Прекрасно знаешь, что, конечно, все так и происходило, и по-прежнему совершенно не верится. Как с мамой могло случаться то, что сейчас случается с Сашей?

Когда Саша увидела, как таз с неимоверным грохотом накрыл чью-то голову, она молниеносно отскочила от окна, боясь, что ее разглядят и узнают, но потом решительно бросилась на улицу, испуганная, смущенная, виноватая, готовая придти на помощь и ни за что не сознаться, кто уронил из окошка злополучный таз. Но созналась. И таз оказался не таким уж злополучным. Одно время Саша мечтала даже унести его домой и повесить на стену, как символ счастливой случайности, коренным образом изменившей ее жизнь.

Оказывается, у мамы тоже был такой странный символ, не менее жестяной и громыхающий – старое, ржавое ведро. А может, мама выдумала его нарочно, чтобы позабавить Сашу, удивить и незаметно отвлечь внимание от недосказанной истории.


– Я совсем не представляла, что еще когда-нибудь встречу тебя. Мне казалось, ты здесь больше не живешь.

– Умер, – мрачно подсказал Богдан.

– Нет. Уехал.

– Безвозвратно ушел в прошлое, – он усмехнулся. – Ты все еще любишь мороженое?

– Да. Только никому уже в этом не признаюсь.

Неужели он так и не женился? Временами она с эгоистичным торжеством повторяла себе: не женился, потому что больше никого не любил, потому что не признавал других женщин. А потом сама же смеялась. Боже мой, конечно, это не так! Нелепо полагать, что у него никого не было, кроме нее. Были, несомненно, были. Разные. Они любили его и не любили. А он? Как он относился к ним?

Иногда, вспоминая о нем, она уверенно предрекала, что он обязательно найдет себе замечательную, любящую жену и будет счастлив. А теперь ей нравилось, что он одинок, наверное, потому что она сама была одинока. И хотя очень некрасиво радоваться чужой несложившейся судьбе, но зато эффективно успокоительно, ибо присутствие товарища по несчастью уравновешивало собственные переживания, тем более что именно этот товарищ сыграл в них не последнюю роль.

Нет, она не желала возрождать их прежние отношения. Конечно, не желала. Она уверяла себя в этом. Такое просто невозможно: любить столь долгое время, расставаясь, меняясь, мучаясь и даже ненавидя. Вернуть происходившее восемнадцать лет назад? Даже помышлять об этом смешно! Сейчас они всего лишь старые знакомые, давние приятели, которых когда-то связывало нечто общее, и так легко забыть что, ведь все происходило бесконечно много лет назад.

2

Что случилось? Почему раньше он и дня не мог прожить без Инки, а сейчас даже не испытывает желания ее видеть? Подумаешь, поссорились! Будто они раньше не ссорились, будто он раньше не восклицал в запальчивости, что больше не потерпит ее выходок, что достаточно мучиться и пора положить конец этим бессмысленным отношениям, приносящим только боль и страдания. Но уже через секунду мечтал непременно увидеть ее, и раскаяться, и обнять, ощутив податливую хрупкость ее фигуры.

Все не так! Теперь он мрачно, бездейственно сидел дома и ждал, когда она придет, чтобы в очередной раз проверить с каким равнодушием встретит ее появление. Да, ему по-прежнему хотелось ее обнять, но, точно так же, как любую другую симпатичную девчонку.

– Ты не можешь меня простить?

– Что ты! Я давно тебя простил.

– Так в чем же дело? Ты избегаешь меня. Ты не желаешь меня видеть.

– Ну, почему… – он равнодушно пожимал плечами, ему становилось жалко Инку, ему даже хотелось ее успокоить.

– Почему? – возмущенно кричала Инка. – Это я спрашиваю: почему?

Она плакала, сердито и отчаянно, а он морщился от вида ее слез и не верил. Он больше не желал, чтоб над ним насмехались, чтоб его обманывали, чтоб им играли и забавлялись. Кажется, он научился управлять своими чувствами, они перегорели и подчинились его воле. Но отчего-то он испытывал непонятную жалость к Инке.

Однажды он остался дома один. Прозвенел звонок, и Никита поплелся открывать дверь, заранее испытывая неприязнь к визитеру, кем бы он ни был, и увидел на пороге… «Того самого, – говорила Инка, – про которого я тебе рассказывала».

Никита посмотрел на гостя исподлобья. Он не мог испытывать к нему симпатии, хотя тот и не был ни в чем виноват, кроме своего существования.

– Вам что? – неприветливо буркнул Никита через порог.

– Ты один?

Никита хмыкнул и дернул губами.

– А вы думаете, меня опасно оставлять дома без присмотра.

Гость не обращал внимания на его нахальное поведение.

– Мне можно войти? – он держался раскованно и спокойно и смотрел прямо в глаза.

– Зачем? – Никита сощурился, словно прицеливался, заставляя себя выдержать взгляд. – Никого же нет.

– А ты?

Какие-то странные интонации, придающие особую выразительность простым словам, будто ожил красноармеец с плаката времен Гражданской войны. «А ты записался добровольцем!»

– А ты?

– А я еще маленький, – усмехнулся Никита. – Мне не разрешают впускать в квартиру незнакомых дяденек.

Гость не стал напоминать о том, что они все-таки знакомы, иронично улыбнулся.


– Гриш, ты себя представляешь сорокалетним?

– Не знаю. Каким бы я хотел быть в сорок, я представляю. А каким буду в действительности… Я не думал. Да, пожалуй, и каким бы хотел быть.

– А меня?

– А ты всегда будешь такой же.

– Ну! Это же глупо – в сорок лет выглядеть двадцатилетней.

– Выглядеть, наверное, глупо. Но я же не это имел в виду.

– А что?

– Я всегда буду любить тебя такой, какая ты есть сейчас.

– А если я изменюсь?

– Я же сказал, не изменишься.

– Но так же не бывает!

– А как бывает? Только так и бывает. Ну, подумаешь, прибавишь пару-другую килограммов, да прочитаешь десяток-другой книг.

– И все?

– Ну, будут морщинки вот здесь. Разве это перемены?

– Конечно! Если тебя послушаешь! Буду я толстая, глупая и морщинистая.

– Саша!

– Когда я вижу старушек, я боюсь дожить до их лет. Мне кажется, я стану страшной, некрасивой и беспомощной. Я не хочу.

– Ты и не будешь.

– Буду! А ты будешь седым старичком с палочкой.

– Это в сорок-то?

– Почему в сорок?

– Мы же начали с того, каким я буду в сорок лет.

– Мне все равно, каким.

– Почему?

– Ну, мне же тогда тоже исполниться не девятнадцать. Я всегда буду любить тебя.


– Мам, я, кажется, выхожу замуж.

Аню огорошило заявление Сашки, хотя, в общем-то, она давно готовила себя к тому, что скоро услышит это. Но дочь говорила как-то странно, словно сама удивлялась своим словам.

– Что значит «кажется»?

– Я еще не решила, – она действительно была задумчива и серьезна.

– Саша, какая ты у меня необыкновенная. Другие девчонки рвутся замуж.

– Дуры! – категорично объявляет Саша. – И им легче. Когда с ума сходишь от любви и все делаешь, не задумываясь, вполне что-нибудь может получиться.

– А ты не сходишь с ума от любви?

Аня удивляется поведению дочери. В ее возрасте она вроде бы не задумывалась о проблемах брака, по крайней мере, своего собственного, а что происходит у других, тебя вроде бы и не касается.

– Наверное, нет, – пожимает плечами Саша. – Это плохо? Когда Гришка делал мне предложение, я почему-то сразу представила…

– Готовку, стирку, уборку, вечно голодного и бестолкового мужа, – улыбаясь, подсказывает Аня.

– Нет, нет! – торопится Саша. – Трудно объяснить. Появятся непривычные для меня обязательства. Я уже не должна буду решать все для себя сама, мне придется считаться с его мнением и желаниями.

– Ой, Саша! Придет же тебе в голову! Ты лучше представь, что он всегда будет рядом, будет заботиться о тебе.

– Он и сейчас заботится.

– Ну, не знаю. Да и виданное ли дело, чтобы мать уговаривала дочь выйти замуж за человека, которого та любит. Давай, лучше я скажу, что он тебе не пара, чтобы ты не смела и думать о семейной жизни, что ты еще маленькая и тебе еще рано. И ты наперекор мне выйдешь замуж за своего Гришу.

– Да ну тебя! – вздыхает дочь. – Я же серьезно.

Она, действительно, думала серьезно. Она прекрасно знала, что никто ей не нужен, кроме Гришки, что она любит только его, и надеялась, что это продлится вечно. Она была счастлива сейчас, так разве надо делать что-то еще, если уже хорошо? Разве следует что-то менять? А вдруг перемены разрушат счастье!

«Какая из меня жена! – решает Саша. – Готовить я не люблю. Когда меняют установленный мною порядок, тоже не люблю. И страшно. Без мамы. Без Никиты. Вдруг я сварю суп, а ему не понравится, и он навсегда во мне разочаруется. Сейчас-то он не знает, как я варю суп. Вот если бы Гришка ничего не ел. Фу, какие глупости! А это, наверное, так удивительно, быть невестой! Белое платье… Нет, что бы ни говорили, даже я сама, жутко хочется прожить день так необычно, пусть даже как все остальные невесты. Белое платье. И все, наверное, какое-то непривычное, незнакомое, и даже Гришка. И… не знаю!»

– Мам! А ты бы вышла за Гришку замуж?

– Боже мой, Саша!

– Ну, мам!

– Нет. Конечно, нет! – Аня внимательно следит за дочерью.

Ага, так и есть! Саша обижается за своего обожаемого Гришу и возмущается.

– Это почему? – дерзко смотрит в глаза.

– Я для него слишком старая, – смеется Аня.

– А если бы…

– Саша, Саша, Саша! – торопливо перебивает дочь Аня. – Что ты говоришь! Все равно, никто, кроме тебя, не сможет решить. Ни я, ни Никита. Надеюсь, его ты не спрашивала, вышел ли бы он замуж за твоего Гришу!