Эльвира Смелик - Безнадёжная любовь

Но все опять закончилось, известно и бестолково. Она уехала, и уже не просто уехала, уехала от него, из-за него. Он злился, проклинал ее, хотя знал, но даже думать об этом не хотел, она опять непреднамеренно выбрала единственно правильный путь не только для себя, но и для него. Он не должен был иметь близких и дорогих ему людей. Тогда. Но не сейчас.

Аня. Она никогда специально не старалась удивить его, сразить, привязать к себе. Может, поэтому у нее и получалось? И опять.

Чокнутый мальчишка с перекошенным от злобы лицом ворвался в его дом. Позже она объяснила, почему. Но кто мог объяснить, отчего эта выдуманная история соединила именно их, его и ее, его и…

Неужели у него есть сын? Да. Только она способна учудить такое.

Аня даже с Богданом могла говорить пока исключительно на одну тему.

– И что за время наступило? – жалобно вопрошала она. – Опять я остаюсь одна. Сначала Лешка от меня ушел. Саша собралась замуж, переберется к своему Грише. А теперь и Никита уезжает.

– Это тебе в наказание за то, что все время бросала меня, – нравоучительно определил Богдан.

Аня осуждающе глянула на него, мелко и часто закивала головой.

– Ага. Спасибо за сочувствие.

Он улыбнулся.

– Не сердись.

А она вздохнула.

– Я не сержусь. Я возмущаюсь, – и принялась рассуждать. – Конечно, Никита поступает вроде бы умно, толково. Здесь действительно нет ничего подходящего, и отъезд, пожалуй, единственный приемлемый вариант, – Аня заканчивает фразу и вопросительно смотрит на Богдана. – Но почему?

Он с улыбкой наблюдает за ней. Его вовсе не смешат и не забавляют ее волнения и заботы, он знает, как тяжело отпускать тех, кого любишь, как не хочется делать этого. Его вовсе не раздражает однообразие последних Аниных разговоров, и он не пытается ее успокоить или отвлечь, понимая всю бесполезность и бессмысленность подобного занятия.

– Всегда так бывает, – замечает Богдан негромко. – Он окончил школу, почувствовал себя взрослым.

Аня отводит взгляд, а потом опять смотрит вопросительно, с любопытством.

– Ты тоже сбежал от родителей, как только закончил школу?

Он снова улыбается уголками рта и произносит спокойно и тихо:

– Не совсем.

– То есть?

– Не от кого было сбегать. Мама умерла как раз примерно в это время.

Аня изумленно и испуганно вскинулась и не удержалась от нового вопроса.

– А отец?

– Еще раньше, – коротко ответил Богдан.

Она на мгновение оцепенела.

– Господи! А как же ты?

– По-разному, – он по-прежнему говорил спокойно и, пожалуй, даже иронично. – Но, в конце концов, как видишь, вполне благополучно.

– Я не знала, – она виновато опустила глаза, словно просила прощения.

– Ну и ладно, – пожал плечами Богдан.

Вот видишь, Аня, кому, как не ему, знать: пусть уж лучше дети уезжают, убегают, уходят, пусть уж лучше дети оставляют родителей, а не родители бросают своих детей.

Он рассматривает комнату, медленно переводит взгляд с одной вещи на другую, бездумно, бесцельно, и не замечает, что Аня не сводит с него глаз, с тревогой наблюдает, готовая в любой момент отвернуться, скрыв от него свое особенное внимание.

Она представила их первую встречу, его странный образ жизни, его беззастенчивую испорченность и цинизм. Удивительно, что она пожалела его тогда, вроде бы без всяких причин, ведь, наоборот, должна была ненавидеть и презирать. И вспомнила: она сидела, прислонившись спиной к стене, гладила его растрепанную голову и молча слушала глупости и несуразности, которые он, не останавливаясь, все говорил и говорил.

– Как странно! Я опять в этом городе. И опять одна. Без мужа, и вот уже и без детей. И единственное, что я имею – это то, с чего все здесь и началось. То, что я приобрела самое первое, когда впервые приехала сюда.

– Почему ты обо мне так неодушевленно? – шутливо возмутился Богдан.

Он понял ее загадочные высказывания, но его взгляд немного встревожил Аню.

– Я имела в виду не совсем тебя, – оправдалась она, – а отношения между нами. Хотя сейчас они, конечно, не такие, как раньше, – предусмотрительно разумно добавила она.

– Ты жалеешь?

Он стоял слишком близко.

– Нет! – быстро и твердо ответила она, но, встретив его взгляд, почувствовала себя уже не так уверенно. – Не знаю, – почти прошептала, а затем снова повысила голос, стараясь придать словам весомость. – Но ведь это нелепо! Так не бывает!

– Почему?

Аня прекрасно знала этот голос и эти интонации. Через какое-то время она растерянно пробормотала.

– Что с нами? У нас крыша поехала.

– Ну и пусть! – успокоил ее Богдан. – По-моему, самое время.

***

Спускаясь по лестнице, Богдан столкнулся с Никитой. Они поздоровались, и Никита с удивлением обнаружил, что встреченный им взгляд, обычно пронзительный и изучающий, сегодня легок и приветлив.

Никита открыл дверь, прошел в комнату, ни секунды не сомневаясь в правильности определения места недавнего пребывания своего странного знакомого. Никита больше не испытывал к нему особой неприязни, пожалуй, даже что-то притягивало в нем. Но казались такими непривычными и непостижимыми его отношения с матерью. Никита никогда не представлял, что с родителями тоже случается подобное.

А мама задумчиво стояла у зашторенного окна. Наверное, она только что выглядывала на улицу или задергивала занавески, а, возможно, лишь сейчас подошла, желая узнать, что там делается снаружи.

***

Встретив Аню на улице, Богдан, не раздумывая, предложил:

– Пойдем ко мне, – и тут же, озаренный внезапной идеей, добавил: – И вообще, переходи ко мне жить.

– Да-а-а! – критически протянула Аня, даже не удосужившись поразмышлять над его предложением.

Слишком уж бурно развернулся он, а она еще не решалась оценивать и соизмерять происходящее между ними. Но Богдан упорно тянул ее за собой.

– Пойдем!

Она даже замерла на мгновенье, потом, не удержавшись, улыбнулась.

– Ах, этот голос! Ах, это слово! Я не могу спокойно слушать, когда его произносит Никита. У него получается…

Богдан не дал ей договорить.

– Значит, он все-таки мой сын?

Он опять торопился удостовериться, но уже не испытывал прежнего смятения и испуга. Он давно уяснил: ему хочется иметь сына, пусть даже такого, уже взрослого, почти чужого и незнакомого. Хотя нет, в какой-то мере знакомого. У них одинаковое лицо и, похоже, одинаковый характер. Значит, у них есть что-то общее, значит, они связаны друг с другом. И Аня впервые ответила откровенно, так, как думала сама:

– Видимо, да! – но тут же высказала последние сомнения: – Вы, конечно, внешне очень похожи. Так Лешка ведь тоже темноволосый и светлоглазый. Но голос…

Богдану надоели сомнения, он не требовал доказательств, его беспокоило другое.

– Ты когда-нибудь расскажешь ему?

Аня сначала усмехнулась.

– Ну, разве когда он станет таким же циничным и невозмутимым как ты, – и тут же стала серьезной, даже испугалась, сжала руку Богдана и умоляюще заглянула ему в глаза. – Только не говори Никите ничего. Пожалуйста! Ладно? Не говори! – и честно призналась: – Я боюсь. Он так злился на Алешку, когда тот ушел от нас. Вдруг он возненавидит и меня! Это ведь я первая изменила, натворила такое…

– Мне очень нравится, что ты натворила, – тихо проговорил Богдан, осторожно проведя по ее щеке.

Она не оттолкнула его руки, но посмотрела осуждающе.

– Тебе. А Никите? Каково ему будет узнать, что его отцом является совсем другой, а не тот, кого он всю жизнь называл папой? Что его мать обманывала мужа. Все из-за меня. Из-за меня.

Она до сих пор мучилась своей виной, но была рада, что наконец-то опять может стать искренней и откровенной, ничего не скрывать и не смущаться, как когда-то. А Богдан, встревоженный ее отчаянием, стараясь отвлечь, шутливо предположил:

– А если он станет таким же циничным и невозмутимым, как я?

– Упаси бог! – слишком уж торопливо воскликнула Аня.

– Анька! – осуждающе произнес Богдан, но она ехидно проговорила:

– Признайся, ты ведь не объект для подражания.

– Анька!

Она не унималась.

– Признайся!

И ему ничего не оставалось (к чему отрицать очевидную правду, прекрасно известную им обоим?).

– Да! Да, да, – обреченно подтвердил он и мстительно добавил: – Однако, тебя это никогда не останавливало.

Аня вздохнула.

– Ох! Это моя кара небесная.

– Нет! – не согласился Богдан. – Это мне подарок судьбы.

И они рассмеялись.

Они стояли посреди комнаты, между столом и диваном.

– Ты заметила, чем обычно заканчиваются наши встречи? – по-особенному глянув на нее, спросил Богдан.

Аня на мгновенье задумалась.

– Я уезжаю, – грустно определила она обычный конец, а он рассердился.

– Фу ты! Ну, почему сразу о плохом? – он отвернулся, его глаза явно отыскивали какую-то определенную точку, и в уголках рта затаилась загадочная улыбка.

– А чем тогда? – Аня попыталась проследить за его взглядом, но он уже смотрел ей прямо в глаза.

– Не догадываешься? – и больше не дожидаясь от нее ответов, сурово предупредил: – А про отъезды чтобы я никогда не слышал. Больше тебе не удастся от меня сбежать. Я тебя никуда не отпущу. И… – он помедлил, вовсе не собираясь с духом, а потому, что сам придавал приготовленным словам особое значение. – Надеюсь, это поможет, – добавил чуть слышно. – Я люблю тебя.

Он никогда еще не говорил ей этих слов. Другим – пожалуйста! Его спрашивали: «Ты меня любишь?» Он без стеснения заверял: «Да. Конечно. А как же?», ни задумываясь ни над вопросом, ни над своим ответом. Что тут особенного? Точно такие же слова, как и все прочие, из тех же букв, из тех же звуков; не более осмысленные и заумные, чем множество других. А про нее он и себе-то ни разу не решался признаться. А Аня так же, как и раньше, с осторожностью и недоверием отнеслась к этим словам, которые тоже не в силах была когда-то произнести. Но уже совсем по другой причине.