Но по-другому Ника не могла.

Ей надо побыть в одиночестве.

Подумать…

– Егор.

Ника сделала шаг назад, потому что Беркут медленно начал на неё наседать.

– Ника, не дури.

Его слова обжигали. В прямом смысле. Ника начала задыхаться, даже поднесла руку к горлу.

Как-то странно всё выходило…

Точно во сне.

Ника снова мотнула головой.

И пожалела, что сейчас они находятся в замкнутом пространстве. Потому что ей захотелось убежать. Скрыться. Откуда взялось это чувство, откуда прорастали истоки – она не знала. Просто так чувствовала.

– Златовласка, вот ты сейчас что творишь?

От тихого голоса Беркутова ещё сильнее бросало в дрожь. Сейчас, как никогда, он ей напоминал того властного мужчину, с которым ей довелось столкнуться в «Берлоге». Который привык брать, и которому было абсолютно наплевать, кто что чувствует. Он заплатил, а, значит, всё должно быть по его.

Собственно, а что изменилось?

Ничего.

Горечь нахлынула на Веронику. Его кредитка до сих пор лежала в кошельке, а всё то, что сейчас надето на девушке, было куплено на его деньги. Так что да, ничего не изменилось.

Говорить Ника не могла. В горле встал ком.

Она продолжала отступать, пока не наткнулась на кресло, на котором когда-то спал Егор.

Оно оказалось последней преградой, потому что Ника не устояла на ногах и фактически рухнула в него, испуганно охнув.

Беркут не заставил себя долго ждать. Мгновение, и оказался рядом, поставив руки на подлокотники, нависнув тем самым над девушкой и полностью вобрав в себя всё пространство. Заключив Нику в своеобразную ловушку, из которой не выбраться. Его кустистые брови были сведены на переносице, глаза прищурены. Он тяжело, прерывисто дышал, и создавалось впечатление, что он из последних сил сдерживается. Только от чего…

У Ники ёкнуло сердце от нехорошего предчувствия.

– Не так я думал встретиться, – сквозь сжатые губы прорычал мужчина, и холодные мурашки побежали по телу девушки. – Не так. Но раз ты не хочешь включать голову и здраво мыслить…

А вот теперь это уже была угроза.

И дальнейшие действия Беркута не заставили себя долго ждать.

Он, продолжая удерживать вес своего тела одной рукой, второй решительно зафиксировал подбородок Ники, тем самым лишая её возможности увернуться, и обрушился на её губы яростным поцелуем. Ника мгновенно задохнулась, потому что не ожидала ничего подобного. Или ожидала… Да какая разница! Стоило мужским губам прикоснуться к её, внутри тела что-то взорвалось. С одной стороны, ситуация требовала, чтобы Ника немедля оттолкнула Беркутова, послала его куда подальше, поставила на место. С другой, вся её женская сущность затрепетала в предвкушении, вытянулась в стойку, осознавая, до какой степени она соскучилась. Истосковалась.

Егор действовал жестко. Захватнически. Он обрушился на неё, сразу же атаковав языком и раздвигая её губы. Сейчас, когда он находился рядом, Ника ещё сильнее ощутила исходящие от него волны негодования. Не слышала, а именно чувствовала вырывающиеся из его груди приглушенные рычания. Он ей напомнил хищника. Опасного. Находящегося на грани. Доведенного.

Интуиция вопила, что ей следует действовать тактично, не злить мужчину, не идти поперек его желаний. Но те новости, что узнала Ника, не позволили ей расслабиться и забыться. В голове образовалась полнейшая каша. И если бы Егор дал ей хотя бы пару часов, чтобы свыкнуться, поразмыслить да просто успокоиться! Так нет же, стал действовать нахрапом.

Ника замычала ему в губы и попыталась оттолкнуть. Но проще было сдвинуть каменную глыбу в сто килограмм, чем его. Под её ладонями мышцы на груди Егора превратились в ту самую глыбу. Почувствовав сопротивление, он усилил напор.

– Ника, прекрати сопротивляться, черт бы тебя побрал!

Как бы не так…

Если в их первую встречу, не испытывала ничего, кроме страха, то сейчас она разозлилась. Он не смеет её принуждать!

Не смеет…

Только тело предавало её. Господи, как банально! И неужели с ней…

Сколько раз она читала о подобном, и не верила. Считала в глубине души, что это всё выдумка, что не может быть ничего подобного. С ней так точно, с её-то фригидностью. Что не может мозг отключаться до такой степени, что теряешь себя, способность здраво мыслить.

Но сейчас Вероника чувствовала, что с ней происходит именно это – под воздействием губ Егора, от его мужского терпкого запаха, у неё закружилась голова, груди мгновенно потяжелели, соски напряглись, уткнулись в кружево лифчика, а в трусиках стало влажно. Она так хотела увидеть Егора… Так мечтала вновь оказаться в его объятиях…

А выходило…что выходило.

Ника попыталась стиснуть зубы, не обращая внимания, как в её кровь впрыскивается яд похоти. Как он отравляет всё разумное, подчиняя себе и требуя немедленного удовлетворения.

Ника, из последних сил собравшись, снова предприняла отчаянную попытку оттолкнуть Беркута.

Тщетно.

Ответной реакцией Егора послужило приглушенное ругательство.

Мужчина оторвался от неё на мгновение, чтобы заглянуть в глаза. От его потемневшего яростного взгляда, в котором клубилась однажды уже увиденная тьма, стало не по себе. И одновременно Ника осознала, что попадает под гипноз этой тьмы. Что она овладевает ей.

– Будь по-твоему.

Ника не успела даже растерянно моргнуть, не то чтобы как-то отреагировать на его реплику.

Упав на одно колено, и по-прежнему имея перед ней преимущество в росте, Беркут бесцеремонно жестко задрал колени Ники на подлокотники. Послышался звук рвущихся ниток. Как оказалось, это было только началом. Потому что Егору этого оказалось мало. Раз – и подол платья пошёл по шву. Два – и одно предплечье тоже оголено.

– Ты этого хочешь, златовласка?

На Нику нашло оцепенение.

Она смотрела на смуглую кожу Егора, на его черноволосую голову, на кривящийся в циничной улыбке рот, не предвещающий ничего хорошего, и не могла пошевелиться. Гипноз? Нет, что-то куда более сильное. Её грудь, теперь наполовину оголенная, ритмично поднималась и опускалась. Сама же Ника не могла отвести взгляда от лица Беркутова.

– Да, видно, этого…

Он говорил сам с собой, не требуя от неё ответа. И подавшись вперед, фиксируя руками голени девушки, впился губами в кружево трусиков, которые через мгновения были безжалостны сорваны, причинив легкую боль Веронике. Девушка зажмурила глаза и подалась вперед.

Да, черт побери, вперед!

Она сдалась…

Плевать, что будет потом. Какие чувства она будет испытывать – раскаяние, боль, сожаление. Это будет потом.

Сейчас же рамки сдвинулись. Не осталось ничего правильного или ложного.

Был только Егор, его безумные карие глаза, толкающие её в ту самую тьму, что бесновалась внутри них.

Как только его губы прикоснулись к влажным нижним складочкам, Ника, чтобы сдержать гортанный стон, прикусила до крови нижнюю губу. Она хотела закрыть глаза, чтобы не видеть темноволосой головы у себя между ног. И не могла… Завороженная, она смотрела на коротко стриженую макушку и погружалась в лаву дикого неконтролируемого удовольствия.

Егор не был нежным. Его губы и язык бесцеремонно, нагло, точно они имели на это полное право, ворвались в её складочки. Потянули, лизнули. И снова проникли внутрь…

Теперь Нику уже тряхануло от дичайшего удовольствия. От ощущения, что её берут, пусть и вот таким образом. По праву сильнейшего. В глубине души что-то дрогнуло, всколыхнулось. И в голове проплыла мысль, что иногда нам, женщинам, требуется именно такое обращение – пришёл, заявил о себе, взял. Порой мы слишком много разговариваем, слишком много думаем.

При этом совершая ошибки, делая неправильные выводы.

У мужчин всё проще.

Егор вылизывал её с какой-то маниакальной настойчивостью, вцепившись пальцами в нежные бедра и оставляя на них красные отметины, завтра грозящиеся перерасти в синяки. Он зафиксировал её бедра, чтобы она не имела возможности увернуться. Его язык клеймил и обжигал. Возносил на вершину, заставляя низ живота скручиваться в тугой узел.

Егор не ласкал её. Его действия ассоциировались у Ники со стремлением овладеть. Завладеть. Доказать, что она его.

И надо бы воспротивиться… что-то сказать, как-то остановить…

И нельзя.

Потому что всё тело выгибалось, стремилось к нему, чтобы раскрыться ещё больше и достичь высшей точки наслаждения.

Беркутов терзал её тело. Мял и ласкал. Вылизывал, как зверь и покусывал, как разгневанный любовник. В нем совмещалось всё.

Когда Ника уже не могла сдерживаться, захныкала от желания получить разрядку, он издал рык и резко подтянул на руках своё тело вперед, чтобы, не дав ей возможности возмутиться или перевести дыхание, обрушиться на её рот, и сразу на груди. Дернуть платье вниз, окончательно его порвав, сдвинуть чашку бюстгальтера, так же, не без урона для нежной ткани.

И впиться в нежный сосок, что камешком увенчивал грудь.

Ника зашипела и всё же вцепилась пальцами в волосы Егора. Секунду – пытаясь оторвать, оттянуть голову от себя. Вторую – уже прижимая сильнее.

Снова издав непонятный рык, что отозвался истомой в теле Ники, Егор оторвался от её груди. Взгляд, как у хмельного, волосы растрепаны, движения рваные.

Он даже не стал раздеваться. Дернул ремень, расстегнул молнию и, чуть приспустив брюки, высвободил эрегированный член. Ника шумно сглотнула вязкую слюну.

Неправильно всё происходит… Она с задранными на подлокотники ногами, в изорванном платье и он с приспущенными штанами.

Слова протеста застряли в горле, потому что Егор, ловко просунув руки под её ягодицы, потянул её на себя, одновременно проникая внутрь, растягивая нежные воспаленные его ласками складочки. Ника протяжно застонала. Было немного больно, он вошёл сразу до упора. Но боль мгновенно отошла на задний план, уступив место обжигающему удовольствию.

Не дав ей опомниться, Егор яростно задвигался, впечатывая себя в неё. Врезаясь. Двигая её и, двигаясь в ней. Издавая приглушенные стоны и вырывая такие же с губ Ники. Та вцепилась пальцами в подлокотники, не замечая, как причиняет боль ногтям.