Гриша сидел чуть поодаль. Она не видела его. Ей и не надо было его видеть, прикасаться к нему, ей достаточно было знать о его присутствии. Он здесь, рядом, совсем недалеко. Он смотрит на нее, не сводя глаз, взглядом рисуя в темноте ее силуэт. Она чувствовала его взгляд так же ясно, как видела перед собой таинственное мерцание моря, как вдыхала чистый, соленый воздух, как ощущала пальцами гладкую поверхность камешка. Она встала, зная, что и он сейчас поднимется, зашагала неторопливо от пенной кромки воды, зная, что он идет за ней, догоняет. Теперь он совсем-совсем близко.

Саша внезапно остановилась и обернулась. Гришка от неожиданности почти натолкнулся на нее. Она, ощутив прикосновение всем телом, обвила руками его шею.

– Все! Попался!

– Нет. Это ты попалась! – он обнял ее и сурово сдвинул брови. – Ты собираешься за меня замуж?

Саша улыбнулась, потом опечалилась, посерьезнела, и опять улыбнулась.

– Мне очень-очень хочется сказать «да».

– Так в чем же дело?

Саша вздохнула, пожала плечами.

– Мне кажется, я еще слишком маленькая и глупая для замужества. Подожди, я подрасту и поумнею.

Вдруг что-то в небе привлекло ее внимание. Она вскинула голову.

– Смотри! Звезда падает, – она проследила путь яркой, крошечной искры на темном покрывале неба, поворачиваясь вслед за ней. – Скорей загадывай желание! – и прислонилась к Грише спиной.

Он обхватил ее за плечи, качнул аккуратно.

– Такая маленькая девочка.

– Вот видишь!

Он поцеловал ее в затылок.

– Но я хочу, чтобы у меня была девочка-жена.

– Да? – изумленно воскликнула Саша, ее мысли метались неудержимо и неисповедимо. – Ты читал «Дэвида Копперфилда»?

– Нет, – теперь пришла очередь удивляться Грише. – Почему ты спрашиваешь об этом?

– Так. Небольшой каприз, – Саша беззаботно махнула рукой.

– Только ты можешь, когда тебе делают предложение, вспоминать о Диккенсе.

Саша лукаво улыбнулась.

– Ты знаешь, что «Дэвида Копперфилда» написал Диккенс?

– Сашка! Веди себя прилично!

– Что? Ах, да! – она заворочалась, делая вид, что пытается освободиться от его объятий. – Немедленно отпусти меня. Неприлично обниматься в общественных местах. Ты-то об этом должен знать.

Звезды замерцали, небо склонилось, море накатило волной. Все они не просто присутствовали, они наблюдали за этими людьми, они жили в их жизни и переживали за их жизнь.

8

Никита сидел верхом на скамейке и следил за порхающей вокруг него Инной. Та, словно красивая бабочка, то приближалась, то удалялась, никак не давалась в руки и нестерпимо манила. Вот подошла сзади, положила ладони на плечи. Он чувствовал каждый ее пальчик, те жгли прямо через рубашку, и не шевелился, боясь спугнуть Инку и лишиться этого чудесного, сладкого до боли ощущения.

– Представляешь, он живет в том доме! – она наклонилась через его плечо, коснулась волосами его щеки, указала на темнеющий за деревьями дом. – Второй подъезд. Тридцать девятая квартира.

– Кто – он? – спросил Никита, и ее волосы защекотали его губы.

– Ну, он! – выпрямилась и отодвинулась Инна. – Помнишь, я тебе рассказывала? Я познакомилась с ним в баре. Ну, помнишь?

Конечно, он помнил. И хоть не знал его, а уже ненавидел.

– Откуда ты знаешь? – он пытался доказать себе, что она врет.

– А может, я была у него!

Нет, он не верил, не хотел верить, не желал верить. Она не стала разубеждать, легкомысленно прибавила:

– А может, и не была.

Инна вспомнила про этот разговор через несколько дней и прокляла себя. Зачем назвала адрес? Зачем наговорила столько ерунды? И сегодня. Зачем, с самого начала наткнувшись на сдержанную холодность Никиты, возмутилась и завела прежнюю глупую песенку?

В сумерках, в легком шелесте деревьев, в мягком теплом воздухе ее воображение рисовало страстные любовные сцены, отчаянного мальчишку, на грани беспамятства шепчущего ей о том, как она прекрасна, как она великолепна, и как безгранична его любовь к ней. Но мальчишка, всего лишь, стоял рядом и смотрел. Она опять не заметила в его взгляде ни мольбы, ни признания, ни отчаяния, он опять показался ей равнодушным.

Он встречается со мной, потому как любому парню в его возрасте нужна девчонка. Чтобы чувствовать себя мужчиной, чтобы давать разрядку своим сексуальным эмоциям. Я ему нравлюсь, конечно. Но он совсем меня не любит. Иначе бы он сказал об этом. Или сделал бы что-нибудь такое…

– Представляешь, я сегодня встретила его, – сказала Инна. – Того мужчину. Я тебе рассказывала.

– И что? – Никита дернул углом рта.

Как бесстрастно он спрашивает!

Он пригласил меня к себе. Сегодня вечером! – Инна нарочно взглянула на часики, потом подняла глаза, желая пронаблюдать произведенный ее словами эффект, и увидела перекошенное злобой лицо.

– Ну, и катись! Времечко, наверное, уже подходит? Ну? – он оставил ей последний шанс передумать, признаться, что она все сочинила, он, не отрываясь, смотрел в ее лицо. – Ну? Беги же!

– И что? – вызывающе воскликнула Инна. – И побегу. Он не такой, как ты.

– Конечно! – перебил ее Никита. – Куда мне до него! С его-то опытом! Он знает, как обращаться с такими молоденькими дурочками. Гад! Ненавижу его!

Инка, напуганная содеянным, решившая, что у нее нет хода назад, обиженная, потрясенная, никогда не видевшая в Никите столько злобы, надрывно, отчаянно смело крикнула:

– Он тут ни при чем. Это все я. Я сама.

Она почувствовала непривычно сильную хватку рук, его пальцы так и впились, так и вдавились в ее тело, причиняя боль.

– Ты? – Никита зло встряхнул ее. – Ты?

– Я! Я! Я! – завопила Инка от страха.

Мгновенно исчезла злоба, глаза вспыхнули презрением, ненавистью и решительностью. Никита с силой оттолкнул ее от себя, она чуть не упала.

– Ты больше никогда не увидишь его.

Он развернулся и пошел, нет, почти побежал прочь.

– Ты куда? – растерянная, пораженная Инка кинулась следом.

Он не ответил, даже не оглянулся. Он не услышал ее.

Она недолго бежала за ним. Отчего-то быстро выбилась из сил, остановилась, жадно глотая воздух.

– Куда? – спросила, скорее уже сама себя, с трудом узнала место, где находилась, долго определяла направление, в котором исчез Никита.

Она плутала среди домов, заблудившись в улицах, досконально знакомых с детства. Наконец она догадалась, куда он побежал. И ужаснулась.

Господи! Что она наделала?! Зачем придумала очередную историю и упоенно рассказывала ее, желая вызвать ревность? Еще и приплела абсолютно невиновного человека. А Никита поверил. Еще как поверил! И возненавидел. Почему-то вовсе не ее, а того, кто был совершенно ни при чем. Да, да! Совершенно ни при чем! Хотя он и существовал, являлся реальным, живым и, действительно, встретился ей в баре.

Каким бы значительным и обещающим ни казалось это словосочетание, встреча получилась самой, что ни на есть, невинной. Она произошла днем, ясным, чистым днем, пожалуй, даже ближе к утру. Бар был пуст и прохладен, превратившись в обыкновенную кафешку, куда несколько заботливых родителей привели своих малышей, чтобы накормить их мороженным. Инна неторопливо и досадливо проходила мимо, помахивая пакетом с хлебом, за которым против желания была отправлена своей мамой. И, видимо назло ей, с нетерпением дожидавшейся дома мягких батонов, дочь решила потянуть время, заглянуть в почти безлюдный зал и тоже съесть мороженое, подольше и с удовольствием.

Она, не спеша, раскапывала кремовую массу в вазочке и глазела по сторонам. Редкие родители с чадами ее не интересовали, и она перевела взгляд на стойку.

За стойкой сидел мужчина и так же, как Инна, неторопливо потягивал что-то из высокого стакана, тихо переговариваясь с барменом. Его поза была небрежна и уверенна: прямая спина, свободно расправленные плечи, спокойно лежащая на барьере рука; затененное лицо и яркий блик света на стекле. Инна с интересом рассматривала его. Никогда раньше она не обращала особого внимания на мужчину такого возраста. А он вдруг отвел взгляд от бармена и посмотрел в зал. Инна вздрогнула, мгновенно приняла изящную позу и очаровательно потупила глазки, из-под ресниц наблюдая за сидящим за стойкой. Он оглядел полупустую перспективу и, кажется, не нашел в ней ничего интересного для себя. И, наверное, даже не заметил Инну. А ей показалось чем-то знакомым его лицо.

Во власти необъяснимого порыва она, оставив на столе недоеденное мороженное, выбежала за ним, стоило ему только выйти из бара, и проводила его до самого дома, старательно незаметно шагая следом чуть вдалеке.

Оказывается, они были почти соседями. Инна в задумчивости постояла возле его дома, и вечером, изменив смысл, рассказала обо всем Никите. Тот лишь посмеялся, назвав незнакомца стариком и недвусмысленно глядя на подружку. Ясно, он посчитал ее ненормальной в этом ее несуществующем увлечении. Она лишь сейчас поняла, несмотря на насмешку, он поверил ей тогда, а если и не поверил, то принял во внимание возможность существования столь странного соперника. И Инне необходимо было всего лишь не вспоминать о нем, хотя бы при Никите, чтобы развеять его опасения, но она даже не догадывалась об их существовании. Она заметила только смех, обиделась, подумала, Никите безразлично, и решила, такое невозможно терпеть.

Странно! Этот мужчина в ту же ночь приснился ей. Во сне они занимались любовью. А уже днем Инна сидела на скамеечке возле его дома и ждала.

Она увидела его издалека. Он шел легкой, уверенной походкой и не замечал тихо сидящую на скамеечке девчонку. И не надо! Инна и не стремилась к этому. Хорошо, что он не видел, как она шмыгнула за ним в подъезд, на цыпочках кралась по лестнице, а, услышав звон ключа в замке, стремительно рванулась вверх, как и рассчитывала, успевая к закрывающейся двери.

Пятый этаж, тридцать девятая квартира. Зачем ей было знать это? Ну, хотя бы затем, чтобы как-нибудь полным многозначительных интонаций голосом назвать равнодушному Никите адрес, истинный адрес. Несмотря на всю свою любовь к выдумкам, она оставалась щепетильно точна в отношении цифр и мест происшествия. Это льстило ей, и придавало реальность ее рассказам.