– Тебе лучше меня известно, Саныч. А гроб будем выносить из этого дома. Причину, думаю, не стоит озвучивать.

– Ох, Егор… Ну, надо ж… Млятство! – кулак генерала опустился на журнальный столик, отчего посуда звякнула, а Ника испуганно вздрогнула.

Сейчас что-то будет…

– Какого хрена так всё получилось? Вот какого?

– Прости, Саныч, не уберег.

– Ты делал всё… Мать твою, всё! А сейчас… Сейчас она мертва. Ты – жив. И эта девочка… Что побледнела, Вероника Крымова? Ладно, этот паршивец, просчитывая все шаги, решил, что я тебя сделаю крайней. И решил подстраховать. Между прочим, я так понимаю, что защищать он тебя собрался по полной. Моралист хренов. Ну, а ты? Что ты-то себе надумала? Сидишь бледнющая. Не трону я тебя. Хотя было искушение, ох, было… Сорвать на тебе зло. Только стар я уже, не хочу брать ещё один грех на душу. Не хочу коверкать ещё одну девичью жизнь. Так что, перестань зажиматься, выпрямись уже. Красивая, а робкая. Слушай, Егор, и как ты на неё наткнулся? У нас ещё остались вот такие – красивые да робкие? Остались, коль ты сидишь передо мной. И не делай такие глаза. Сказал – не трону, так, не трону. Расслабьтесь, дети. Будем пить дальше.


И он на самом деле заставил их пить дальше. То, что происходило, Ника смутно помнила. Вскоре появился молодой человек – в костюме! – и поставил на стол поднос. Снова бутылка и закуски. После четвертой Нике стало худо.

– Простите, – выдохнула девушка, прижимая руку ко рту и невольно обращая на себя внимание мужчин. К их разговору она не прислушивалась. Ей ни к чему лишняя информация. Она поверила тому, кого Беркут называет Санычем, и немного расслабилась. Многочасовая напряженность ушла из мышц. Зато возникла другая проблема. – Простите… Мне плохо… я имею в виду…

И не договорила, потому что тошнота подкралась совсем близко. Учитывая то, что она фактически ничего не ела с обеда, глушила себя кофе, а теперь и крепким алкоголем, ничего удивительного в том, что её организм взбунтовался.

Мужчины быстро поняли, в чем причина.

– Егор, девочке плохо. Спроводи её до ванной.

– Лучше домой.

Краем сознания зацепила мысль, что сейчас генерал возразит Беркуту. Она ошиблась, пожилой мужчина устало откинулся на кожаную спинку дивана и закрыл глаза.

– Пожалуй, да. Странный вечер получился, да, сынок?

– Да.

– Смерть Саши, и вы… – казалось, он говорил больше для себя, чем для них. Его голос становился глуше. – Знаешь что, Егор. Пожалуй, ты прав. Отвези девочку домой. Или пусть парни твои отвезут. Хотя я бы не отпустил понравившуюся мне бабенку с другим мужиком, да ещё когда она в подпитии… Пьяные бабы – дурные. Твоя на вид хорошая, но мало ли что ей взбредет в голову. И, кстати, – тут он распахнул глаза. Лучше бы не делал. Потому что в них снова застыло то холодное оценивающее выражение, что в них присутствовало, когда Ника только его увидела. – Егор, ты мне как сын, которого у меня никогда не было. Даже ближе… Усыновлять тебя поздновато. Тут я и дочь потерял… А внуков вы мне не родили. Сделай-ка ты этой хорошей девочке сына, порадуй старика, а я, глядишь, и усыновлю его. А что? Пьяные идеи – самые лучшие.

– Подумаю.

Беркут поднялся и протянул Нике ладонь.

– Пошли.

Та уставилась на ладонь, не в силах заставить себя вложить свою в неё. Большая. Широкая. Надежная?

– Хм… Егор, а она не спешит, – генерал не уставал разговаривать сам с собой.

Ника фактически заставила себя встать. Надо уходить, пока есть возможность.

Чувствуя, как под ногами плывет пол и, испытывая сильное головокружение, девушка выдавила из себя:

– Мне очень жаль.

– Иди уже, – старый генерал усмехнулся. – Пока отпускаю.

Егор, приглушенно выругавшись, сам схватил Нику за руку и, не особо церемонясь, дернул девушку на себя.

– Скоро буду, Саныч.

– Не торопись. Моя комната готова?

– Как всегда.

Генерал кивнул и снова закрыл глаза.

А Нику повели к выходу. Или ей так только показалось?

Этот день когда-нибудь закончится?

Егор

Он терпеть не мог пьяных женщин. На дух не переносил. Выпивали и начинали нести полнейшую чушь. Мало того, их всегда тянуло на скандал. А хуже пьяных женщин может быть только истерика пьяной женщины.

Выведя Нику из дома, Егор приготовился к чему-то подобному. Даже мелькнула мысль передать её одному из своих парней, пусть доставит до дома. Но бросив взгляд на молчаливую Нику, что шла за ним, глядя только себе под ноги, передумал.

На неё не действуют общие правила? Или… что?

Они вышли на свежий воздух, и девушка вздернула лицо к небу, закрыв глаза и предварительно взявшись за перила. Так и застыла – невысокого росточка, в почти пуританском платье, с косой через плечо. Почти девочка, которую нечаянно занесло не в то место и не в то время.

И лишь пресловутая «четверочка» напомнила Беркуту, что перед ним отнюдь не ребенок, а взрослая девушка, что занимала его мысли последние дни.

Она стояла и не двигалась, лишь тяжело дышала, отчего та самая «четверка» снова и снова привлекала на себя внимания.

Егор грязно выругался. Интересная складывается ситуация. Комичная, мать вашу. У него погибла жена, тесть со своими бойцами расположился в его доме, он же пялится на девчонку и думает о том, как задрать её платье и отыметь по полной.

Его сдерживает от последнего один факт – её девственность. Хотя Егор сейчас находился в таком состоянии, что ему становилось откровенно плевать на этот досадный момент. Не он, так другой. Какая разница?

Усилием воли, Беркут напомнил себе, что он ещё не докатился до ублюдочного состояния, когда принципы другого человека для него полностью обесценились. И да, он не насильник. То, что девочка берегла себя, что-то да значило. Интересно, если бы она ему дала в «Берлоге», он бы успокоился? Забыл её? Скорее всего, да.

Она сама невольно заставила его о себе думать.

Снова выругавшись, он окликнул её.

– Ника, пора ехать.

Девочка медленно открыла глаза и посмотрела затуманенным взором на него.

В груди защемило. Она на самом деле столь беззащитна или он устал до проклятых чертиков, и ему видится то, чего нет и в помине?

– Да… конечно.

Она сделала один нерешительный шаг и ещё сильнее вцепилась в перилла.

Егор непроизвольно дернулся к ней навстречу.

– Тошнит? Голова кружится?

– Всё… вместе.

– Сейчас дойдем до машины. Там станет легче.

В одном тесть был прав – Егор принял чудо-пилюлю, обеспечивающую блокировку алкоголя в крови. Такую же он собирался дать и Нике.

– Может, тебе в туалет надо?

Девушка качнула головой и тотчас поморщилась.

– Я хочу… домой, – и снова её слова были пропитаны беззащитностью.

Нет слезам. Нет истерики.

Хотя бы что-то.

– Хорошо.

Они дошли до машины, и Егор помог Нике забраться внутрь. На этот раз он её усадил на переднее сиденье. Лучше, если она будет находиться рядом, под его полным контролем. Он не был уверен, что ей не станет плохо. Всё-таки, споили девчонку, надо нести ответственность и дальше.

Как только златовласка села, и он занял место водителя, она негромко сказала:

– Ваш… Алексей Александрович… он же не серьезно…

Егор завел двигатель и из бардачка достал барсетку. Открыл и вынул небольшой пузырек, из которого извлек пару таблеток-капсул.

– На, пей.

Бутылка с водой тоже нашлась.

Девушка посмотрела на его протянутую ладонь и осторожно взяла таблетки.

– Не отравите?

Она ещё шутила. Что ж, не всё так плохо, как ему начинало казаться.

Не получив ответа, златовласка осторожно взяла таблетки и выпила их.

– А вы в курсе, что нельзя сочетать алкоголь и лекарства?

Он вырулил со двора. Одна из машин последовала следом. Егор достал телефон и отзвонился.

– Стас, отбой. Отдыхайте.

Некоторое время они ехали молча. Девочка сидела и смотрела перед собой. Даже мигала через раз. Боялась его?

Правильно. Он и сам себя сейчас боялся.

Агрессию подавлял так старательно, что внутри него зрела здоровенная пружина, готовая сдетонировать в любую секунду. Беркут затаился. Он-то прекрасно знал, что рано или поздно, пружина даст о себе знать.

А пока… Черт, поспать бы. Хотя бы часа четыре. Сколько там натикало? Часы показывали два. Мило.

– Вы не ответили на вопрос, – тихий голос Вероники врезался в его невеселые размышления.

И что ей не сидится тихо? Везут домой в целости и сохранности. Молчала бы. Зачем мышка всегда пытается дразнить большого и голодного кота?

– На какой именно? – бросил Егор.

– Про… ребенка. Я же не буду вам рожать…

Его усмехнулся. Никогда он не поймет женскую логику. Никогда, сколько бы лет ещё не прожил. Ты ожидаешь от златовласки истерики, готовишься к кардинальным мерам, даже физическому воздействию, а её единственное, что беспокоит – последние пьяные слова Саныча.

– Поживем-увидим, – позабавился Беркут с ответом.

Вероника повернула голову в его сторону и уставилась на него. Глаза большущие, из которых постепенно уходила пьяная пелена и просматривалась осознанность. Щеки бледные. Губы искусаны. А вот по поводу губ стоит ей сделать замечание. Хорошо то, что не использует много косметики, но бальзамом пользоваться надо.

Девушка открыла рот, чтобы ему возразить, даже возмущенно приподняла брови, но, натолкнувшись на его выжидающий взгляд, в котором, он знал, увидела своё отражение и чуть больше, передумала.

Обхватила плечи руками и отвернулась к окну.

Вот и правильно. Беркут не был настроен на душевные беседы. Хватит на него их сегодня.

Они проехали минут пятнадцать, когда Егор услышал ровное дыхание, доносившееся с соседнего сиденья. Златовласка уснула. Съежилась на сиденье, пытаясь принять более удобную позу, и задремала. Егор, нажав на кнопку, немного разложил кресло, чтобы ей было удобно. Она что-то пробормотала во сне и заерзала, пытаясь принять более комфортную позу.