— Не пизди мне тут, — любит Сергеич ввернуть крепкое словцо.

— Да нормально, говорю, — принимаю чашку с кофе у официантки, которую, судя по масляному взгляду, Зотов уже мысленно поимел.

— А что харя такая помятая? — переводит взор на меня.

— Ну, собственно говоря, по этому поводу и позвал тебя, Сергеич.

— Так, — принимая военную осанку, отставляет от себя чашку. Видимо, чтобы в случае чего, было удобнее впечатать свой кулак мне в табло, как он делал это уже два раза. Первый — за то, что я наплевал на страховку и полез под пули, второй — за оттраханную (то бишь, отмщённую) дочь, которая оказалась не такой уж и невинной и на которой, собственно, меня и застукал генерал. Да, пялил я её славно. Со звонкими шлепками и громкими «охами-ахами» пользуемой. Отдать должное Сергеевичу, он не изменил своего мнения обо мне, видимо, не раз уже убедившись в нимфомании Стеши. Но отходил он меня тогда знатно, невзирая на то, что стоял я перед ним с голым «жезлом». Ну да ладно, я не в обиде, даже сопротивляться не стал. Яиц не лишился и за то спасибо.

— В общем, есть у меня девочка… Я её на улице нашёл… — и начинаю его посвящать во всю подноготную, наблюдая, как у видавшего виды Зотова, глаза лезут из орбит.

Выпиваем по две чашки кофе, прежде, чем генерал, наконец, отойдя от шока, открывает рот:

— Ни хуя же себе делишки у меня под носом проворачиваются! — в сердцах приземляет кулак на деревянный столик. — Ты только одно мне объясни, какого ты хера молчал столько дней, блять? Я их всех в ящик закатаю!

— Остынь, Сергеич, без тебя справлюсь, ты главное детдом хорошо прошерсти со своими орлами. А с Григорьевым я сам… Мне помощь нужна только с документами. Не хочу левак. Хочу, чтобы на всю жизнь, понимаешь?

— Документы — не вопрос. А как ты с Григорьевым-то? Ну старая сука эта понятно, пришил и хер с ней. А он-то… Отец твой как-никак. Сможешь? Или, может, мне отдашь? Я ему пожизненное организую в строгаче и дело концом.

— Вот доки и сделай. А с ним я сам. Это личное. Он матери моей жизнь поломал. А теперь ещё и девочке моей же.

— Как знаешь. Но я тебя подстрахую. Не вздумай туда сам соваться, как прошлой ночью, понял? Он себе «спецов» славных поднабрал после твоей записочки, — посмеивается.

— Я тоже не сегодня родился, Сергеич.

— Ой, да закройся ты уже наконец! Сказал, без страховки никуда! Понял, нет?

— Ладно, — соглашаюсь просто, чтобы отстал.

— И ещё, сынок. Надо бы выяснить, куда он деток-то гнида такая подевал… Хоть похоронить по-человечески, — генерал поджимает губы. — Славные девочки, наверное, были… Блять, в голове просто не укладывается, какого пидораса к власти подпустили!

В моём мозгу взрывается атомная бомба и я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать. Подумать только! Не сбеги моя Кэт от этого ублюдка… Возможно… Нет, вероятнее всего, она бы тоже уже была мертва. Едва ли девчонки выжили. Мразь хорошо подметал за собой, если до кандидата в мэры дополз.

Сергеич меня обнимает и, совсем уже растрогавшись, похлопывает по спине.

— Слушай, — он отстраняется с выпученными глазами. — Ты вроде как хочешь девочку в жёны взять? А о том, кем тебе Григорьев приходится, она хоть знает?

— Нет, Сергеич, не знает.

— Вот блядство-то!

— Есть такое, — тут я полностью согласен.

— Не затягивай с этим. Расскажи.

Кристина

Кирилл пришёл грустный и ей захотелось обнять его, но мужчина не позволил. Он легонько отстранил девушку и прошёл на кухню. Как же хорошо, что она сделала бутерброды. К сожалению, это единственное, что Котёнок умеет готовить… Но ради Кира она научится! Малышка Кэт будет самой лучшей женой в мире.

— Ты голоден? — девушка подошла к нему с блюдом, пока Кирилл наливал себе ароматный кофе.

Он повернулся к ней и тёплая улыбка проскользнула на его лице. Таком красивом и мужественном…

— Попробуй…

— Спасибо, маленькая моя, — он взял бутерброд, видимо, чтобы не обидеть её. — Вот я идиот. Оставил тебя без еды. Блять, как сложно всё.

— Ты ведь не о еде, да? — почему-то снова стало страшно…

— Не о ней.

— Я опять тебя разочаровала? — она чувствует, как медленно, но верно накатывает истерика.

— Не говори глупостей, Котёнок. Этого никогда не произойдёт. Скорее, это мне придётся причинить тебе боль, — он поставил чашку на стол так резко, что тёмная жидкость расплескалась по столешнице, туда же отправился и несчастный бутерброд, который он так и не попробовал. Но в настоящее время Катю волновало не это. Она буквально кожей ощущала его боль и смятение.

— Кир, не надо… Не бросай меня… Если ты меня выбросишь, я умру, — и откуда только столько смелости взяла, чтобы это произнести?

— Ты с ума сошла что ли? При чём здесь «выбросишь»? Ты же не вещь, чтобы тебя выбрасывать, — он потёр глаза и вздохнул. Устал. Хочет остаться один.

— Я тогда… Пойду, — она нерешительно отступает к двери, но Кирилл хватает её так резко, что она даже испугаться не успевает, и притягивает к себе.

— Я должен тебе кое-что сказать, — берёт её лицо в свои ладони и склоняется к губам. — Я не знаю, как ты на это отреагируешь, поэтому просто пообещай мне, что даже если возненавидишь меня, не убежишь и не натворишь глупостей.

— Кир…

— Пообещай!

— Да… Я обещаю, — его пальцы сильно впиваются в её щёки, но девушка понимает, что Кирилл причиняет ей боль неосознанно.

— И помни, что я люблю тебя и за тебя казню любого, кем бы он ни был.

— Да, Кир, — она тянется к его губам, но он отстраняется.

— Тот урод. Страшный человек… Он мой отец.

Девушка как-то нервно дёрнулась и замерла. Что он только что сказал?

— Как это? — она отстранённо улыбается, абсолютно не понимая сказанного им.

— Я сам недавно узнал. Оказывается, что тебя мучил тот, от кого я родился.

Словно что-то лопнуло внутри. Как будто какая-то часть её взорвалась, разлетевшись на мелкие осколки, что адски больно вонзились в сердце. Может она ослышалась? Как такое возможно? Если бы она не знала, что Кирилл не способен на это, то подумала бы… Он насмехается над ней?

Кирилл

Ну вот. Сказал. Стало ли мне легче? Ни хрена. Я наблюдаю как она отстраняется от меня с полными слёз глазами. Вот за этот взгляд я и правда убью любого. Да, в принципе, я и за меньшее отправлял на тот свет. Только кого мне наказывать сейчас? Ведь на данный момент именно я являюсь причиной этой истерики, что сейчас поднимется из её глубин и затопит собой всё окружающее пространство, включая мою больную голову.

— Это не правда, — шепчет еле слышно и первая слезинка медленно скатывается по её нежной щёчке. Нет, только не это. Не плачь, моя девочка, не нужно. Не уничтожай последнюю каплю моего терпения. Но влажные дорожки уже поблёскивают на её коже и желание прострелить себе башку возрастает с каждой секундой.

— Правда. Так вышло, — ёб же твою мать, идиот несчастный! Это всё на что ты способен?! «Так вышло»?!

— Нет, ты что-то путаешь, — она закрывает глаза и очумело мотает головой, словно вся эта херня должна рассеяться от её движений.

— Котёнок, я не знаю почему так получилось… Наверное, это какая-то насмешка судьбы. Когда я нашёл тебя тогда в снегу… Ты была такой… В общем, я не смог пройти мимо. Но я не знал ничего, малышка. Клянусь тебе, Котёнок, я не знал, — целую её в губы, хочу хоть как-то отвлечь, но она упирается ладошками мне в грудь и отворачивается.

— Перестань, малышка Кэт, — повторяю свою попытку приласкать её, но Котёнок упорно сопротивляется. — Позволь мне объясниться. Просто выслушай меня. Не мучай, — мелю чёрт знает что, надеясь, что из этих обрывков она услышит хоть что-нибудь.

Кэт отталкивает меня, борется и даже повизгивает, пока я силюсь сломить её сопротивление. Само собой, я могу заставить её… Но это будет непростительной ошибкой с моей стороны.

— Да послушай же ты меня, наконец! — мой рык приводит Кэт в состояние оцепенения и она замирает в моих руках. — Я не отпущу тебя и не пытайся противиться мне! Я не виноват, что этот ублюдок мою мать трахнул! И я не он! Будешь ненавидеть меня? Пусть! Но я не отпущу тебя ни на шаг от себя!

— И ты не отдашь меня ему? — её голос звучит так глухо, словно она находится где-то далеко.

Чёрт! Как только в голову ей пришло это?!

— Нет. Никогда, — бунт малышки полностью подавлен и лишь её протяжный стон где-то на уровне моей груди говорит о том, что я прощён.

Несу малышку на руках прямиком в спальню. Она больше не сопротивляется и ничего не говорит, словно впала в какой-то ступор. Так даже лучше. Не хочу её успокаивать, у меня сейчас другие планы.

Кладу мелкую на кровать и она, словно прочитав мои мысли, притягивает меня к себе за шею.

— Теперь время пришло? — робко спрашивает и всё так же преданно заглядывает в глаза, словно и не было того разговора пять минут назад.

— Теперь пришло, — отвечаю не понятно зачем, ведь моя эрекция говорит об этом намного красноречивее.

В доказательство того, что я сейчас вовсе не шучу, стаскиваю с себя футболку и, взяв Кэт за лодыжку, подтягиваю её к себе и, как тот питекантроп, наваливаюсь на бедняжку всем своим весом.

Малышка так рьяно отвечает на мои грубоватые поцелуи, что хочется войти в неё без промедлений и прелюдий, вогнать в неё свой болт так глубоко, чтобы закричала, стиснуть её упругие грудки и толкнуться вперёд, достать до самых глубин её сладкой пещерки. Но я не могу. Ведь это её первый раз. Он должен быть как можно меньше болезненным и как можно больше запоминающимся своей непревзойденностью.

Дебют моей кошечки обещает быть незабываемым, когда она широко разводит ножки в стороны, приглашая меня в себя. Я отрываюсь от неё и оцениваю этот подарок судьбы. Моя красавица.