– Да ну.

– Именно на нем я и пытаюсь увидеть тебя весь день. Где ты хочешь набить татуировку? Я не хочу, чтобы она помешала мне трахнуть тебя.

– На задней части шеи, – ответила Эмилия. – Не волнуйся. Она будет совсем крохотной.

Я кивнул, а мой член дважды дернулся. Видимо, она получила и его одобрение.

– Давай сделаем тебе татуировку.

* * *

Мне несказанно повезло, что в приемной почти не оказалось народа, хотя этот салон считался одним из лучших в городе. Я не знал, почему Эмилия решила взять меня с собой, отправившись за первой татуировкой, но, я буду последним куском дерьма, если скажу, что это не возбудило меня.

Высунув кончик языка и наморщив нос, она рисовала набросок татуировки на трафаретной бумаге у стойки. Рядом, прислонившись к барному стулу, стояла девушка-гот. Она смотрела на нас так же, как и большинство людей. Словно Эмилия похитила меня или словно я был ее здравомыслящим братом. Мы выглядели настолько по-разному, что это казалось почти комичным. Я – засранец, окруженный аурой богатства в сшитом на заказ костюме и дорогом пальто. И она – в бордовом свитере, шапочке, легинсах с рождественским узором и армейских ботинках.

Когда Эмилия закончила и показала девчонке свой рисунок – она даже успела разукрасить его, – та кивнула и отнесла его в дальнюю комнату. Увидев, как Эмилия покусывает карандаш, которым только что рисовала, я забрал его и сунул себе в карман.

– Эй, это же не наш карандаш, – запротестовала она.

– А ты думаешь, он им нужен после того, как ты обслюнявила его? – поинтересовался я.

– Ох. А тебе, значит, нужен? – усмехнулась она.

Но я ничего не ответил на ее чертовски нелепое заявление.

А через мгновение, отодвинув виниловую занавеску, из дальней комнаты вышел с ног до головы покрытый татуировками парень с черной козлиной бородкой и длинными волосами. Он кивнул нам в знак приветствия.

– Меня зовут Шекспир. Как дела?

Мы пожали друг другу руки, и он принялся обсуждать детали с Эмилией. Поскольку она делала татуировку впервые, то он рассказал ей все в мельчайших подробностях. А я мысленно спрашивал себя, когда уже это, черт побери, закончится. Казалось, прошло уже несколько дней с тех пор, как мы решили перепихнуться.

Шекспир – козлиная бородка которого действительно делала его похожим на драматурга Елизаветинской эпохи – спросил Эмилию, не хочет ли она, чтобы я отправился с ними в комнату.

– Ну… – начала она.

Но я понял, что ее ответ меня не устроит, поэтому ответил за нее:

– Я иду с вами.

Татуировщик ничего мне не ответил и, опустив подбородок, перевел взгляд с меня на нее.

– Я его не пущу, если ты не хочешь.

К черту его. Его слова прозвучали так, словно Эмилия была забитой женой.

– На самом деле меня не слишком заботит, присоединится он к нам или нет. Но знаю, как он любит смотреть, как я страдаю.

Она подмигнула мне, но на лице не мелькнуло и тени улыбки, отчего у меня в груди что-то сжалось.

И ее тоже к черту.

Мы вошли в комнату с черно-белым полом, красной мебелью. На стенах, в рамках, красовались эскизы татуировок, сделанных Шекспиром. Он оказался хорошим мастером. Мне хватило и пары мгновений, чтобы оценить его работы.

Положив свой айфон на стол, Шекспир опустился на вращающийся стул перед регулируемым столом, на который уже забралась Эмилия.

– Что хочешь послушать? – подмигнув ей, спросил он.

Я отрежу его гребаную козлиную бородку и скормлю ему.

Когда Эмилия выбрала «Nightcall» диджея Kavinsky, татуировщик подсоединил к телефону USB-кабель, и из каждого угла комнаты полилась музыка. Повернувшись, Шекспир попросил Эмилию снять свитер и лифчик, а затем лечь на стол животом и убрать все волосы со спины.

Она тут же приподняла свитер, впервые оголив передо мной свою шелковистую оливковую кожу. В это мгновение мой член взял верх над разумом, призывая сделать что угодно, лишь бы заманить ее на третью базу.

И как только Эмилия повернулась ко мне спиной и потянулась к застежке лифчика, я не выдержал.

– Возьми мою кредитку, – выпалил я и, вытащив из кармана бумажник, протянул Шекспиру свою карту. – Можешь тратить деньги на что угодно. Просто дай нам десять минут побыть наедине.

Шекспир открыл рот, но не забрал у меня карту, а просто переводил взгляд с меня на Эмилию, которая стояла с таким же, если не больше, потрясенным выражением на лице. Но я уже не мог забрать свои слова назад, да и не собирался этого делать.

Ну же, Козлиная бородка. Разворачивайся и проваливай.

– На что угодно, – напомнил я, сохраняя равнодушное выражение на лице. – Иди и купи себе новый стул. Или стол. Или чернила. Все, что может понадобиться тебе для работы. Считай это подарком. Можешь заказать еду для всех работников в здании. Или купить кровать бродячему коту, чтобы он мог туда напрудить. Я даю тебе свою кредитную карту, чтобы ты ушел и оставил нас вдвоем на десять минут.

– Твой парень всегда такой настойчивый? – поинтересовался он у Эмилии, при этом так выразительно выгнув бровь, что во взгляде явно читалось: «Ты хочешь, чтобы я ушел и оставил тебя наедине с этим засранцем, или мне следует вышвырнуть его на улицу и вызвать полицию?»

Сладкий смех южной красавицы наполнил комнату, пронзая меня желанием насквозь.

– Он не мой парень.

Шекспир вскинул бровь.

– Тебе следует сказать ему об этом. Кажется, он считает иначе.

Фыркнув, я сунул карточку в его пухлую руку и сжал его потные пальцы.

– Послушай, доктор Фил, сходи-ка проветрись.

На этот раз Шекспир меня послушал, и, как только за ним закрылась дверь, мы с Эмилией остались одни. Прижимая свитер к обнаженной груди, она уселась на стол и улыбнулась мне.

– Третья база? – спросила она и прикусила нижнюю губу.

Я кивнул и медленно, старательно сдерживая себя, приблизился к ней. Мне не хотелось набрасываться на нее, словно маньяк. Нет, я безумно ее хотел, но при этом боялся отпугнуть. Только не после сегодняшнего дня.

Что-то изменилось между нами, нравилось мне это или нет. К тому же она знала мои секреты. По крайней мере, некоторые из них. Я не понимал, почему рассказал ей все, но, к своему удивлению, ничуть не жалел об этом. Ни капельки.

Ее обнаженная грудь приподнималась и опускалась в такт дыханию, но когда между нами осталось всего несколько сантиметров, я резво повернул направо и потянулся к телефону Шекспира.

– Ты чего? – Ее голос дрогнул, отчего мне захотелось рассмеяться.

– Я не собираюсь поедать твою киску под музыку Kavinsky.

Черт побери, это же Эмилия. Самое важное блюдо на сегодня.

Да и Kavinsky мне совершенно не нравился, но я не собирался спорить с ней из-за музыки. Пролистав плей-лист, я включил песню «Superstar» группы Sonic Youth, которая играла, когда десять лет назад я впервые попытался – правда, не совсем успешно – поцеловать ее. И когда я повернулся к ней, то увидел в ее глазах свое собственное воспоминание.

– Извинись, – приказал я, вновь шагнув в ее сторону.

– За что? – Ее взгляд изменился и, казалось, она едва сдерживается, чтобы не врезать мне кулаком.

– За то, что не ответила тогда на мой поцелуй, хотя явно этого хотела, маленькая лгунья. За то, что трахнулась с одним из моих лучших друзей. За то, что сделала тот год одним из самых худших в моей жизни с тех пор, как мне исполнилось девять. Потому что, малышка… – Я склонил голову набок. – Это должно было произойти. И ты это знаешь.

– Я не стану извиняться, пока ты не извинишься передо мной. За то, что украл мой учебник. За то, что обращался со мной, как с прокаженной… – Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза. – За то, что вышвырнул меня из Тодос-Сантоса.

Я подошел к ней вплотную, встал между ее ног и сдернул свитер, который Эмилия прижимала к груди.

– Я прошу прощения за то, что творил в выпускном классе, но теперь мы повзрослели и, кажется, я встретил достойного соперника. Теперь ты.

– Я прошу прощения за то, что оказалась так охренительно неотразима, что тебе не удалось сохранить рассудок. – Она закатила глаза.

Она редко выражалась нецензурно. Но мне безумно понравилось, как оно звучало из ее рта. Несколько секунд я стоял и смотрел на нее, прежде чем опустить глаза. И ее грудь превзошла все мои ожидания. Немного меньше, чем я себе представлял, и с небольшими розовыми сосками. Миленькие розовые сиськи.

Дерзкие. Грушевидной формы. Идеальные.

Мой пульс участился, а кровь прилила к набухшему члену.

– Можно? – спросил я.

Какого хрена я спрашивал разрешения? Да и вообще, с каких это пор оно мне вообще требовалось?

– Можно.

Я склонился к ее правой груди и щелкнул по соску языком, дразня и пробуя его на вкус. С ее губ сорвался тихий вздох, а пальцы зарылись в мои волосы. От этого прикосновения по спине побежали мурашки. Я слегка втянул ее сосок в рот и потянулся к поясу легинсов. А затем, просунув ладонь внутрь, провел пальцем вдоль края ее хлопковых трусиков.

– Боже, Вик, – пробормотала Эмилия, сильнее прижимая мою голову к груди и наслаждаясь каждым мгновением происходящего. – Боже…

Я переместился к ее левой груди и чуть сильнее принялся пожевывать ее сосок, вырывая из нее громкий стон, как мне того и хотелось. Ведь я посчитал это намеком, что пора убрать в сторону преграду в виде ее нижнего белья. А затем, не желая больше ждать, погрузил в Эмилию один палец.

Невероятно тугая.

Невероятно теплая.

И всецело моя.

– Эмилия, – прошептал я ей в губы, прежде чем вновь поцеловать ее. – Сколько раз в выпускном классе ты представляла, как я ласкаю тебя, пока украдкой смотрела на меня во время футбольных тренировок и матчей?