Друзья обнялись и, обменявшись подобающими моменту любезностями, сели за стол.

– Весь цвет Петербурга давно уже в сборе, а вы, капитан, смотрю, не особо торопились в столицу, – разливая по бокалам шампанское, усмехнулся поручик.

– Пришлось несколько задержаться на службе, – принимая бокал, улыбнулся Шелестов и, чокнувшись с приятелями, пояснил: – Передавал дела своему приемнику. После моего ранения отец добился перевода в Петербург. Так что теперь я надолго с вами, – князь приветственно приподнял бокал и пригубил вино.

– Серьёзное ранение? – озабочено нахмурился Вересов.

– Вовсе нет, – отмахнулся Шелестов. – Так, пустяки… Но батюшка так встревожился, что подключил все связи.

– Дмитрия Алексеевича понять можно, – вздохнул Белозерский. – Кавказ забрал у него старшего сына, разумеется, он не хочет лишиться и единственно оставшегося наследника.

– Это так… Как Александра не стало, отец взялся меня особо опекать, – согласился Сергей Дмитриевич. – Честно говоря, я и сам собирался проситься в отставку. Пора уже подумать о семье, – признался он и, оживлённо встрепенувшись, поинтересовался: – Вы сами в столице давно? Что нового слышно в петербургских салонах?

– Да сами вот только на прошлой неделе вернулись, – улыбнулся Вересов.

Обмениваясь новостями, мужчины загалдели и, не забывая потягивать вино, подшучивали друг над другом.

– Похоже, сезон обещает быть весьма горячим, – подмигнул друзьям поручик.

– Уверен, в невестах недостатка не будет, – улыбнулся Шелестов. – Барышни слетаются в Петербург, словно бабочки в райские сады. И нам скучать не придётся.

– Серж, ты не поверишь, но Пьер тоже намерен покончить с холостяцкой жизнью, – сообщил Вересов, подталкивая в бок Белозерского.

– И тебе, Алексей, следовало бы остепениться, – фыркнул граф, косясь на разомлевшего приятеля.

Обсудив, в каких домах устраиваются приёмы, и кто куда приглашён, Белозерский с Вересовым, взглянув на часы, поднялись из-за стола.

– Сегодня в Михайловском дают «Севильского цирюльника», – проговорил Белозерский.  – Говорят, занятная вещь. Серж, ты с нами?

– Билетов не достать, – поддержал приятеля Вересов и похвастался: – Князь Шеховской уступил нам свою ложу.

– А почему бы и нет, – тоже поднялся Шелестов и последовал за друзьями на выход. – Давненько я в театре не бывал, – натягивая перчатки, задумался он и улыбнулся. – Мечтаю вновь услышать мадмуазель Катуш.

– Как, ты не в курсе? –  в изумлении остановился Вересов. – Мари больше не поёт. Её нет в Петербурге.  Мадмуазель укатила в Париж и, по слухам, навсегда.

– Даже так? – вскинул брови Сергей Дмитриевич. – С чего бы это?

– Говорят, вышла замуж, – Белозёрский с опаской покосился на бывшего любовника певички.

– Ну, тем лучше, – беззаботно хмыкнул Шелестов, и Пьер, переглянувшись с Алексеем, облегчённо выдохнул. – И кто же теперь заменяет мадмуазель Катуш? – поинтересовался князь.

– Некая мадмуазель Легран. Весь Петербург только и говорит о новой примадонне Михайловского, – пояснил Белозерский.

– И что? Она действительно так хороша? – недоверчиво ухмыльнулся Шелестов.

– По слухам, в роли Розины просто изумительна, – хихикнул Вересов.

– А вне роли? – игриво взглянул на друзей князь.

– А вне роли никто ничего толком сказать не может, – поморщился Белозёрский. – Вне сцены примадонну никто не видел.

– Ну что ж, поедем, оценим дебютантку, – засмеялся Шелестов, и мужчины сели в экипаж.

Глава 11

Окутанный морозной дымкой театр встретил бесшабашную мужскую компанию весёлым светом свечей, приятным теплом и мягкими звуками оркестра. Ненадолго задержавшись у гардероба, господа, прислушиваясь к доносящейся со сцены зажигательной арии, прошли в ложу.

Фигаро здесь, Фигаро там, Фигаро здесь, Фигаро там,

Фигаро вверх, Фигаро вниз, Фигаро вверх, Фигаро вниз, -

пел глубокий баритон, непонятно, каким образом умудряясь произносить слова, поспевая за сумасшедшим темпом мелодии.

Зрители наслаждались музыкой и голосом певца, но внимание друзей больше привлекали присутствующие в театре дамы. Зал напоминал ухоженную оранжерею, благоухающую изобилием диковинных цветов и мерцающую всполохами драгоценных камней. Высший свет, соревнуясь собственным достатком, приходил сюда не только приобщиться к искусству, но и показать себя и посмотреть на других.

С интересом разглядывая публику, Сергей Дмитриевич выискивал знакомые лица, когда в ложе напротив в седоватом человеке узнал графа Новицкого, но Шелестова более заинтересовал не сам господин, а его спутница. Элегантно одетая женщина, благосклонно позволяя графу держать себя за руку, увлечённо следила за спектаклем. Музыка меж тем сменилась, и дама грациозным поворотом головы отвлеклась от сцены и что-то прошептала на ухо мужчине. Новицкий поцеловал руку женщины, и она, тонко улыбнувшись, устремила взгляд на сцену. Граф тут же последовал её примеру.

Шелестов растерялся. Это точно была Мари, но в то же время в изысканной аристократке не осталось ничего от водевильной певички. Благородная грация, породистое величие сквозило во всём её облике, и Сергей Дмитриевич даже засомневался. «Может, мне почудилось, и женщина просто имеет некое сходство с мадмуазель Катуш?» – Хмурясь, он рассматривал даму, не желая верить своим глазам. Но от размышлений князя отвлёк необычайно нежный голос, и он тоже перевёл взгляд на сцену.

Своим броским нарядом, белыми буклями парика и размалёванным личиком певица походила на разнаряженную куклу. Под всем этим антуражем возраст актрисы разобрать было невозможно, но что-то в её облике завораживало, и Шелестов не мог понять что. «Наверное, голос», – решил князь для себя, и всё своё внимание переключил на певицу. Вскоре Сергей осознал, что голос исполнительницы поражает вовсе не силой и мощью, а скорее искренней душевностью. Он звучал переливом хрустальных колокольчиков, перекатывался журчанием чистого ручейка, вздрагивал весёлым звоном весенней капели, и всё это выплёскивалось с такой лёгкостью и простотой, что казалось, девушка сама и есть музыка. Слова, сливаясь с мелодией, растекались по залу, и от исполнительницы невозможно было оторвать глаз.

Что мне власть опекуна,

Ведь она мне страшна.

Всё равно каким путём

Я поставлю на своем.

О, Линдор, друг нежный мой,

Не расстанусь я с тобой.

Ты мне дорог, ты любим,

Все преграды мы победим!

– Пьер, это и есть мадмуазель Легран? – склонившись к уху друга, спросил Шелестов.

– Наверняка… – отозвался Белозерский.

– Хороша, – отметил Вересов.

– Ну что, после спектакля идём знакомиться? – улыбнулся Белозёрский.

– Определённо, – согласился Серж.

Стоило занавесу опуститься, как товарищи покинули взорвавшийся аплодисментами зал и, вооружившись купленными в фойе букетами, направились за кулисы. Каждый из мужчин стремился высказать мадмуазель Легран личное восхищение, но дверь в гримёрку перегородил здоровый детина.

– Не велено пущать. Мамзель никого не принимает, – прогудел охранник.

– Ты кто ж такой? – сдвинул брови Шелестов.

– Харитон я. При театре служу, подтащить чаво али исправить…

– Это кто ж тебе дал право господ до актрисы не пускать? – нахмурился Белозерский.

– Прочь с дороги, дурень! – разозлившись, попытался отстранить мужика Вересов, но тот лишь повёл богатырскими плечами, продолжая стоять, словно скала.

– Так господин Кошелев и велел, – хмыкнул детина и с высоты своего роста взглянул на скачущего перед ним поручика. – А вы, барин, не шумите. Зря стараетесь. Не станете же вы дверь к барышне ломать? Она же на ключ заперта, – невозмутимо проговорил Харитон и развёл руками. – Уж извиняйте, господа хорошие. Моё дело маленькое… Мне сказали не пущать, я и не пущаю.

Оценив твердокаменную стать мужика, друзья немного потоптались и отправились восвояси. Раздражённо сложив губы, Шелестов шагал первым, но, неожиданно остановившись, повернул в другую сторону. Товарищи, догадавшись, куда направился князь, последовали за ним, и, отворив дверь с табличкой «дирекция», компания ввалилась в небольшую комнатку.

– А, Сергей Дмитриевич! Рад видеть в добром здравии, – радушно поднялся из-за письменного стола Кошелев и вышел на навстречу визитёрам. – И вас, господа, – он раскланялся.

– Что же ты, Трофим Акимович, говоришь, рад, а сам актёрок своих взаперти держишь? – с порога фыркнул князь.

– Простите, Ваше Сиятельство, – почтительно поклонился Кошелев. – Но то условия контракта. Я не могу его нарушать, – широко развёл руками антрепренёр.

– Какого такого контракта? – нахмурился Шелестов.

– Видите ли, по договору наша новая примадонна не должна встречаться с поклонниками. Я ничего не могу сделать, –  пожал плечами Трофим Акимович и признался. – Честно говоря, я даже рад такому пункту. Я не хочу в самый разгар сезона потерять актрису, как это было с мадмуазель Катуш.

– И вы заперли мадмуазель Легран? – возмутился Белозёрский. – Словно крепостную?!

– Отнюдь, – сделал невинные глаза антрепренёр. – Мадмуазель Легран сама выставила такое условие. И я был вынужден внести подобный пункт в договор. Иначе накануне сезона мог остаться без «Розины». Простите господа, но ничем не могу помочь, – он  театрально покачал головой.

Мужчины недовольно переглянулись и направились к дверям.

– А цветочки можете оставить, – остановил кавалеров Трофим Акимович, и в его газах блеснули хитрые искорки. – Я передам. И ваше восхищение талантом мадмуазель тоже, – заверил он, и господа, положив букеты на стол, удалились.

– Серж, и что ты по этому поводу думаешь? –  уже в фойе спросил Белозерский.

– Думаю, эта мадмуазель Легран исключительно расчётливая и умная женщина, – скривился Шелестов, принимая из рук гардеробщика шубу. – Окружила себя ореолом таинственности и неприступности. Не иначе чертовка расставила сети на очень крупную рыбу, – усмехнулся князь.