Автор перевода: Ruby_Miller

Оформитель: Оля Грачева

Перевод группы: http://vk.com/loveinbooks

АННОТАЦИЯ

Эпилог романа «Без взаимности» повествует о событиях, происходящих спустя несколько месяцев после воссоединения главных героев, и ставит эффектную точку в самом противоречивом и увлекательном романе года.

 


Мое сердце по-прежнему не просто орган. Оно животное. Хамелеон, если точнее.

Я пыталась, изо всех сил пыталась его приручить. Хотела дать понять, что главная тут я, а не наоборот. Но добиться успеха мне так и не удалось.

Все это перенести было бы куда проще, веди себя мое безумное глупое сердце достойно. Но нет. Прилично вести себя оно не хочет. Сердце трепещет и хочет выпрыгнуть наружу. А всего секунду назад, клянусь, оно билось где-то в районе живота. Затем взлетело к горлу, прежде чем снова опуститься в грудную клетку.

Слушай, успокойся, — говорю я своему встревоженному сердцу.

Мы умрем. Мы точно умрем, — дает мне своей никуда не годный ответ оно.

Мы не умрем. Все будет хорошо. Мы уже не раз это делали.

Да, но немного не так. И потом, что, если в этот раз над нами будут смеяться?

— Черт! Да перестань ты! — восклицаю я.

— Что? — раздается чей-то голос рядом со мной.

Повернув голову, я хмурюсь, а потом улыбаюсь. Уверена, со стороны это выглядит странно.

— А что?

— Ты сказала перестать, — говорит моя одногруппница Джозефина и приподнимает бровь.

— Правда? — поерзав на стуле, я провожу пальцами по обложке своего блокнота. — Хм. На самом деле, я разговаривала сама с собой.

— Ну да, разумеется, — усмехается она и отворачивается.

Мы с Джозефиной не дружим. Отчасти мы с ней враги.

Дело было так. В этом семестре я решила посещать курс, на котором мы должны были совместить художественный вымысел и реальность. Он называется «Превратить жизнь в искусство». И в тот раз, когда мы всей аудиторией работали над сочиненной мной историей, Джозефина назвала ее ничем не примечательной и полной клише. До сих пор помню, как я покраснела и вспотела от злости. Никому — ни единому человеку — не позволено обзывать мои истории клише. Потому что они совершенно не такие! Посудите сами: как часто такое происходит, что студентка влюбляется в женатого профессора?

«Наша любовь — это произведение искусства, Лейла. А искусство люди всегда подвергают оценке. Любят разбирать на составные части. И разрушать. Так было всегда». Вот что сказал мне мой голубоглазый профессор тем вечером, когда я поделилась своей злостью. А когда оседлала и впустила его внутрь, такого большого и сильного, я попросила повторить эти слова. Что он и сделал. С тех пор я ненавижу Джозефину чуть меньше, а Томаса люблю еще больше. Мне кажется, моя любовь к нему растет с каждым днем.

Преподаватель вызывает Джозефину, и когда та встает, то улыбается, будто ждала этого момента всю жизнь. Вполне возможно, так оно и есть. Мы сейчас находимся в баре в Ист-Виллидж, где по пятницам проходят литературные вечера. На них могут прийти студенты учебных заведений всех трех штатов, но право зачитывать вслух свои работы получают только лучшие из лучших.

В эту пятницу пришел черед нашего университета, и читать выбрали нас с Джозефиной. Так что опозориться мне никак нельзя. Я должна держаться молодцом и оставаться уверенной в себе. Более того — мне нужно быть просто восхитительной. Слова, что я прочту, должны быть именно такими, не меньше.

Ладно, мне пора притормозить, иначе я сама себя пугаю. Моему трусливому сердцу и так несладко.

Сев поудобнее на своем стуле возле сцены, я наблюдаю, как Джозефина подходит к микрофону. Она спокойна и улыбается, и, несмотря на активное нежелание, я ею горжусь. Джозефина открывает свой блокнот, немного покашливает и начинает читать. Громко и с нужными интонациями. Я практически чувствую, как все присутствующие дышат с ней в такт. И чем дольше наблюдаю, тем меньше нервничаю. Я смогу. Все, что нужно сделать, — это посмотреть на страницы своего фиолетового блокнота и прочитать написанное. С тех пор как почти год назад начала учиться в этом университете, я делала так множество раз. Это ведь не тяжело. Правда?

Нет, на этот раз все может быть действительно тяжело.

Поэтому, когда меня вызывают, и я встаю, мои ноги начинают дрожать, а колени подгибаться. Клянусь, я даже чувствую струйку пота на задней стороне бедер.

Выйдя на импровизированную сцену и подойдя к микрофону, я провожу пальцем по обложке блокнота. Мне страшно поднять взгляд и обнаружить, что внимание всех присутствующих направлено на меня. Меня до сих пор тревожит мысль, что меня будут оценивать.

Качнув головой, я закрываю глаза и стараюсь подумать о чем-нибудь приятном и вдохновляющем. Я занималась этим весь прошедший год: при мысли, что недостаточно хороша, старалась вспомнить о самом важном и ценном в моей жизни. Например, о том, что появилось в ней благодаря именно мне. И думаю о любви всей своей жизни.

О нем. Об Огнедышащем.

Я представляю его голубые глаза. Этот оттенок ярче цвета неба или воды. А взгляд обжигает пламенем. Потом представляю ухмылку на зовущих к поцелую губах. Томас беззвучно произносит волшебные слова, которые полностью изменили мою жизнь: «Я люблю тебя». По коже бегут мурашки, а тело пронзает электрический заряд. Он меня любит. Именно меня. Разве я могу быть недостаточно хорошей, когда в моей жизни есть взаимная любовь? Любовь, нашедшая отклик в другом.

С улыбкой я открываю глаза и смотрю вперед. И вижу его, воплотившегося прямо из моих фантазий.

Томаса Абрамса.

Он стоит в дальней части бара — единственный. Все остальные сидят за столиками. Возвышается над всеми и кажется огромным. И он самый красивый мужчина на свете.

Ага, точно, — насмехается надо мной мое безнадежно влюбленное сердце.

Зажав в зубах сигарету, Томас стоит прислонившись спиной к бордового цвета стене и слегка опустив лицо. Темные волосы достают до бровей — ему давно пора немного подстричься, но я постоянно его отговариваю. Такая длина волос придает Томасу лихой вид. Он смеется надо мной, но тем не менее отрезать волосы не спешит.

Несмотря на то, что его лицо опущено, обжигающий взгляд Томаса прикован ко мне. Мне кажется, что он мог бы спалить им меня дотла даже на таком расстоянии. Но это не новость. Когда Томас рядом, расстояния перестают иметь значение. Он умеет прикасаться, не тронув меня и пальцем.

Я делаю еще один глубокий вдох, отчаянно желая почувствовать запах сигаретного дыма. Возможно, мне это удается, поскольку спустя секунду я ощущаю себя расслабленной. Беспокойство пропало. Потому что здесь Томас. Впрочем, сердце по-прежнему дрожит и суетится. Но лишь потому, что жаждет выпрыгнуть из груди и броситься к этому стоящему у стены мужчине. Чтобы ощутить, как струйка дыма вырывается из его рта и наполняет мои легкие.

На мою улыбку Томас не отвечает. Все в порядке, меня это не пугает. Ведь его любовь именно такая: грубая и не идеальная.

Подавшись вперед, я говорю в микрофон:

— Привет, я Лейла Робинсон. История, которую я сейчас прочитаю, называется «Поправший правила».

И слова начинают формулироваться легко и свободно. Я написала эту новеллу в дни, когда Томас тонул в раскаянии, а я злилась на него за то, что он меня бросил и заставил чувствовать себя жалкой. Что заставил думать о себе все самое худшее. С тех пор я отредактировала текст и кое-что добавила: например, то, о чем боялась писать и что боялась исследовать. Все это мне не свойственно — обычно я не возвращаюсь к написанному и просто иду дальше. Но эту историю хотелось закончить и сделать ее красивой и уродливой одновременно.

Закончив, я поднимаю голову. Дыхание мое тяжелое; такое чувство, что слова иссякли, и ничего большего я произнести не смогу. Все эмоции выплеснуты. Я опустошена.

Мне жизненно необходимо, чтобы Томас вдохнул в меня жизнь снова.

И мой взгляд снова мгновенно находит его. Он стоит выпрямившись и уже без сигареты, губы приоткрыты, а грудь тяжело вздымается от мощных вдохов и выдохов. Томас переполнен эмоциями. Мы с ним родственные души. Он чувствует то же самое, что и я.

Как только я закрываю блокнот и спрыгиваю со сцены, раздаются аплодисменты. Но сейчас до одобрения слушателей мне нет никакого дела. Мне нужно кое-что другое. Прикусив губу, я улыбаюсь, а потом бегу через весь зал под несмолкаемые аплодисменты, звук которых отскакивает от окрашенных в темные цвета стен.

Томас уже знает, что будет, поскольку, как только я подбегаю и запрыгиваю на него, даже не удивляется. Он прижимает меня к сильной груди, будто именно тут мое место. Будто мое тело — часть его, и когда нам приходится находиться врозь, это какое-то досадное недоразумение.

Мне хочется смеяться от счастья и от ощущения свободы. Чтобы Падшая на глазах у всех побежала к своему Огнедышащему, необходима смелость. Обычно люди любят публичное выражение чувств: держатся за руки и целуются. Но что я, что Томас — нет. Мы не такие. И не делали ничего подобного, когда влюбились друг в друга. Мы даже не знали, когда именно случилась эта влюбленность. Так что да, все это сплошное волшебство.

Томас крепко прижимает меня к себе, а я тяжело дышу, прильнув лицом к его шее, по которой пробегает еле заметная дрожь. Это из-за меня, я знаю. Но все равно не перестаю удивляться, что могу воздействовать на кого-то настолько сильно.

— Здесь нельзя курить, — говорю я.

— Ты что, не слышала? Я ведь попираю правила, — отвечает Томас и сильнее обхватывает меня руками.

Хихикнув, я выпрямляюсь.

— А я думала, у тебя встреча.

В его голубых глаза мерцает сдерживаемый огонь. И желание.

— Должна быть, да.