Л. Шэн - Бездушный

Я молча кивнула.

– И что?

– А то, что именно с ним мы сейчас увидимся. И мне нужно, чтобы ты поскорее пришла в себя. Ты что, пьяна?

Это уязвило меня, но я выгнула бровь и натянуто улыбнулась.

– Вишес, пожалуйста. Давай все решим полюбовно. Подумай о детях, – поддразнила я.

Но он не оценил моей шутки. Нахмурившись, он отодвинулся в сторону, позволяя мне выйти за порог. Я чувствовала, как его взгляд прожигает мне спину, а затем раздалось его тихое бормотание:

– К дьяволу детей. Я готов все простить ради этой задницы.

* * *

Как только мы оказались в машине, Вишес поднял стекло, отделяющее нас от водителя и блокирующее все звуки. Я отвернулась к окну, в котором мелькали бутики, художественные галереи и спа-салоны, украшенные к Рождеству. Но сейчас главная улица сливалась в одно разноцветное пятно из гирлянд. Вот он, центр Тодос-Сантоса, где я собирала пустые воспоминания, как старые чеки. Я дыхнула на окно, а затем несколькими взмахами пальцев нарисовала на стекле печальное лицо женщины. А дождь, стекавший по стеклу, стал ее слезами.

Тишина давила, машин становилось все больше, а дождь все усиливался, пока мы пробирались через центр города. Люди спешили купить еду и подарки или попасть на рождественский концерт.

– Ты собираешься разводиться? – наконец спросила я.

А затем повернула голову и посмотрела на Вишеса. Его внешний вид вполне соответствовал образу богатого юриста по финансовым вопросам. Я же надела синее бархатное платье в ретростиле вместе с серебристыми легинсами и ковбойскими сапогами.

– В каком-то смысле да, – задумчиво произнес он, продолжая пристально смотреть в окно.

Вишес ненавидел этот город. Как и я. Но если у меня находились на это причины – постоянные издевки, насмешки и травля, – то его-то тут практически считали королем. Так что меня удивляло его отношение.

Как только его слова повисли в воздухе, сердце забилось сильнее. Он был женат?

– Хочешь поговорить о ней? – тихо спросила я.

Он усмехнулся и потряс головой. Я же закрыла глаза, чтобы не позволить его голосу проникнуть в мое сердце. Ему там не место.

– Она заслужила подобную участь. Я собираюсь разорвать отношения с Джозефиной. Отцу немного осталось. И я хочу защитить свои активы и деньги от его жены-золотоискательницы.

У меня в буквальном смысле отвисла челюсть. И именно в этот момент ко мне повернулся Вишес. Мы встретились взглядами.

– Зачем? – выдавила я.

У меня возникло нехорошее предчувствие, что это только малая часть истории. И еще более нехорошее предчувствие, что он втянет меня в эту войну. А я не могла позволить себе принять чью-то сторону. Ведь родители работали на Джозефину Спенсер.

– Из-за завещания. Отец никому из нас не сказал, что в нем указано. Джо считает, что сможет оспорить его и доставить мне неприятности, потребовав часть состояния Спенсеров. Но какое бы дерьмо там ни понаписал отец, Джо придется поумерить свой пыл.

– А чего она хочет? – уточнила я.

Вишес пожал плечами.

– Полагаю, все, что сможет получить. Особняк. Несколько объектов недвижимости в Нью-Йорке. Пляжный домик в Кабо. Несколько инвестиционных счетов, которыми управлял отец на протяжении нескольких лет.

Он произнес это так небрежно, словно речь шла о сущих копейках. Но у меня просто не укладывалось в голове такое богатство. Мне в жизни не накопить и сотой доли этого.

– Но разве этих денег не хватит на всех? Разве имеет значение, сколько миллионов у тебя на счету, тридцать или пятьдесят? – Мне никогда не узнать ответа на этот вопрос на личном опыте.

Вишес снисходительно посмотрел на меня, а затем на мгновение прикрыл глаза. Видимо, так он пытался сдержать свое раздражение из-за моих расспросов.

– Речь идет о сумме больше, чем пятьдесят миллионов. Но даже если бы на кону стояли пятьдесят центов, она не заслужила и их. И это подводит нас к разговору о том, почему ты здесь.

Как только он произнес эти слова, лимузин остановился перед прекрасно знакомым мне домом.

Как и большинство зданий в Тодос-Сантос, дом, где вырос Дин, больше походил на особняк, но был все же немного скромнее, нежели дворец Спенсеров. К тому же он обладал определенным стилем. Ну, знаете, тем, который делает дом похожим на дом. Его наполняли краски, живопись и свет. Много света. Снаружи и внутри. Рождественские украшения. Конусообразная ель, олени и снежинки, освещенные гирляндами и завораживающие своей красотой.

Увидев все это, мы на несколько секунд замерли и оба замолчали.

Дин. Я редко вспоминала о нем, но если это и случалось, то только с нежностью. Он был хорошим парнем. Придурком, скрывавшим свои истинные чувства и мысли за широкой улыбкой. Шутником, шутом и клоуном. Я так и не разобралась, весельчак он или угрюмый. Умный или глупый. Амбициозный или ленивый. Он тщательно скрывал свое истинное лицо. И даже за учебный год, который мы провели вместе, я так и не поняла, какой он на самом деле.

К счастью, Дин, судя по словам Вишеса, сейчас находился в Лос-Анджелесе, так что я могла немного расслабиться. Мне не хотелось бы сегодня столкнуться со своим бывшим.

И все же в глазах Вишеса отражалась какая-то настойчивость, пока он пристально смотрел на меня. А я поймала себя на том, что сжимаю ноги и бедра, испытывая болезненное удовольствие от его пристального взгляда.

– Я хочу, если это понадобится, чтобы ты сказала Джозефине, что готова дать показания в суде против нее. Что я рассказал тебе, как она старательно отравляла наши отношения с отцом. Что, желая избавиться от меня, она подговорила отца отправить меня в школу-интернат в Виргинии, а затем заплатила одному из учителей, чтобы тот выставил меня жестоким и неуправляемым. После этого она отправила ко мне своего брата Дэрила, который бил меня всякий раз, стоило мне выказать недовольство. А когда меня исключили из школы, ее брат приехал вслед за мной сюда и продолжил свои воспитательные методы. И все это время Джо твердила, что я сам причиняю себе боль. И это продолжалось годами.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица и шеи, пока всматривалась в его лицо.

– Это правда? – судорожно сглотнув, выдавила я.

– А разве для тебя это имеет значение?

На протяжении многих лет я прокручивала в голове разговор, который подслушала возле библиотеки. И думала о человеке, с которым тогда разговаривал Вишес. Дэрил. Я тысячу раз вспоминала ту сцену, и до этого момента считала, что тогда именно Вишес был хозяином положения. Сильным, уверенным противником.

И мне с трудом верилось, что такой парень, как он, мог стать жертвой жестокого обращения. Неужели это происходило в действительности? Было ли хоть что-то из сказанного им правдой?

– Никто не поверит, что ты мне все рассказал, – возразила я. – Мы никогда не были близки.

– Но Цветок и Мрак были. – Он впился в меня взглядом. – Директор Фоллоувилл хранит записи каждого пука, выпущенного в коридорах школы, пока она царствовала там. И у нее есть доказательства, подтверждающие это.

Цветок и Мрак. Впервые за много лет он признал это, признал нас. И от осознания этого по горлу разлилась горечь. Мне всегда казалось, что, если мы будем откровенны друг с другом, все станет совершенно по-другому. Не таким… грязным.

– Ты говорил, что мне не придется делать ничего противозаконного. А лжесвидетельство к этому никак нельзя отнести, Вишес. Оно совершенно точно незаконно.

– Что ты знаешь о лжесвидетельстве?

– Нам с Рози очень нравится сериал «Закон и порядок». Так что я знаю достаточно, – пробубнила я себе под нос.

С его губ сорвался тяжелый вздох.

– Ну, за те деньги, что я тебе плачу, можно и под пули полезть, – возразил он.

Но с тех пор, как мы столкнулись в баре «У МакКоя», мне больше не нравилось, как он смотрел на меня. Не потому что пугал, а потому что казался грустным. И я не могла этого вынести. Я испытывала физическую боль, когда замечала скорбь в его темно-синих глазах.

– Кроме того, – продолжил он, – я не собираюсь доводить все до суда. Так что тебе не придется выступать под присягой и давать показания. Просто постарайся убедить Джо, что ты готова это сделать. Поверь мне, она не станет оспаривать завещание, если ты заявишь, что все знаешь.

Так вот почему в помощники он нанял меня, а не кого-то другого. Ему требовался кто-то, кто, по мнению Джозефины, сможет узнать его достаточно хорошо, чтобы эта история казалась убедительной.

Но на самом деле я ничего не знала. Вишес просил меня солгать.

Я покачала головой и схватилась за ручку двери.

– С чего ты решил, что я стану лгать ради тебя? Что я сделаю это, даже будь это правдой?

Он моргнул, а затем улыбнулся и открыл свою дверь. Из его глаз пропала печаль. Теперь они казались пустой, хоть и красивой оболочкой, как и весь он.

– Потому что я так сказал, Служанка.

Эмилия

Дом Дина ничуть не изменился. Все такой же большой, уютный, гостеприимный и прекрасно подходящий к образу богатенького парня, который когда-то тут жил. Пройдя мимо украшенной гирляндами рождественской ели размером с мою нью-йоркскую квартиру, мы пересекли коридор и остановились у большой дубовой двери. Я впервые окажусь в кабинете Илайи Коула. Я не представляла, как много он знал о причинах нашего расставания с его сыном. Но если ему известна вся история, это поставит меня в неловкое положение.

Илайя слегка постарел, но в подтяжках и с галстуком-бабочкой напоминал старшеклассника или учителя из фильмов о Гарри Поттере. Он всегда доброжелательно относился ко всем, никогда не грубил и не вел себя покровительственно, как и остальные жители города.