— Привет Чеширский. Занят?

— Неа… кинчик смотрю.

— Поехали, тусанемся?

— Через час заеду.

Чеширский — бесперебойный! Никогда не отказывает мне.

Час…

Мне хочется полежать, а раздеваться не хочется, и я делаю пару шагов к комнате, ложась на спину на ковер. Закрываю глаза. Телефон в моей руке трезвонит. Отключаю.

Через несколько минут долгий звонок в дверь.

Не хочу…

Слышу, как психованно он несколько раз лупит по ней.

— Женя, открой!!

Не хочу…

Звонит еще несколько раз.

Включаю обратно телефон. Наушники…

Чувствую раздражение. Не на семьсот двенадцатого. Конечно, нет. На то, что какие-то цифры могут менять мои планы. И года два еще будет так.

И через некоторое время…

Семьсот двенадцатый: Жень…

Семьсот двенадцатый: Женя!

Семьсот двенадцатый: Да, Женя! Я передумал…

Маньячка: Я тоже.

Семьсот двенадцатый: Извини за реакцию. Выбило. Давай еще раз. Пожалуйста.

Маньячка: Я подумаю. Надумаю — напишу.

Семьсот двенадцатый: Я буду очень ждать. Извини…

Глава 4 — Когда всем больно

— Как-то так, — истерично посмеиваюсь я, заканчивая эпопею про семьсот двенадцатого.

Крис хохочет…

— А дальше?

— А всё! — развожу я руками. — Пришлось выплюнуть, не распробовав толком.

— Так, а с кем ты ночью тусовалась?

— С Чеширским…

— То-то я смотрю, он вареный опять. Детка с завтрашнего дня опять уходим в аврал. Ты помнишь?

— Аха…

— Проконтролируй Ожникова, чтобы не бухал.

У нас грандиозный трехчасовой показ от нескольких европейских домов моды. Потом пресс-конференция, фуршет… Телевидение… Короче, будет не вдохнуть!

— А что у тебя с документами?

— Полный абзац, — вздыхает она. — Не вовремя Олег сбежал. Не представляю, как это разгрести без штрафов и взяток. Никогда этим не занималась, всегда он. И я даже не знаю, куда бежать, связи все у него.

— Он что не оставил тебе номера своего?

— Оставил. Но очень выразительно просил не звонить. Даже если гореть все будет синим пламенем. И с фотостудией тоже… одну камеру убила Полина, зонт сорван, какой-то узкоугольный объектив не могут найти. Короче… — качает она головой. — Но ты, детка, не заморачивайся пока. У тебя еще целые сутки каникулы. Оторви башку своему семьсот двенадцатому! Расслабься.

— Думаешь?

— Что тут думать? Хотя бы в качестве разовой акции, чтобы понимать разницу.

— Я правильно понимаю, что это твой реверанс Аронову?

— Ну… — хитро прищуривается. — Иногда, чтобы оценить одного мужчину, нужно попробовать другого. Я хочу, чтобы ты оценила. И когда он вернется к твоим ногам, сомнений у тебя не возникло.

— А если я не хочу оценивать? Если я просто хочу…

Чего я хочу, я не могу сформулировать даже себе.

— Чего?

— В моем мире солнечное затмение, Крис. Я хочу побесноваться. Моё солнце больше не вызывает ожогов, и мои бесы хотят на свободу.

— Отпусти… Но в рамках разумного, малышка! Чтобы мы потом тебя днем с фонарями не искали.

— Я подумаю.

Выхожу от нее, набираю Семьсот двенадцатого.

Прижимаю телефон плечом к уху.

Завариваю Ожникову ромашковый чай с мятой. Несу. Желудок у него опять…

И я вспоминаю, как вздыхал Олег, на мои попытки полечить его боли травками. Рак желудка?..

— Женя? — слышу в трубке голос Димы.

Нет, нет… Семьсот двенадцатый!

— Привет.

— Привет…

В кабинете Чеширского пусто. Оставляю кружку с чаем у него на столе. Забираю его, с крепким кофе, уношу.

— Ну, что там у тебя? Опять душевные метания, моральные принципы, переживания? Или ты закрываешь глаза на все нюансы, выхватывая часа на три маньячку, секс и рок-н-ролл?

Мой телефон разряжено пиликает. Сейчас отключится!

— А почему всего лишь на три?

— У меня нет времени на торги. Три.

— Окей!

— Сейчас скину адрес, забери меня через час. Будь вкусным, не слишком сладким, с минимальной дозой ванили, немного красного перца приветствуется. Я голодна…

Выключаю вызов.

Скидываю ему адрес, захожу по дороге к Томилину.

Он гримирует Лору. У нее сегодня фотосет.

— Привет.

Падаю в соседнее кресло.

— Привет, детка. Носик попудрить?

Костя как всегда безупречно отшлифован. И мне даже на секунду становится стыдно за собственную помятость. Но так как спали мы с Ожниковым всего три часа и у него… Косметички у меня с собой не оказалось, чтобы хоть как-то заретушировать наши ночные гульки.

— Да! Через час я должна быть красоткой. Сделаешь?

— Тяжелый мейк? Для фотосъемки?

— Нет, максимально легкий. Чтобы естественно, но ярко и вкусно.

— Я сегодня в вебинаре участвовал, кстати. По новым тенденциям применения блеска. Вот на тебе и опробуем. Умывайся…

Ставит он передо мной тоник и ватные диски.

Отпускает Лору.

Под глаза лепесточки с какой-то штукой, похожей на пудру.

— Что это? — размазываю по пальцам.

Эта штука всегда мгновенно снимает любые отеки под глазами.

— Это секретный компонент! Никто не должен знать!

— Ну Кость!!

— Скажу по секрету. Но ты не должна никому распространяться.

— Я - могила!

— Это свечи. Анальные. От геморроя.

— Чего?..

— Там есть лимфодренажный препарат быстрого действия. Он очень быстро отводит лишнюю межклеточную жидкость в лимфоузлы. И если покупать аналог в косметологии это выходит в двести-триста раз дороже, чем если купить обычные свечи. Так как есть он только в одном очень дорогом бренде. А эффект аналогичный. Зачем переплачивать?

— Ну да… — хихикаю я. — Отличное средство!

— Вауля! — снимает он лепестки.

Под глазами все идеально!

— Ты со своим не помирился?

— И не собираюсь.

— А что произошло-то?

— А как в старом анекдоте… Мужчины нетрадиционной ориентации делятся на две категории. Геи и пидо*асы… Так вот он не гей.

— Аааа… — начинаю угорать я. — Костя я тебя люблю!

— Не улыбайся… — обводит мои губы.

— Не могу…

— Не болтай!

Через полчаса от моей легкой помятости не остается и следа.

Костя проходится по моим волосам горячим утюжком, придавая объем какой-то сухой бесцветной пудрой.

Надеюсь хотя бы это не анальные свечи! — опять начинаю я угорать.

— Вау… — смотрю на себя в зеркало. — Нереальные вещи умеешь ты делать с девочками!

— Ты идеальная модель. На тебе можно нарисовать абсолютно все. У тебя такая плотная ровная кожа, что тебе не страшны никакие оттенки — ни теплые, ни холодные. Она просто их не отражает.

Отпускает меня.

— Всё, беги, сноси башни мужикам. Приятно участвовать в этом хотя бы косвенно!

Отправляю ему воздушный поцелуй.

Крис ставит у охранников все на сигнализацию, мы ее ждем. Ожников больше не хмурится от боли, Лёха ждет Крис, это значит они опять помирились, а меня ждет сегодня что-то новое и настроение просто «вау»! Я себя отпускаю в это плавание! И черт с ним пусть будет Дмитрий Морозов, а не Семьсот двенадцатый.


Вылетаем веселой кучкой из здания.

Целую на прощание Крис, Ожников дергает меня за край куртки.

— А обниматься?

Повисаю на пару секунд у него на шее.

— Кофе не пей…

— А водку можно?

— Без меня — нет!

— Завтра стартуем! — напоминает всем Крис.

Разворачиваюсь, выхватывая взглядом под светом фонаря своего семьсот двенадцатого.

И запахивая на ходу куртку, ускоряюсь в его сторону. Ветер бьет в лицо…

С каждым моим шагом порхающее ощущение в груди, которое он выдал мне после поцелуев нарастает, смешиваясь с предвкушением более серьезных блюд.

Это хорошо…

Он достает огромный букет роз с заднего сиденья.

Ооо… Надеюсь это последняя щепотка ванили в предстоящий вечер!

Забирая, влетаю в его объятия.

На холодном ветру его горячие губы прекрасны! И закрывая глаза, я растворяюсь в его желании, кипении, порхании…

Да, да, да!!!

Его пальцы сжимают мою попку так требовательно, что бедра почти мгновенно сводит от возбуждения.

Через свои брючки я чувствую, как упирается мне в живот его член.

Мне любопытно… Какой он будет?

Главное, чтобы не больше, чем у Аронова!

— Добрый вечер, Женечка!

В моей голове короткое замыкание и наши губы притормаживают.

Внутренности тут же сжимаются в комок.

Медленно разворачиваюсь в Диминых руках, расцепляю их.

— Олег?..

Я не узнаю его глаза. Обычно спокойные… сейчас из них фонтанирует ядом!

— Новая помада… — смазывает остатки помады с моих губ большим пальцем.

В моей пустой голове продолжает щелкать холостыми.

— Новая игрушка… — кивает на Димку.

Я чувствую, как он ожесточается, словно увеличиваясь в размерах и закрывая собою свет.

Затмение не только в моем мире.

— Как развлеклась, детка? Расскажешь? — губы изгибаются в жестокой ухмылке. — Все горячие подробности, м? Соскучился по твоим сказкам.

Чего происходит, вообще? — хлопаю на него глазами. — Что он несет?

— Олег…

Чувствую, как меня зажимает между ними в сильных ревностных болезненных чувствах. Легкие сдавливает!

И они нарастают, нарастают, нарастают!! И меня раздавит сейчас!

— Поехали, домой, Женечка, — прорывает вдруг из него совсем другое, наше, глубокое, болезненное. — Я очень устал и соскучился. Не могу больше…