Он усадил ее на диван, улыбаясь, когда она, прежде чем присесть на диван, внимательно осмотрела его, чтобы не присесть на что-нибудь отвратительное. Он чувствовал, что в любой момент, она могла попросить его навести порядок в этом доме, он чувствовал, что это приближалось. И он бы с радостью позволил ей это. Он не был неряхой из каких-то корыстных или же философских побуждений; просто он считал уборку не самой нужной из всех работ на земле. Он жил один, поэтому не мог найти ни единой причины, по которой это могло тревожить его. Он убирался на кухне, когда там образовывалась полнейшая свалка; он мыл посуду, когда у него заканчивалась чистая посуда, из которой можно было есть и пить. Хотя нельзя игнорировать тот фат, что это у него занимало больше времени, чем у других, но тут уже ничего не поделать.

— Что случилось? — проговорила она, и ее глаза сузились.

Он присел на диван рядом с ней.

— Ничего не случилось. Просто мне необходимо сказать тебе, что в ближайшие две недели мне предстоит целая куча работы, которая потребует моего участия, и меня часто не будет рядом.

— Могу я узнать, что за работа?

Ей уже было заведомо известно, что он не сильно откровенничал с ней по поводу его работы, поэтому он догадывался, что она заполняла пробелы, касаемо информации о его работе, используя свое богатое воображение. Он предполагал, что она могла спросить что-то вроде этого.

— Ничего плохого. Просто пробеги и встречи, которые посвящены отдыху. Также близится благотворительный пробег, который пройдет в Л.А. Это национальный праздник, куда съедутся байкеры со всего округа Колумбия в Л.А, поэтому это важный слет, и мы являемся одним из ближайших клубов к конечному пункту назначения. Поэтому на протяжении пары дней к нам будут непрерывно съезжаться байкеры.

— Да, точно Я читала об этом онлайн. Мили улыбок, так? Где байкеры дарят больным детям игрушки.

— Ага. Именно. Они будут останавливаться в больницах в процессе поездки по маршруту, будет большая гонка в Л.А в субботу, а так же вечеринка тем же вечером в Малибу.

— В Малибу? — ее удивление полностью стерло остатки подозрительности.

Следовало признать, что Малибу казался для обычных людей, не задействованных в байк-херне, странным местом для слета байкеров.

— Там есть байк-бар. Так или иначе, байкеры начнут приезжать в пятницу, и они будут размещены на ночевку в двух разных местах, включая также и наш клуб. Поэтому там будет происходить нечто безбашенное. И мне необходимо там находиться постоянно. Потом сразу после этого многие из нас направятся в Южную Дакоту, на слет байкеров в Стерджисе. И меня не будет в городе примерно пару недель.

— Получается, ты будешь тусить большую часть времени? Это и есть твоя «работа»?

— Все намного сложнее, чем кажется, но да, будет много вечеринок. Поэтому я ничего не говорил тебе раньше. Это место не для тебя.

— Когда ты говоришь безбашенные... это обозначает, что там будут: наркотики, выпивка и голые девушки?

— Не заморачивайся на этот счет, милая.

Она рассмеялась, но не тем смехом, который предполагал намек на нечто забавное.

— Ну, и как сильно ты собираешься «работать»? — она, определенно, произнесла слово «работать» в ироничном контексте.

Он взял обе ее ладони в свои.

— Сэди, послушай меня. Я тебе еще раз говорю — не заморачивайся насчет этого. То, что происходит между мной и тобой — нечто особенное для меня. Поэтому доверься мне, — он не имел понятия, почему он просто не закончил разговор на том, чтобы пообещать не изменять ей, по какой-то причине ему казалось неправильным обещать ей такое. Он не мог понять, какого хрена ему казалось это неправильным, но почему-то эти слова так и остались крутиться на кончике его языка. Вместо этого он просто попросил ее, чтобы она доверилась ему.

— Ты собираешься выпивать там? Напиваться? — он не пил при ней; он мог пересчитать по пальцам одной руки, когда он был при ней пьян с того момента, как они познакомились. Ну, с того момента, как они впервые переспали.

— Безусловно. Я могу тебе гарантировать, что я обязательно напьюсь. Причем сильно, — он сдержался, чтобы не ляпнуть, что выпивка для него не проблема, потому как он чувствовал, что доказал, что не является алкоголиком, как она подумала о нем в начале их знакомства. Он мог бы напиться в любое время.

— Наркотики?

— Марихуана будет точно. Возможно, спиды, когда мы будем ехать. До Стерджиса предстоит долгая поездка. Ничем другим я не балуюсь (прим. спиды — это стимуляторы амфетаминового ряда (амфетамин/метамфетамин) в виде порошка).

— Но все это будет вокруг тебя.

— Да. Именно поэтому для тебя там не место.

Она принялась грызть ноготь на большом пальце.

— Скажу откровенно, мне это совершенно не по душе.

— Я тебя понимаю. Но что есть, то есть.

— Это так глупо говорить «что есть, то есть», — она повторила его слова голосом полным издевки. — Что это вообще значит?

Не было ни единого шанса, что этот разговор мог закончиться тем, что он не уедет на две недели от нее, полноценно окунувшись в жизнь клуба, поэтому он позволил ей задавать вопросы и насмехаться, но вместо того, чтобы ответить, Шерлок вновь задал встречный вопрос.

— Ты мне доверяешь?

Она выпрямилась и пристально посмотрела на него, затем сузила глаза и сжала губы в тонкую линию, вздыхая.

— Я доверяю тебе. Но мне это все не нравится, мне не нравится, как это заставляет меня чувствовать, и я не понимаю этого, но да, я определенно доверяю тебе.

Он поднес ее ладони к своим губам и провел бородой по ее костяшкам, пока она не вздохнула вновь, только теперь на иной манер. Звук больше напоминал стон, чем сердитый вздох.

— Все будет в порядке, маленькая преступница, — он поцеловал ее руки. — Я останусь с тобой включительно по ночь четверга, и затем я уже вернусь, когда приеду со Стерджиса. Мы будем созваниваться, и все будет в полном порядке.

Она резко отдернула свои руки из его ладоней.

— Ладно. Мне пора на работу.

~oOo~

В четверг днем Шерлок хотел было заехать на своем огромном GMC пикапе на подъездную дорожку своей матери, когда заметил, что развалюха Томаса загораживала въезд, он пробормотал раздраженно «Бл*дь» и припарковался на дороге.

Живая изгородь толокнянки уже так разрослась, что была на подъездной дорожке. Он подрезал изгородь весной, но Томас, очевидно, ни хрена не делал с того момента, кроме как, вероятно, пару раз прошелся газонокосилкой по передней лужайке.

Его мать и брат жили от него менее чем в тридцати милях езды, и он прекрасно понимал, что ему следовало бы навещать их чаще. Но день, проведенный здесь, не предвещал ничего, кроме работы, разочарования и депрессии, и, вероятно, поэтому ему было проще занять себя чем-либо другим, чем ехать сюда.

Но когда он полностью забивал на все, это место превращалось в помойку.

Их мать уже течение долгого времени находилась на инвалидности. Она всегда была тучной женщиной, сколько ее помнил Шерлок, а работа, связанная с постоянным нахождением на ногах, только прибавила ей огромный список медицинских проблем, которые имели место из-за очевидной причины — лишнего веса. У нее был целый букет: диабет, высокое кровяное давление, смещение позвоночных дисков и бесчисленное множество остальных болезней. Она передвигалась неплохо, но только на протяжении небольшого периода времени. В настоящий момент радиус ее перемещения был ограничен в пределах мили по главной улице города до «Walmart» и больницы, которая находилась на том же удалении от ее дома, только в противоположном направлении от супермаркета.

Томас, его сорокатрехлетний брат, перебрался вновь домой, когда его мать получила официальное подтверждение о постановке на учет по инвалидности, чтобы заботиться о ней. Но все обстояло совсем не так. Еще в течение первого года Томас совершенно прекратил всякие попытки работать, кроме случайных заработков, и его более или менее непостоянное употребление мета переросло в полнейшее пристрастие, которое выпило всю кровь из их матери.

Томас на протяжении долгого времени воспитывал Шерлока. Их мать перестала платить соседской девчонке за то, чтобы она сидела с ними, когда Томасу было десять, а Шерлоку — Тиму в то время — пять. Он забирал его каждый день из школы и провожал до дома, защищал его от старших парней, учил его, как нужно защищать себя, готовил ему, помогал с домашними заданиями, читал ему комиксы перед сном, учил, как нужно строить крепость из одеял, куда не смог бы забраться во сне монстр.

Преимущественно их мать появлялась только под утро, все еще одетая в медицинскую форму. Она старалась быть с ними утром, чтобы разбудить их, насыпать им на завтрак хлопья, поставить подпись под школьными замечаниями, взъерошить им волосы и отправить их в новый день. Но к тому времени, когда они возвращались со школы, она уже уходила на работу.

Шерлок любил своего брата так, как только мог любить мальчик, которого растил брат. На протяжении долгого времени он испытывал подавляющее чувство вины за пристрастие Тома. Он делал все, что мог. Он использовал связи клуба, чтобы найти ему работу, которые тот постоянно отвергал. Он оплачивал курс реабилитации три раза, которые брат бросал в течение недели. Он даже пытался прибегнуть к реабилитации, к которой прибегали у них в клубе, что подразумевало под собой вытащить его посреди ночи за шкирку из кровати, запереть в комнате отеля и принудить его полностью отказаться от употребления наркотиков под угрозой убийства, если тот вновь решится употреблять их. Но эта угроза не имела основания под собой; он бы не смог причинить боль Томасу. Он бы просто не смог сделать этого с их матерью, он прекрасно понимал, что это убьет ее.

На данный момент, все его эмоции в отношении Томаса сводились к озлобленности. Его брату было наплевать на все в той же мере, в которой он отчаянно желал ширнуться. Поэтому в большинстве случаев Шерлок просто старался игнорировать эту херню, и именно поэтому он пустил всю ситуации на самотек, уповая на то, что это как-то, да разрешится, даже пусть и смертельным исходом для брата, но в тоже время он пытался уберечь свою мать, как только мог. Он оплачивал ее счета, старался убедиться, что у нее были все необходимые лекарства и полезные продукты, которые доставлялись ей каждую неделю. Он прекрасно понимал, что Томас забирал у нее большее количество пенсии по инвалидности, если не всю, но Шерлок спускал это на тормоза. Он делал все, что мог, чтобы позаботиться о матери.