Янка Рам - Безбашенная

Объяснять Олегу всю эту концепцию с моим быстрым похудением — не вариант. Он разнесет её нафиг, а Саня с Костей точно не успеют ничего переиграть. Не надо было подписываться с самого начала, а теперь уж… В конце концов, скоро все это закончится!

Молчу.

Он требовательно смотрит в мои глаза.

Телефон в его руке трезвонит.

— Я просил тебя пожить пока у меня.

— Это невозможно. Мне нужно учить.

И еще мне нужно не есть.

— После комиссии.

И показа.

— Хорошо… — кивает он, поглядывая на телефон.

Достает из кармана пакетик с кешью. Перекусывает он обычно орехами, если не может позволить себе полноценно поесть. Отдает мне.

— Съешь. Сейчас.

— Ладно…

— Завтра я уезжаю, Жень. В Питер. В воскресенье вернусь. И я хотел бы…

Телефон звонит опять.

— Я могу тебя попросить сегодня приехать ко мне? — протягивает ключи.

Забираю.

— Хорошо.

— Как приличная ведьма, она появляется ровно в полночь, — делает он шаг внутрь квартиры, впуская меня.

— Мы, ведьмы, питаем слабость к эффектным ритуалам, — улыбаюсь я.

Помогает мне снять дубленку. В порыве сжимая мои плечи и тут же отпускает. Всё еще голодный…

Ноздри вздрагивают, взгляд темнеет. В грудь мне бьется его нетерпение.

Я чувствую, что он только «облизался», и для его сексуального аппетита то, что было после его приезда даже еще не аперитив, а так… «глоток воды», перед «пиром», которого он жаждет.

— Увы, сегодня я тебя не покормлю досыта, мой Зверь, — улыбаюсь я. — Хотя… Мы можем немного усовершенствовать навыки моего минета.

— Меня устраивают навыки твоего минета, — ухмыляется он. — У тебя месячные?

— Да?

— На будущее — хищники крови не боятся, — стреляет в меня взглядом. — Но сегодня у нас другие планы.

— Мне кажется, решаю я, какие у нас планы.

— Присядь, — усаживает меня в кресло. — Я хочу договориться об одной принципиальной вещи для меня. Уступи, пожалуйста.

— Я тебя слушаю.

— Всё, что касается секса, я тебе отдал. Пусть пока будет так. Но пойми меня… Ты девочка, а я уже взрослый мужчина, я не могу отдать тебе наш лайф. Когда мы наедине, внутри нашего мира — пожалуйста. Но когда мы выходим как пара за ее рамки, когда речь идет о безопасности, здоровье, общей стратегии, круга нашего общения… позволь мне вести наши отношения.

— Я тебя понимаю. И когда мы выходим, как пара, я отдаю тебе такую власть, если ты будешь умерен с ее реализацией. Но Олег… Концепция свободных отношений остается. Когда мы не выходим как пара — каждый сам по себе.

— Зачем тебе это?

— Скажем так: я хочу оценить свободу.

— Ты хочешь других мужчин? — внимательно всматривается в мои глаза.

— Да, нет… — прислушиваюсь я к себе.

— Зачем? Разве я ограничиваю тебя?

— Ты хочешь это делать.

— Это отношения, Женя. В любых отношениях есть ограничения.

— Как Верхняя, я буду учитывать твои Харды.

— Ты их не знаешь.

— Я их чувствую.

— Озвучь.

— Никого значимее тебя быть не должно. Ты — приоритет. Доверенное лицо. Самый близкий и единственный, кто внутри всех моих Пределов. Это должно быть абсолютно прозрачно и неоспоримо для всех, кто ко мне приближается.

— Еще.

— То, что я делаю — безопасно. И я не связываюсь с криминальными людьми, опасными, беспредельными, нестабильными.

— Еще.

— То, что я делаю не бьет по твоему статусу.

— Еще…

— Ммм… — прислушиваюсь я к своим ощущениям. — Ты в курсе всех деталей, я не скрываю от тебя ни своих приключений, ни своих чувств, чтобы ты мог повлиять на происходящее, если вдруг сочтешь нужным.

— Еще…

— Играться — Софт, трахаться — Хард! — закатываю я глаза с улыбкой.

— Я поражен.

Делаю величественный поклон головой.

— А теперь о безопасности и общей стратегии… Ты устала?

— Часа два я еще в бою! Во что поиграем, Хищник?

— В психоаналитика.

— Ну, давай… — вздыхаю я. — Мазохист.

— Для начала, я хотел бы обозначить несколько тенденций, которые не классифицирую пока, как заболевания. Но считаю, что стоит работать над этим дальше.

— Замечательно. Я слушаю.

— Очень хотелось бы верить, что я сейчас пополню твой словарный запас, но верится в это слабо.

— Таки попробуй.

— В целом, налицо мозаичное расстройство личности, с цикличным обострением. Что симптомы, а что диагнозы — пока не ясно, но отметить можно следующие тенденции: аутизм, социопатия, деперсонализация и расщепление личности, автоматизмы, парафрения, культурная геттоизация, параноидальный психоз, сексуальные извращения пока опустим.

— Добавь игроманию и нарколепсию. Сексуальные ты опустил, но я бы не стала игнорировать эксгибиционизми и парафелию. Для общей клинической картины.

— Парафелия?

— Я возбуждаюсь от неестественных вещей, не связанных напрямую с сексом.

— Например?

— Опасность, азарт, сложные игровые ситуации… Много всякого.

— Эксбиционизм…

— Ну да…

— В какой форме он возник?

— Долгое время мама пыталась навязать мне стыд за обнаженность. Я не понимала почему обнаженное тело — это плохо или стыдно.

— Ты не испытывала стыд?

— Только уязвимость и множество эмоций окружающий. Очень разных. Мне было интересно. Мне казалось обнажение — это инструмент изучения окружающих. Мне и сейчас так кажется. Но в детстве, в какой-то момент маму взбесило мое нежелание перенять ее стыд, и меня начали лупить за то, что я не испытываю стеснение обнажаясь тогда, когда хочу. Внутренний конфликт реализовался в навязчивый кошмар. Меня преследовал сон, где я оказываюсь абсолютно раздетой среди толпы незнакомых людей. И я начинала испытывать ту эмоцию, что транслировала мама. Она мне не нравилась. Этот сон меня выматывал. И я решила его победить.

— Как?

— Я разделась и пошла на улицу.

— Что? Сколько тебе было?

— Шесть.

— Черт… — крутит он ручку. — Очень жаль, что я игнорировал периодизацию детской психиатрии. Шесть… Шесть…Ты осознанно пошла раздетой на улицу в шесть?

— Да. Это была терапия. Я себя решила так вылечить от этого сна. Периодизация тебе сейчас никак не поможет, потому что у меня было опережение психологическим возрастом физиологического. В шесть я уже была очень взрослым ребенком. Обычно, исправь, если я ошибаюсь, аналитический отдел мозга, который отвечает и за абстрактные формы мышления, начинает полноценно функционировать к девяти, так?

— Так.

— У меня, как у аутиста, он работал с самого начала. Я все время анализировала, сколько я себя помню. Я абстрагировала свои выводы в тезисы. Обобщала. А помню я себя с десяти месяцев.

— Удалось? Твое прилюдное обнажение купировала навязчивые сны?

— Удалось.

— Тебя наказали?

— Меня наказали, но это был последний раз, когда меня наказали за это.

— Потому что ты больше так не делала?

— Потому что я сказала, что буду выходить каждый раз голой, если меня будут за это наказывать и что мне понравилось. На следующий день, я как обещала вышла опять. После этого у мамы была истерика, так как моя спина и задница были располосованы ремнем. И окружающие увидели меня не только голой, но и избитой.

— Ты делала это намеренно! Дрессировала их.

— Конечно. Родители меня бесили своими слабостями и невозможностью относиться к происходящему открыто. И я бесновалась. Страх и боль были уже разделены. Поэтому я могла пережить свои наказания отстранено.

— Что было дальше?

— Мама замолчала про стыд, и я прекратила делать так.

— Но тебе реально понравилось обнажаться?

— Да, мне реально понравилось. Я наелась эмоций.

— Откуда ты взяла этот инструмент работы над собой?

— Когда мне было два. Я четко ощущала под своей кроватью некое существо. Существо нехорошее, с низкими вибрациями. Дух, домовой… не знаю. Когда я засыпала он визуализировался в нечто похожее на клоуна из "ОНО". Это я уже сейчас могу сказать. Тогда он был для меня просто паукообразным клоуном. Короче, он доводил меня до ужаса. И в какой-то момент, я устала его бояться. И я взяла подушку и пошла ночью спать к нему под кровать. Ужас усилился на несколько минут до панической атаки, но я не позволила себе сбежать и расслабилась, пытаясь отдаться тому, что чувствую. В какой-то момент, интенсивность эмоций зашкалила и они сошли на "нет". Я была с ним очень близко и вдруг поняла, что он не может причинять мне никакого вреда, кроме как вызывать этот ужас. Мне показалось это глупым, и я уснула под кроватью. После этого он исчез.

— Без комментариев, — хмурится Олег. — В два?

— Может, два с половиной… — кручу я в воздухе рукой.

— Дальше. Игромания?

— Я стараюсь это контролировать. Но я не могу остановиться, когда расклад кажется мне очень азартным. Мне сносит башню от красивой игры, я ее продолжаю в ущерб себе. Это в масштабной форме. В мелкой… я могу не несколько суток пропасть за новой игрой. Когда я западаю, я не ем и не сплю, практически. Я не осознаю, что происходит вокруг, и я испытываю выраженную агрессию и раздражение, если кто-то пытается меня прервать. Как только я полностью выкупаю алгоритмы игры, я торможу сама.

— Да, это игромания.

— Я и говорю.

— Нарколепсия.

— Тут неоднозначно. Я пока не могу определиться к чему отнести, к автоматизмам или нарколепсии. У меня часто повторяющийся сонный паралич в сочетании с паническими атаками.