На призыв откликнулись десятки тысяч подданных, которые собрались в окрестностях Гринвича на зимних полях для встречи моей четвертой невесты.

Я провел пару бессонных ночей, упорно пытаясь выискать законное препятствие для брачного кошмара. Но ничего не находилось, хотя меня устроили бы самые невразумительные и таинственные аргументы. После церемонии венчания будет гораздо сложнее отменить брак, ведь легче оставить незавершенным неудачное строение, чем разрушить его после окончания работ. Немыслимой казалась даже возможность отложить брак с Анной. Не мог же я заявить, что мне просто расхотелось жениться.

Да, близился тот час, когда мне придется смириться и пойти с ней к алтарю.

В надежде забыться сном я ворочался почти до рассвета. Увы… Поднявшись с королевского ложа, я с трудом спустился по ступеням, постаравшись не разбудить бедного Калпепера, спавшего на тюфяке за кроватью. Тихо, насколько мог, я прошел в темноте к молитвенной нише. Но, начав просить Бога об избавлении от унижения, я закончил мольбой о том, чтобы Он откровенно явил мне Свою волю и ниспослал мужество, дабы я мог принять ее.

— О Господь наш, Отец Небесный, Творец всех вещей… убереги меня от этого фарса, от столь жестокой пародии…

Да, я шептал эти слова онемевшими губами, но внезапно умолк в холодном недвижимом мраке опочивальни, ибо осознал в душе присутствие Бога. Я онемел от величия Господа, от Его сияющего присутствия. Он не покинул меня. Все мои желания растаяли… растворились в Великом замысле, каковой я чувствовал, созерцал и постигал… Свет благодати ослеплял и одновременно умиротворял меня. Суетные метания рассеялись… И мне захотелось — более того, я возжаждал — исполнить все уготованное мне Господом, содействовать исполнению Его воли. Посему мои мольбы сменил блаженный лепет:

— Да, да… душой и телом я принадлежу Тебе, Господи.

Нам с леди Анной суждено обвенчаться, сей союз предопределен на небесах. Причина сего мне неведома, но она будет явлена. Может, у нас родится наследник, коему уготована слава великого поэта или воителя. Наследник… Смогу ли я зачать с ней сына? Ведь сказал же Иисус: «…человекам это невозможно, Богу же все возможно»[12]. Такие плотские вопросы казались ничтожными в момент небесного откровения.

Я поднялся с молитвенной скамеечки, исполненный веры и желания стать верным слугой Господа. Я позвал придворных. Пора приступать к утреннему туалету, отныне каждая минута моей жизни будет посвящена высшей цели. Калпепер заворочался, протирая глаза. Люди хлынули в опочивальню, заполнили ее светильниками, расставили чаши с ароматной водой и разложили нагретые полотенца. До меня вдруг дошло, что мне надлежит жениться, поскольку я могущественный правитель, король, человек в самом расцвете сил. На сей раз все особенности и тонкости подготовки к венчанию доставят мне истинное наслаждение. Я почувствовал себя независимым, отстраненным наблюдателем. (Как праведники, отдавшиеся на волю Господа? Должно быть, они переживают весьма необычные ощущения, когда видят себя со стороны.)

Итак, на церемонии утреннего туалета крупного, еще мускулистого (под слоем жира) мужчину обмыли ароматной водой, вытерли досуха белыми полотнищами и, массируя его кожу, умастили ее розмариновым маслом. Я смотрел, как цирюльник причесывает и подрезает его рыжеватые волосы, невольно отмечая, что нет пока и намека на лысину — обычное поредение и увядание прекрасной шевелюры, каковой она считалась каких-нибудь лет десять тому назад. Борода также стала менее густой, и в ней появились серебристые нити, но она вовсе не выглядела пегой или жидковатой. Короче говоря, передо мной был человек, который успел пожить, но еще производил славное впечатление… Не молодой, но и не старый. Мужчина зрелого возраста.

Далее принесли свадебные наряды. Заказывая их, я пошел на поводу у расточительства. Каждый предмет одежды, начиная с нижнего белья, будто стремился превзойти другие в тонкости и изысканности. И все они соединялись в великолепный ансамбль. Калпепер поднял отделанную белоснежной вышивкой нижнюю рубашку из тончайшего китайского шелка. Ее несли ко мне, и она буквально парила в воздухе; а какое же приятное ощущение подарила дивно гладкая, нежная ткань, скользнув по моей коже, как змей-искуситель. От слоя к слою облачение становилось все тяжелее. Наряд, расшитый золотыми нитями и украшенный драгоценными камнями, восточными жемчугами и серебром из Дамаска, весил немало — поистине, его мог носить только мужчина, обладавший мощью, волей и широтой души.

Мне приходилось надевать доспехи, и я знал, как они давят на плечи… но ничуть не легче был свадебный наряд. Впрочем, разве не мирными доспехами служит отягощенное золотом и прочими драгоценными украшениями парадное облачение?

Итак, меня ждала новая невеста. Меня ждала новая судьба. Конечно, не я выбрал ее, но Господь ведет нас неисповедимыми путями. В таком расположении духа я и отправился на официальную встречу с Анной, принцессой герцогства Клеве.

День выдался чудесный, ясный и морозный. На фоне пронзительно-синего неба сверкали золотые шатры, напоминая рвущиеся в море галеоны. А над ними, словно паруса, живо трепетали на ветру государственные штандарты. Возможно, когда-нибудь люди научатся передвигаться по льду при помощи парусов… Если, к примеру, корпус корабля сделать из очень крепкого многослойного дерева… Ах, сегодня мне все было по плечу, я мог изобрести что угодно, ну хотя бы вообразить!

Я выехал на поле в знатной компании бравых нарядных рыцарей — в общей сложности меня сопровождали шесть тысяч придворных, считая королевских гвардейцев, оруженосцев, пажей, копьеносцев, лейб-гвардейцев во всем их парадном убранстве: алых бархатных нарядах с древними золотыми украшениями и позументами — да, яркие мундиры всех цветов радуги радовали взгляд тем ясным январским утром.

Огромная толпа народа ожидала нас на обширной пустоши — восточный край занимали германские купцы «Стального двора»[13], грозно поглядывающие на конкурентов из Генуи, Венеции и Испании. Между ними толкался и английский торговый люд — всего около дюжины сотен человек.

С вершины Шутерс-хилл упряжка лошадей в черных бархатных попонах везла в резной позолоченной колеснице Анну Клевскую. Она выглядела как Диана, правящая небесными жеребцами…

Так говорил я сам, и это запишут придворные хронисты. Согласно королевским пергаментам, целомудренная, прекрасная и атлетически сложенная Диана встретилась с величественным, исполненным страсти и великодушным Юпитером. Вы можете прочитать, как великолепно прошел наш царственный прием, как в момент нашей встречи сотряслась земля и возликовало все королевство. Поистине, в тот день мы все верили этому, и я в том числе — и то же самое было запечатлено в хрониках. У истории долгая жизнь — так созревшие плоды годами хранятся в вине.

Бок о бок спустившись с холма, мы с леди Анной проехались по пустоши Блэкхита под ликующие приветствия наших подданных. Темзу (она так и не замерзла) заполонили суда под атласными парусами и флагами, огласившие берега грохотом оружейного салюта.

Так прошла официальная общенародная часть приема. Но как только у Гринвичского дворца увезли колесницу и с лошадей сняли черные бархатные попоны, мое настроение вновь изменилось, в величественном и смирившемся с судьбой короле опять проснулся непослушный мальчишка. Душа моя взбунтовалась. Вернулся ужас перед неотвратимостью предстоящих обрядов. Праведное решение, принятое мной на рассвете, не дожило до заката. Созвав тайных советников и Кромвеля, я начал возмущаться, протестовать и жаловаться.

— Только ради нашего королевства я устроил эту церемонию, ни за какие земные сокровища я не согласился бы пройти то испытание, что предстоит мне завтра.

Я рухнул в кровать, стыдясь собственной слабости. Как далеко мне до святости, хотя еще на рассвете я избрал путь праведника. А ведь подвижники веры проносят ее через все невзгоды и превратности судьбы, живя бок о бок с простыми смертными, стойко перенося тяжкие муки, — сравнится ли с этими светочами духа грешник, забывший о божественных видениях, что открылись ему призрачным утром? Праведники не валятся на ложе, раздраженные и разочарованные в самих себе. Их не переполняют гнев и бунтарские желания.

Мне не хотелось жениться на леди Анне завтра и не захочется никогда. У нее прекрасная колесница, но не колесницу же я уложу в свою постель. Более того, я предпочел бы… накрыть моими меховыми одеялами золоченую карету, а не ее владелицу.

Однако ничего не поделаешь. Завтрашнее венчание назначили на восемь часов утра. Я сам выбрал ранний час, словно хотел как можно скорее со всем покончить… хотя, в сущности, это лишь начало…

Лежа в кровати, я продолжал ругать себя за недостаток смирения, в итоге пришел к разумным обобщающим выводам и понял, что готов вступить в вынужденный брак. Такие неприятности случались с начала времен. (Возьмем хоть Адама и Еву.) Простые люди могут позволить себе такое удовольствие — самостоятельно выбрать спутницу жизни, но король вынужден быть пешкой в собственной игре. Мне повезло, дважды я женился по любви, как обычный человек. Но это осталось в прошлом, так же как и моя юность, и мне следует считать себя счастливчиком. Дважды мне удалось уклониться от королевского долга!

А один раз мое личное пристрастие едва не лишило меня жизни. Браки по любви тоже бывают ужасными. Так вправе ли я рассуждать?

Меня сморил прерывистый и неглубокий сон. Я видел себя маленьким, мать обнимала меня… В снах сбываются все мечты, ибо, насколько я помню, в жизни она никогда не раскрывала мне своих объятий.

XXIII

Утро шестого января. Двенадцатая ночь… мой любимый праздник. Какая ирония в том, что именно этот день свяжет меня с Анной…

Хмыкнув, я отбросил одеяла. Воспоминания — стариковское развлечение. Неужели я дошел до этого? Верно, так больше жить нельзя. Безусловно, любые действия лучше раздумий.