Л. Шэн - Бездушный

– Возвращайся со мной в Лос-Анджелес, – сказал я, стискивая ее попку и набрасываясь на нее еще яростней, чем прежде.

– Что? – закричала она.

Но если бы ее действительно взбесила моя просьба, она бы не стала подставлять бедра каждый раз, когда я вдалбливался в нее.

– Этот город ничего не может тебе предложить. Поехали со мной в Лос-Анджелес, когда мне придется вернуться. Работай на меня. Черт побери, да ты сможешь видеть своих родителей постоянно. И я буду трахать тебя, пока нам это не надоест. Но не думаю, что это случится скоро, Эмилия.

– Нет, – растягивая буквы, произнесла она. – Нет. Нет. Рози учится здесь.

– Она может перевестись, – простонал я.

Черт, еще ни одна женщина не ощущалась так классно.

– Я люблю Нью-Йорк, – выдохнула Эмилия.

– Ты еще не была в Лос-Анджелесе. Уверен, ты его тоже полюбишь.

– Я никуда не поеду, – сказала она.

– Черт побери, Эмилия. Черт побери! – вспылил я и хлопнул ладонью у нее над головой, но при этом продолжая вонзаться в ее тело.

Я не ожидал столкнуться с реальностью, в которой придется расстаться с ней через три-четыре дня. Мне придется вернуться в Лос-Анджелес, а она останется здесь. Да, мне не нужна ее помощь, пока жив отец. Но затем я обязательно затащу ее задницу в Калифорнию, чтобы припугнуть Джо, пока дорогая мачеха не прибрала к рукам деньги отца.

Но я не мог… Не собирался… Блядство!

Я сильнее толкнулся в ее тело и почувствовал, как ее лоно сжимается вокруг меня. Оргазм подступал ко мне. Но и к ней тоже. Ей нравилось мучить меня. И мне не верилось, что мы когда-то приняли Эмилию за невинную миленькую южанку. Потому что за этой маской скрывалась далеко не святоша.

– Думаешь, сможешь обойтись без этого?

Я пронзал ее тело, распаляя каждый сантиметр ее плоти. Понимая, что ее кожа все еще горела из-за татуировки, я обхватил рукой ее затылок и, скользнув языком по уху, прижал лицом к своей груди, чтобы убедиться, что пульсирующая, покрытая чернилами кожа не соприкасается с твердым деревом. Дверью, а не моим пенисом.

И с каких пор меня это волнует?

Эмилия застонала вновь, а ее бедра качнулись мне навстречу, требуя, чтобы я еще глубже вошел в нее. И я не смог отказать.

В коридоре за стеклянными стенами, расположенными по обе стороны от двери, царила тишина. И я знал почему.

Они понимали, что здесь происходило. Но меня это ничуть не волновало.

– Я прекрасно жила, пока ты не приехал сюда. – Она прикусила зубами мой подбородок и впилась ногтями в спину, царапая рубашку. – И буду прекрасно жить, когда ты уедешь. Ты прогнал меня, Вишес. И не сможешь приказать мне вернуться только потому, что передумал.

Мы кончили одновременно, вцепившись друг в друга так, будто сейчас рухнем на пол. А после этого нам потребовалось не меньше минуты, чтобы перевести дыхание и прийти в себя. И все это время мы сжимали друг друга в объятиях. Но Эмилия не хихикала и не улыбалась, как делала это ночью, когда мы не давали друг другу покоя. И я тоже не находил ничего радостного в этой ситуации.

Все уже начало меняться, и я не знал, что с этим делать.

– Так… – прочистив горло, первой заговорила она, – ты пойдешь со мной в «Макдоналдс»?

– Договор отменяется. Ты сказала «нет».

Я снял презерватив и бросил его рядом с мусорной корзиной, после чего заправил рубашку в брюки и поправил галстук. Повернувшись, я подошел к своему столу.

– Сходите за моим сандвичем с индейкой и клюквой, мисс ЛеБлан. И побыстрее. До Рождества нужно многое успеть. Будет лучше, если вы принесете его через полчаса. Или даже раньше.

Я перевел взгляд на экран и вновь открыл файл с договором по слиянию, который читал, а через несколько секунд до меня донесся хлопок двери.

И я почти не сомневался, что перед выходом она пробормотала: «Придурок».

Эмилия

Я ожидала этого.

Да я сама создала этот беспорядок во всех смыслах этого слова.

На самом деле у меня даже появилась мысль, что я попросту обожаю всяких придурков. Или мне «повезло» в этот раз. Дин был очаровательным и вел себя со мной мило и вежливо, а я бросила его, причем дважды. Вишес сексуальный и равнодушный, грубый и невоспитанный, но я все равно прыгнула к нему в постель. Причем четыре раза за последние шесть часов. Хотя некоторые из наших соитий происходили даже не в постели, чего еще никогда не происходило в моей жизни.

Куда пропал мой разум, когда я позволила ему прижать себя к двери его кабинета?

Я видела, как все смотрели на меня, когда выходила из его кабинета, чтобы принести ему обед. Приподняв бровь, Пэтти следила за мной взглядом, пока я шла к лифту, поправляя платье и приглаживая растрепанные волосы.

Те же взгляды сопровождали меня, пока я относила Вишесу его дурацкий сандвич.

Стоило признать, хотя бы самой себе, что я почти согласилась, когда он предложил мне переехать в Лос-Анджелес. Не потому, что мне хотелось когда-нибудь жить там – это принципиальный вопрос: он выгнал меня оттуда и не имел права приказывать вернуться обратно, – а потому что хотел, чтобы я была рядом.

Стоя рядом с Пэтти, я помешивала кофе в пластиковом стаканчике погрызенной ручкой и наблюдала за Вишесом через стеклянную стену с другого конца приемной. Здесь царила практически мертвая тишина, но он настаивал, чтобы мы работали до конца дня.

Сам Вишес сейчас расхаживал перед своим столом, разговаривая по телефону по громкой связи, как делал это всегда, хотя из кабинета не доносилось ни звука.

Пэтти уговаривала меня отправиться к нему и попросить разрешения уйти пораньше, потому что ей еще предстояло готовить еду к завтрашнему Сочельнику.

– Сходи, куколка, – просила она. – Мои внуки ждут бабушкиного печенья. И им не нравится магазинное. Да и мы прекрасно знаем, какая дрянь там продается.

– Почему бы тебе самой не спросить? – Я нахмурилась.

Конечно, ответ напрашивался сам, но я знала, что ее предположение, будто ко мне он отнесется благосклоннее, ошибочны.

– Ну, пожалуйста. – Она смотрела на меня сквозь толстые очки со своего кресла, умоляюще сложив руки на груди. – Мне так хочется увидеть улыбки и удивление на их лицах. Их мать сейчас разводится, отчего в доме царит просто ужасная атмосфера. И они с таким нетерпением ждут нашего совместного ужина.

Я вспомнила, как в детстве на рождественские праздники пекла угощения вместе с бабушкой.

– Ладно. Я схожу, как только он закончит разговор.

Пэтти повернула ко мне экран и показала на часы. Уже перевалило за три часа дня.

– Тогда я не успею вернуться до часа-пик. И в метро будет не протолкнуться. Прошу тебя, – повторила она.

Я тяжело вздохнула и направилась к кабинету. Каждый шаг давался так тяжело, словно я шла в газовую камеру. Стоило мне постучать в дверь, как Вишес повернулся и сердито уставился на меня, что, видимо, означало его позволение войти. Несмотря на то что еще совсем недавно мы занимались сексом у этой самой двери, я не чувствовала себя комфортно, заходя в его владения. Он продолжал говорить по телефону, уперев руки в бока. И от этой позы так и веяло силой и мужественностью.

Я неохотно переступила порог.

– Она что, украла твой член, пока ты спал? – выплюнул Вишес, жестом приглашая меня занять кресло перед его столом.

Я послушно шагнула вперед, но все же бросила взгляд через плечо и увидела, как Пэтти раздраженно всплеснула руками.

– Нет, – раздался по громкой связи ворчливый мужской голос.

– Она тебя изнасиловала? – продолжил Вишес, поморщившись от нетерпения.

– Ну… нет. – Парень на другом конце трубки громко вздохнул.

– Она прокрутила твой член через соковыжималку, засунула яйца в сумочку, украла твою сперму и убежала?

– Нет, нет и нет! – раздраженно крикнул парень.

– Что ж, как ни прискорбно это сообщать, Трент, но не она втянула тебя в это дерьмо. Ты сам охотно трахнул ее без презерватива, и теперь она имеет право трахать тебе мозг на вполне законных основаниях. Я понимаю, ты ожидал услышать совершенно другое, братан, но, если ребенок твой, тебе конец.

Сердце бешено колотилось в груди. Судя по всему, Трент кого-то обрюхатил. И это не слишком его радовало. Покосившись на меня, Вишес нажал на кнопку пульта и жалюзи на стенах автоматически закрылись, погружая кабинет в полумрак.

Дерьмо. Наверное, Пэтти сейчас строит планы, как нас убить.

Я открыла рот, желая объяснить цель визита, но Вишес поднял руку, чтобы остановить меня.

– Она просит пятьсот тысяч баксов за аборт, – проворчал Трент.

Мой подбородок едва не коснулся пола. Вишес обошел стол и, подмигнув, прикрыл мне рот, плотно сжимая губы. Похоже, его не сильно волновали проблемы друга.

– Ну, – сказал он. – Не мне тебе читать нравоучения, но на это предложение так и хочется закричать: «Нет, черт подери!»

– Но я могу себе позволить такую сумму, – сказал Трент, но тут же застонал.

– Знаю. – Вишес втиснул колено между моими бедрами, разводя их в стороны, а затем наклонился ко мне, приподнял подол платья и уставился на мои трусики так, будто никогда их не видел раньше. – Вопрос в том, хочешь ли ты этого?

– Думаешь, я должен позволить ей родить ребенка? Ты уже забыл, что она стриптизерша и любит порошок? – Голос Трента звучал так, будто он кипел от злости.

Задрав мне платье так, чтобы полностью обнажились трусики, Вишес опустился на пол и прижался лицом к ним. Я стиснула руками подлокотники, когда он сделал глубокий вдох с хищной улыбкой, а затем поцеловал мою киску через ткань.

– Вот это дилемма. – Он нежно прикусил мой клитор сквозь трусики-шортики и медленно провел по нему зубами, полуприкрытыми глазами наблюдая, как я извиваюсь от удовольствия. – Так зачем ты мне позвонил?