– И что же у него вам больше нравится?

– Я как-то не задумывалась… – пожала она плечами. – У него все стихи замечательные. Очень жаль, что его не стало.

– Да, российская культура понесла тяжёлую утрату18, – согласился Шелестов. – А вы слышали, что Глинка работает над оперой «Руслан и Людмила»?

– Правда? Очень интересно, – оживилась девушка. – Хотелось бы послушать.

– Думаю, вы прекрасно бы смотрелись в роли Людмилы, – улыбнулся Сергей Дмитриевич.

– У нас французская труппа… – вздохнула Дашенька. – Вряд ли Михаил Иванович доверит постановку иностранцам.

– Наверное, вы правы, – согласился князь. – В прошлый мой визит я заметил, вы изучали ноты. Над чем сейчас работает мадмуазель Легран?

– Репетирую к концерту неаполитанский романс.

– Может, напоёте?

– Вам интересно слушать без аккомпанемента? Не люблю показывать сырые вещи, – призналась она, и Шелестов не стал настаивать.

– Уверен, вы прекрасно сможете передать колорит Италии, и ваше исполнение понравится публике, – улыбнулся Сергей Дмитриевич.

Они разговорились о музыке и театральных постановках, и девушку так захватила любимая тема, что она даже забыла о своей неприязни к Шелестову. Перед ней сидел интересный, разбирающийся в искусстве человек, а не виновник гибели её брата. Но чувствуя, что ей пора собираться на репетицию, Дашенька взглянула на простенькие часы, и Сергей Дмитриевич тут же поднялся:

– О, простите, Дарья Павловна. Заболтавшись, я совсем забыл о времени. Вы замечательный собеседник, – сделал Шелестов совершенно искренний комплимент. – Не смею больше задерживать и удаляюсь. – Князь поклонился и уже направился к выходу, как вдруг остановился. – Мадмуазель Легран, завтра я планирую посетить Михайловский. Понимаю, во время спектакля вы полностью увлечены действием, но по завершении, когда вы выйдете на поклон… Взгляните в мою сторону. Если вы удостоите меня своим вниманием, мне будет очень приятно. Третья ложа слева, – уточнил Сергей Дмитриевич и, заметив растерянный взгляд девушки, поспешил добавить: – Прошу вас.

– Не могу обещать, – опустила она глаза.

– И всё же, я буду надеяться. – Шелестов ещё раз поклонился и, так и не дождавшись протянутой руки, вышел за дверь.

Проводив незваного гостя, Дарья Павловна поторопилась отправиться в театр, но мысли непрестанно возвращали её к князю. Манеры Шелестова, его приятная улыбка, спокойный взгляд серых глаз располагали к себе, и девушка с раздражением поняла, что князь уже не вызывает в ней прежней неприязни. Он оказался умным, начитанным и обаятельным человеком. Дашенька нахмурилась и, не желая менять собственных убеждений, взялась накручивать себя, что со стороны князя это умелая игра, а на самом деле он коварный злодей и виновник гибели Андрея. И mademoiselle Томилиной вполне удалось преуспеть в этом деле…

Глава 21

Следуя в карете по улицам Петербурга, Сергей Дмитриевич вспоминал утреннюю встречу, и по его лицу то и дело пробегала мечтательная улыбка. Ухаживание за неприступной актёркой увлекало, а ореол тайны придавал интрижке особую пикантность. В груди князя, вопреки вернувшемуся с столицу морозу, на все лады заливались соловьи, и он, не задумываясь о причине своего приподнятого настроения, мурлыкал под нос мелодию из «Севильского цирюльника». Да, познакомившись с загадочной примадонной поближе, Сергей Дмитриевич по достоинству оценил её ум и воспитание, а вкупе с незаурядным талантом и природной красотой девушка казалась ему редкостным бриллиантом. Но самое приятное, что грело его душу, – это что о существовании такого удивительного сокровища было известно ему одному.

Сегодня Шелестов заметил, как взгляд Дарьи Павловны сделался теплее, а иногда в её глазах проскальзывала и искренняя заинтересованность, а это давало надежду. Мужчину захлёстывало упоительное чувство предвкушения нового романа, и его сердце танцевало под мелодию напеваемой песенки. Нет, Сергей не был чёрствым сухарём, отношения с женщинами всегда его окрыляли, и он с удовольствием кидался в пучину страсти, правда всегда знал, когда следует остановиться.

Вернувшись домой, Шелестов вручил заботам дворецкого подбитую мехом накидку и, собрав со столика у дверей скопившуюся корреспонденцию, направился в кабинет. Но не успел он взяться за изучение посланий, как слуга доложил о желании отца поговорить с отпрыском, и, отложив бумаги, младший Шелестов поспешил в гостиную.

 Дмитрий Алексеевич встретил сына строгим взглядом и без предисловий перешёл к делу:

– Серж, окончание сезона не за горами, но я не вижу, чтобы ты определился с выбором будущей жены.

Сергей Дмитриевич криво улыбнулся и невозмутимо ответил:

– Ne t'inquiète pas père19. Я намерен более внимательно приглядеться к mademoiselle Воронцовой, Мне она показалась довольно милой.

– Хороший выбор, – довольно хмыкнул отец. – Наталья Михайловна – особа приятная во всех отношениях, и приданое за ней граф даёт знатное. Одобряю! И когда же ты намерен сделать предложение?

– Зачем торопиться… – скрывая неожиданно вспыхнувшее раздражение, пожал сын плечами. – Каждая девушка мечтает о романтических отношениях, об ухаживаниях, цветах и комплементах. Я не хочу лишать Наталью Михайловну такого удовольствия.

– Да ты у меня знаток женщин! – лукаво прищурился старший Шелестов, но согласился. – Думаю, ты прав. Можно немного повременить с помолвкой, но надеюсь, уже в следующем сезоне мы сыграем свадьбу?

– Не сомневайтесь, отец, – облегчённо выдохнул Сергей Дмитриевич и заверил: – Завтра я намеревался наведаться в дом Воронцовых и выразить своё почтение Наталье Михайловне.

– Вот и славно! – потирал руки Дмитрий Алексеевич.

На следующий день, следуя обещанию, младший Шелестов переступил порог помпезного особняка. Кавалера встретили любезно и, проводив в гостиную, предложили кофе или чая. Поблагодарив за заботу, князь расположился в удобном кресле, и Наталья Михайловна, присев напротив, неловко опускала глаза и краснела. Барышня с трудом поддерживала разговор, но мадам Воронцова с лихвой компенсировала немногословность дочери и, развлекая гостя, болтала, не переставая, не забывая одаривать Шелестова лучезарными улыбками.

– Сергей Дмитриевич, а вы видели последнюю постановку в Михайловском? О! Джульетта в исполнении мадмуазель Легран просто восхитительна!  Я три раза ходила на неё и каждый раз не могла сдержать слёз! Изумительная актриса!

– Согласен с вами, Ольга Фёдоровна. Мадмуазель Легран замечательная певица, – проговорил князь и, не желая касаться щекотливой темы, поспешил перевести разговор. – Слышал, Наталья Михайловна так же хорошо поёт. Может, порадуете нас? – улыбнувшись, взглянул Шелестов на барышню, и та вся вспыхнула.

– До мадмуазель Легран мне далеко…. – скромно пожала плечиками Натали.

– Но всё же спойте, – настаивал князь, и под выразительным взглядом матушки девушка послушно поднялась и направилась к роялю.

Легко коснувшись клавиш, она заиграла, и нежный голос, сливаясь со звуками инструмента, заполнил гостиную. Натали пела довольно трогательно, но слушая её, Шелестов унёсся мыслями далеко из стен благородного дома, а его сознание погрузилось в воспоминания о встрече с Дарьей Павловной.

Финальные аккорды романса вернули его из грёз, и Сергей Дмитриевич, встрепенувшись, проговорил:

– Превосходно, Наталья Михайловна! Я восхищён!

– А мне показалась, что вы и не слушали вовсе, – недоверчиво проговорила mademoiselle.

– Вам показалось, – поспешил возразить князь и рассыпался новыми комплиментами в адрес прелестной барышни.

Погостив в доме графа ровно столько, сколько требуют приличия, Сергей Дмитриевич поднялся.

– Наталья Михайловна, надеюсь, вы позволите почаще навещать вас? – поцеловал на прощанье ручку mademoiselle кавалер.

Вместо дочери ответила мадам Воронцова:

– О, Ваше Сиятельство, мы всегда рады видеть вас у себя, – заверила она, и, получив формальное согласие на ухаживание за барышней, Шелестов поцеловал руку графини.

Простившись, Сергей Дмитриевич поспешил в офицерское собрание. По дороге размышляя о Наталье Михайловне, князь испытывал неприятное жжение в груди. Девушка была мила… «И женой будет идеальной, – не сомневался он, да вот только не волновала она его нисколько. – Вот почему так? Один человек вызывает трепет и страстное желание, а другой – скуку и тоску?» – недоумевал князь и вновь вспомнил о мадмуазель Легран. От одной мысли о певичке его сердце встрепенулось, а от предвкушения скорой встречи и вовсе пришло в неистовый пляс.

Скоротав день за фехтованием и тренировочной стрельбой, вечер Сергей Дмитриевич посвятил театру. Наслаждаясь пением мадмуазель Легран, Шелестов с некоторым превосходством поглядывал на Белозерского и Вересова. Его душу приятно ласкало осознание собственной исключительности, поскольку только ему удалось встретиться с неприступной примадонной, и только ему было известно её настоящее имя. Вполуха слушая восхищённый шёпот друзей, князь переполнялся гордостью и с волнением ожидал окончание оперы.

Спектакль подходил к концу, и как только занавес опуститься, буря оваций ожидаемо накрыла зал. Актёры по традиции вышли на поклон, и князь заметно занервничал. «Посмотрит или нет», – терзался Шелестов, будто ожидал внимания королевы, а не какой-то «незаконнорожденной» девицы.

Мадмуазель Легран помнила о просьбе князя и, с благодарностью раскланиваясь рукоплещущей публике, упрямо думала:  «Вот ещё! Не стану я на него смотреть!» Но глаза непослушно отыскали нужную ложу и остановились на знакомой фигуре.

Сергей Дмитриевич счастливо улыбнулся, а Дашенька, сдерживая белкой подпрыгнувшее сердце, отругала себя за непростительное любопытство и отвела взгляд.

 «Посмотрела!» – ликовал Шелестов, но возглас Вересова заставил его удивлённо вскинуть брови.

– Серж! Пьер! Вы видели?! Она посмотрела на меня! И даже улыбнулась! – выдавая желаемое за действительное, радовался поручик. Князь ревниво поморщился, но не стал разубеждать товарища, а Вересов всё более распылялся: – Нет, вы видели? Видели? Попробую сегодня зайти к ней в гримёрку, – воодушевился он.