Л. Шэн - Бездушный

Я потрепал ее по щеке и поднялся на ноги.

– Возвращайся к своему драгоценному загару. Кто знает? Вдруг это твой последний шанс его получить?

* * *

С самого детства мне снились невероятно яркие сны о том, как я сжигаю отцовский особняк. Я просто знал, что это должно произойти. Знал, что это поможет заглушить боль и заставит ее отступить. Не всю, но и этого хватит, чтобы жить дальше. А когда вырос, то уверил себя, что это поможет мне решить проблемы с бессонницей. Мне просто хотелось, чтобы это место перестало существовать вместе с моими воспоминаниями о том, как Дэрил избивал меня, о разговоре отца и Джо и о многом другом.

Но особняк Спенсеров занимал площадь больше тысячи ста квадратных метров. А еще его строили из кирпичей, так что вряд ли его бы удалось поджечь.

Но… никогда нельзя быть уверенным в чем-то, пока не попробуешь.

Квартира прислуги находилась всего в девяти метрах от главного дома. Не так уж и далеко. Вот только Джо, которая по нескольку раз на дню выходила через двери в главной кухне, ни разу не заглянула к ЛеБланам. Поэтому, попрощавшись с потрясенной мачехой, я вернулся туда. С привычным мне беззаботным видом я вошел в комнату Эмилии. В голове почему-то вертелась песня «Nightcall» диджея Kravinsky, и в этот момент до меня дошло, чем она так нравилась Эмилии – потому что в ней поется обо мне. Я собрал все, о чем, как мне показалось, она будет грустить. Фотографии в рамках. Сувениры из старшей школы. Ее любимые кеды. Я собирал все, что не успели собрать ее родители, и складывал в коробки.

Следующие три часа я потратил на то, чтобы перенести вещи ЛеБланов во внедорожник, стоящий в гараже, а затем трижды съездить на склад за городом.

Но коробку с вещами Эмилии я оставил себе.

Время от времени я видел Джо через огромные французские окна особняка. Она расхаживала по комнате, пила бокал за бокалом и потихоньку сходила с ума. Закончив с вещами, я заглянул на кухню домика у бассейна, где включил все четыре газовых горелки, и ушел.

Я не собирался ничего поджигать сам. Потому что нуждался в алиби. Но это должно было случиться. И закончиться.

Если Джо решит остаться в доме и сгореть вместе с ним, это будет ее решением. Не моим.

Я предупредил ее.

И теперь до возвращения в Нью-Йорк мне осталось выполнить лишь одно – покорить родителей Эмилии.

Эмилия

– Видела новости?

Рози плюхнулась на наш маленький диван рядом со мной. Диван нам достался вместе с квартирой. Мы едва помещались на нем, но нам нравилось, что можно посидеть хоть на чем-то, когда смотришь телевизор. Рози переключала каналы, пока не добралась до новостей. Особняк, который мы так хорошо знали, полыхал в огне, а крыша рухнула навстречу пляшущим языкам пламени. Я молча смотрела на эту картину, прекрасно зная, кто тому виной.

Вишес.

В выпускном классе он поджег яхту-ресторан «Ла Белль», которая принадлежала футболисту, конфликтовавшему со всеми четырьмя Беспутными Хулиганами. Вишес любил огонь. Думаю, из-за того, что он всегда вел себя так холодно, ему нравилось тепло, исходящее от пламени. И на этом пожаре стояла его подпись.

Вскочив на ноги, я схватила телефон с кофейного столика и набрала его номер. Мне хотелось убедиться, что с моими родителями все в порядке. Что с ним все в порядке.

Он ответил мне после четвертого гудка.

Я открыла рот, но слова замерли в горле, когда до меня донесся шум и музыка. Вечеринка? Ресторан? Я слышала хихиканье женщин и крики мужчин. И мое сердце упало.

– Привет, – прохрипела я. – С тобой все в порядке? В новостях показали, что в районе поместья пожар.

Я не стала спрашивать напрямую, потому что понимала, он не станет ничего мне рассказывать по телефону. А может, и никогда. Заправив прядь светло-пурпурных волос за ухо, я сжала рукой шею и принялась расхаживать по квартире.

– Твои родители в «Виньярде».

Его слова звучали резко, как и всегда, даже когда он преследовал меня каждый день. Я вспомнила, что необходимо поблагодарить его за такси, которое ждало меня сегодня у работы из-за того, что он не мог проводить меня домой.

– Завтра я отвезу их в Лос-Анджелес, – продолжил он. – Мне нужен человек, который будет отвечать за питание сотрудников в местном филиале. И твоя мама идеально подходит для этой работы.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула. Меньше всего мне хотелось принимать его милостыню. Но мои родители не отличались гордостью. Им хотелось работать и зарабатывать себе на жизнь. Я сжала пальцами переносицу, ненавидя себя за то, что не только нуждаюсь в его помощи, но и собираюсь принять ее. Даже после того, что произошло между нами.

– Спасибо, – сказала я. – Ну что ж, не буду отвлекать тебя от вечеринки.

– Пока, – сказал он как ни в чем не бывало.

Будто и не спас мою задницу… снова.

– Подожди, – выпалила я, не давая ему повесить трубку. Я все еще слышала шум и музыку, но он не сказал ни слова. Потерев рукой свои бедра, я решилась: – Когда ты вернешься в Нью-Йорк?

– Можешь просто признать, что соскучилась по мне? Это не так уж и сложно, черт подери.

В его голосе явно слышалась улыбка.

Я поежилась. Потому что он не ошибся. Я скучала по нему. Злилась, что не видела его сегодня.

– Я готова дать тебе пять минут, – сказала я, решив не отвечать на его слова.

– Десять, – возразил он.

И хватило же наглости после всего произошедшего.

– Восемь, – ответила я.

Мы просто игрались. Я бы дала ему столько часов, сколько потребовалось, чтобы все мне объяснить.

– Ты ужасно торгуешься, – поцокав, сказал он. – Я бы согласился и на пять секунд. Спокойной ночи, Эм.

Эм. Робкая улыбка изогнула мои губы. И я знала, что она теперь останется там на долгие часы.

Он назвал меня Эм.

В четверг я пришла на выставку в бело-золотом платье до пола, а мои густые волосы спадали на спину. Брент арендовал мне это платье – арендовал! – понимая, как важна для меня эта выставка. Всю ночь я провела без сна, думая об этом. Пыталась убедить себя, что если никто не купит мою картину, то ничего страшного не случится. Я впервые выставляла свою картину, и не где-то, а в галерее – причем престижной – на выставке с некоторыми знаменитыми художниками Нью-Йорка. Мне следовало просто радоваться тому, что моя картина вообще находилась там.

На девственно-белой стене.

Смотрела на меня. Улыбалась мне. Требовала моего внимания. И у меня не получалось сосредоточиться на чем-то, кроме нее.

Днем я поговорила по телефону с родителями. Они уже прилетели в Лос-Анджелес и заселились в квартиру в том же здании, что и пентхаус Вишеса в районе Лос-Фелиз. Боже, сколько еще квартир скупили за это время Беспутные Хулиганы?

Мама все еще переживала из-за того, что случилось в особняке Спенсеров.

– Хуже всего, – ее голос задрожал вновь, – что они думают, будто причиной пожара стала наша плита. Я никогда не оставляю плиту включенной. И ты это прекрасно знаешь. Каждый вечер я проверяю конфорки три раза, прежде чем лечь спать. Уверяю тебя, Милли, это не наша вина.

– Знаю, – успокоила ее я, расчесывая волосы перед зеркалом за несколько минут до выхода из дома. – Это случилось не из-за вас. Я знаю. Да и всякое могло произойти. Вдруг в квартиру заходила Джо? Или кто-то из ее работников?

Я не стала упоминать имя Вишеса по вполне понятным причинам.

– А что, если они подумают, что мы оставили плиту нарочно из-за того, что она нас уволила? – вздохнув, спросила мама.

– А кто-нибудь вообще знает, что она вас уволила?

– Нет.

– И пусть так и будет, – попросила я.

– Твой парень сказал то же самое.

– Он не мой парень.

Мне уже порядком надоело повторять это всем подряд еще и потому, что мне хотелось, чтобы все было наоборот.

– Что ж, Милли, мне пора идти. Дин предложил отвезти нас в магазин, чтобы мы купили кое-какие вещи в квартиру. Она такая милая. И большая. Но в здании живет одна молодежь. Мне немного странно жить здесь.

Им помогал Дин? Я прикусила щеку изнутри, но не сказала ни слова. Вот чем отличались Беспутные Хулиганы. Они вели себя как полные придурки, но в глубине души скрывали большие сердца.

– Хороших покупок, мама.

И вот теперь я здесь. Полностью отдаюсь своей мечте. Ну, или тому, о чем бы мне следовало мечтать. Я вновь уставилась на свою картину и, вздохнув, сжала высокий бокал шампанского. Планировалось, что на выставку придет Рози, но ей пришлось взять вторую смену в кафе. Она не собиралась этого делать, но пришлось прикрыть заболевшую сотрудницу. А Рози как никто другой знала, каково это, когда тебя мучает болезнь. И ей не хотелось, чтобы у ее напарницы Элли возникли проблемы.

Но я не расстраивалась. Мне не требовалось, чтобы кто-то праздновал это событие вместе со мной. К тому же рядом находился Брент.

Ко мне подошла высокая красивая женщина чуть старше пятидесяти лет в черном коктейльном платье, жемчужном ожерелье и красной помадой на губах. Она улыбнулась и посмотрела на мою картину, висевшую на стене.

– Природа или любовь? – задумалась она.

Наверное, ей просто хотелось начать разговор, да и вряд ли она понимала, что я – автор картины, оставивший в углу подпись «ЭЛБ». Эмилия ЛеБлан.

– Определенно любовь. Разве это не очевидно? – Я изогнула бровь.

Она сдавленно засмеялась, будто я сказала что-то смешное, а затем сделала глоток вина.

– Для тебя, может быть. Почему ты считаешь, что это любовь?

– Потому что человек, написавший это, скорее всего влюблен в изображенного мужчину.