поглощая каждую деталь, так же жадно, как она ела свой ужин. Вгрызаясь в сочное мясо и постоянно облизывая пухлые губы, от чего у меня образовался такой стояк, что я всерьез забеспокоился за сохранность брюк.

Блядь.

Почему я все еще реагирую на нее? Пять лет спустя?

Я же забыл, давно забыл обо всем, что тогда произошло. Вышвырнул из своей памяти, как вышвырнул ее из своей жизни.

Но стоило ей появиться — и я снова нацелен на нее, как снайперская винтовка.

Снова не могу отвернуться.

Ее волосы были собраны в простую прическу, а сама она была в деловом костюме — в субботу-то! — почти без косметики. Но это было сексуальней, чем самое блядское платье на другой женщине. А то как она жадно и вкусно ела, запивая еду кроваво— красным вином из бокала на тонкой ножке, вообще выносило мне мозги.

Я смотрел на нее не отрываясь, как полный придурок, вылупив глаза и чуть ли не приоткрыв рот. Ага, еще бы слюну пустил до подбородка, чтобы завершить эту картину маслом «горбун и эсмеральда».

Хорошо хоть она не видит и…

Блядь.

Подняла голову и встретилась со мной взглядом. И тут же подобралась вся, натянувшись, как струна.

Я не помнил в ней этого жеста, этого движения, когда она сжимается, как пружина, когда руки взлетают не в оборонительном жесте, а будто вытаскивая невидимые самурайские мечи. Она не была такой, она была…

Да что я о ней знал, на самом то деле?

Встала. И совершенно спокойно ушла. Ничуть не дрогнув и не заинтересовавшись ни мной, ни моей некстати проснувшейся жаждой.

Сколько я смотрел ей вслед? Одну минуту, две?

Я идиот, что так себя веду. Мало мне прошлого…

— Вы готовы заказать сейчас?

— Что? — я ошеломленно смотрю на официанта. Да он все это время стоял рядом и рассказывал про блюда! А я даже не заметил.

Я больной.

Еще выслушиваю какие-то угодливые фразы по инерции. Но не заказываю ничего, а встаю и как лунатик иду в ту же сторону, куда ушла она.

Я не знаю, зачем.

Посмотреть на нее еще раз? Спросить какого хрена она оказалась в одном городе со мной? Положить руки на ее горло и сжать изо всех сил, а потом смотреть, как она подыхает, как пытается вдохнуть хотя бы крупицу воздуха, как это делал когда— то я?

Не знаю.

Но иду.

И захожу в холл как раз в тот момент когда она подходит к входной двери.

Рывок — и вот я уже касаюсь ее локтя.

— Ты так быстро уходишь… Разве ты не рада видеть меня, На-астя?

Замирает. Застывает статуей, чтобы тут же ожить и невероятно грациозно развернуться. Я тут же возненавидел ее за эту грациозность. Она превратилась в хищницу — вдали от меня.

А ведь могла бы…

Оборвал свои мысли.

Или они сами исчезли? Утонули в серо-зеленых омутах? Наверное, такого же цвета были болота, в которых ведьмы топили нерадивых путников.

Омуты, в которых вдруг мелькнула злость и что-то непонятное, вроде сожаления.

— С чего бы мне радоваться? — криво ухмыльнулась, — Или ты что-то значишь для меня?

По лицу понял — ничего.

И почему так хреново-то от этого?

— Раньше ты говорила, что значу.

— Раньше я просто не знала тебя… и других мужчин, — равнодушно пожала плечами, а я взбесился.

Дернул ее на себя и рывком утащил за угол, туда, где хотя бы никто на нас не пялился.

— Значит все остальные платили тебе больше?

Вздернутая бровь:

— Ведмедик, а напомни мне, когда это ты вообще мне платил?

Будто дала пощечину.

Помнит это прозвище. Я никому не позволял называть себя всякими пуси-муси. Только ей. Я вообще ей много чего позволял.

Зря.

А она стоит и смотрит насмешливо. И ни капли не боится. Даже не нервничает. И не скрывает больше свою истинную натуру.

Вопреки всему я снова почувствовал дикое возбуждение. Как зверь, который унюхал именно ту самку, которую будет интересно загнать. Такую же дикую и непокорную, как он.

Я внимательно осмотрел ее с ног до головы и облизнулся. Нет, не Барби. И не змея. Пантера, которая одним ловким движением может прибить или исчезнуть. И кто ее сделал такой?

Укол неудовольствия скривил губы.

Я наклонился вперед, вжимая ее в стенку, чувствуя пахом ее бедра и еще больше сатанея от ощущения податливого тела. Приблизил лицо так, что мы вдохнули один воздух на двоих:

— Я трахал тебя бесплатно, ты права. А ты с удовольствием раздвигала ноги…

Что-то мелькнуло на ее лице. Ненависть? И хорошо. Не я один буду ненавидеть.

— Не думай, что я тебе не благодарна.

— Что? — произнес полузадушенным шепотом. Внутри нарастала настоящая буря — та, которую я всю жизнь подавлял в себе, потому что слишком хорошо знал последствия каждой такой выходки.

В висках застучало, а кулаки непроизвольно сжались.

А эта смертница только лениво улыбнулась:

— Ну же, Миша, не делай вид, что не понимаешь, о чем идет речь. Ты так старательно учил меня, и я сполна усвоила все уроки…

Она обхватила меня за шею своими змеиными руками и резко дернула на себя, выдыхая последние слова. А потом прикусила мою губу, проникла горячим языком в рот, одновременно прихватывая за ягодицы, отчего я просто озверел, мечтая взять ее прямо здесь, стоя, у стенки — и плевать на людей, которые ходят вокруг.

— …И весьма эффективно их использую. А ты свою возможность упустил.

Она откинулась назад и прислонилась к стене, разглядывая мой крах через полузакрытые веки. Совершенная и отрешенная, будто секунду назад и не было этого выжигающего душу поцелуя.

— О нет, я всего лишь упустил момент, когда ты начала превращаться в продажную тварь, — просипел, пытаясь восстановить дыхание.

Ее губы снова сложились в презрительную усмешку. Она одним гибким движением, так напомнившим мне нашу первую встречу, выскользнула из под меня, и просто двинулась прочь, бросив напоследок совершенно холодным тоном.

— Ты ведь сам начал лепить эту тварь. Наслаждайся.

А я остался с безумным стояком.

И полным ощущением того, что меня только что уделали и размазали по стене одной левой.