«Ну сколько можно?! – всколыхнулось в груди оскорблённое самолюбие. – Нет! Не пойду больше к ней!» – окончательно рассердился Сергей Дмитриевич и, подумав так, приказал кучеру:

– Вези к Шереметьевым!

Весь вечер Шелестов пытался не думать о строптивой певичке и на светском приёме старательно ухаживал за mademoiselle Воронцовой.  Девушка была необычайно мила, но отчего-то не вызывала у князя того волнения души, которое захлестывало его при виде мадмуазель Легран. Раздражение на собственную глупость не отпускало Сергея, и предложение мадам Гулевской о тайной встрече показалось ему лучшим способом избавиться от мыслей о незаконнорожденной девице.

Следующим днём Шелестов с радостным ожесточением спешил на амурную встречу, но оказавшись в постели с горячей баронессой, почувствовал не облегчение, а опустошение. Искусные ласки любовницы заставляли откликаться тело, но не пьянили душу. Мужчину не покидал светлый образ Дашеньки, а её лучистые глаза прожигали сердце немым укором. Всё происходящее казалось Шелестову пошлым и непристойным, и ему захотелось поскорее распрощаться с мадам Гулевской. Ирен как всегда покинула салон модистки первой, и Сергей Дмитриевич, немного выждав, последовал к чёрному ходу, но не успел он дойти до двери, как его перехватила мадам Буланже:

– Ваше Сиятельство, так что скажете? Вы готовы помочь мадмуазель Легран? – защебетала она.

– О чем вы? – Шелестов даже вздрогнул. Мысли о Дашеньке в этот момент терзали его душу, и ему показалось, будто мистическим образом его подслушали.

– Ну, как же, Сергей Дмитриевич, я написала вам всё в записке, – разочаровано взглянув на князя, напомнила мадам Буланже и вдруг предположила: – Или Дуняша не передала моё послание?

Шелестов растерялся: разозлившись на Дашеньку, он не вспомнил о той бумажке, которую сунула ему в карман горничная примадонны.

– Простите, мадам, но я как-то забылся и не читал вашей записки, – признался Шелестов и, похлопав себя по карманам, проговорил: – Ах да… Сегодня я в другом костюме.

– Ничего, месье, я изложу вам суть дела, – охотно отозвалась модистка и, не смущаясь, сообщила о своём желании сшить для мадмуазель Легран роскошный наряд. – Дениз слишком щепетильна и не станет обращаться к вам за помощью. Вот я и подумала обратиться сама.

Памятуя о своём слове больше не иметь дела с упрямой певичкой, Шелестов задумался, но в его груди неожиданно шевельнулось сомнение. «И что? Ты вот так просто сдашься и отступишься?» – спросил сам себя Сергей Дмитриевич и встрепенулся.

– О каких деньгах идёт речь? – поинтересовался он, и модистка, невинно улыбнувшись, огласила сумму. Князь усмехнулся и полез за кошельком. – Вот, возьмите, – протянул он купюры. – Гарантируете, что мадмуазель Легран станет королевой бала?

– Даже не сомневайтесь! – расплылась в улыбке мадам Буланже и присела в реверансе.

Оставшиеся две недели до маскарада Сергей Дмитриевич не появлялся в доме на Мойке, что не мешало ему регулярно посылать букеты в гримёрку примадонны. Честно говоря, Шелестову оказалось крайне сложно сдерживать своё желание навестить Дашеньку. Пару раз он даже подъезжал к знакомому парадному, но в последний момент приказывал кучеру ехать дальше. Решив заставить гордячку пожалеть о своей холодности, князь стойко держал паузу.

Надо признать, подобный трюк возымел своё действие. Получая от Шелестова букеты, мадмуазель Легран просто расцветала, а её сердце счастливо вздрагивало, но отсутствие других знаков внимания со стороны князя заставило Дашеньку невольно почувствовать собственную вину, и, разглядывая цветы, она задавалась волнующим вопросом: «Что означают его букеты? Их стоит расценивать, лишь как знак восхищения моим талантом? Значит, князь совсем потерял ко мне интерес? Как к женщине?» – размышляла она, и неприятный осадок заполнял душу. Вроде бы mademoiselle Томилина должна была радоваться подобному повороту: она добилась, чего хотела, но почему-то девушке делалось тоскливо, а от мысли, что Шелестов действительно не желает её больше видеть, сердце болезненно сжималось. Но, упрямо сложив губки, Дашенька, говорила: «Вот и хорошо! Наконец я избавилась от его назойливого ухаживания!» – и гордо вскинув головку, выходила из театра. Возвращаясь домой, девушка втайне надеялась увидеть Шелестова, правда в этом желании она признаваться не хотела и особенно самой себе.

Накануне предстоящего маскарада труппа собралась на репетицию. Исполнив свои номера, мадмуазель Легран привычно покинула Михайловский с чёрного хода и подошла к экипажу. Но не успела она открыть дверцу, как знакомый голос заставил её вздрогнуть, а сердце радостно пуститься вскачь.

– Я заждался вас, Дарья Павловна.

– Ваше Сиятельство? Здесь? – стараясь скрыть волнение, пролепетала Дашенька. – Не ожидала…

– Не хотел мешать вам готовиться к выступлению, – лениво ответил Шелестов и, подав руку, помог даме сеть в карету. Опустившись рядом с ней, он спросил: – И как? Надеюсь, ваша труппа не подведёт меня завтра?

– Об этом вам лучше поговорить с Трофимом Акимовичем.

– А если я хочу услышать ваше мнение?

– Актёры стараются. Все понимают: если выступление понравится, то нас будут приглашать и в другие дома. А это приличный заработок.

– Вот и хорошо, – проговорил князь. – Вы не рассердитесь, если я провожу вас?

– Мне кажется, вы и так уже меня провожаете, – кивнула Дашенька на окно тронувшегося экипажа. – Честно говоря, я думала, вы обиделись и больше не хотите видеться со мной.

Почувствовав в голосе девушки сожаление, Серж мысленно усмехнулся.

– Дарья Павловна, как можно на вас обижаться? Просто я решил, что неприятен вам.

– Это не так, – поспешила возразить она и тут же осеклась. «Господи, что я говорю?!» – в ужасе подумала mademoiselle Томилина и попыталась оправдаться: – Нет, я не это хотела сказать…

– А что же вы хотели? – Шелестов улыбнулся.

– Просто вам не следовало нарушать между нами определённую границу. Мы с вами люди разного круга. И подобное ни к чему хорошему привести не может.

– А если меня влечёт к вам? – приблизившись губами к щеке девушки, тихо признался Шелестов. – И это сильнее меня…

– Не нужно, Сергей Дмитриевич, – взмолилась Дашенька, пытаясь отстраниться от князя. Его дыхание волновало, заставляя полыхать щёки.

 Сжав тонкие пальчик, Шелестов приложил их к губам.

– Как скажите, mademoiselle, – прошептал он, ощущая, как задрожала рука девушки.

Карета, мерно покачиваясь, катилась по сумрачным улицам, а Сергей Дмитриевич так и не выпускал хрупкую ладошку. Борясь с желанием вновь припасть к ней губами, князь на какое-то время замолчал, а Дашенька неожиданно поняла, что ей совсем не хочется высвобождать свою ручку.

– Как обстоят дела с вашим бальным туалетом? – наконец нарушил тишину Шелестов.

– Утром мадам Буланже пригласила меня на примерку. А к вечеру она должна закончить платье.

– С нетерпением жду завтрашнего вечера. Хочу увидеть вас в новой роли, – проговорил князь.

– Мы уже приехали, – заметила девушка и, страшась собственных ощущений, с облегчением выдохнула.

– Как жаль, – не выпуская её руки, ответил он. – Дарья Павловна, возможно, вы снова рассердитесь на меня, но, честное слово, я не могу вас так отпустить. – И с этими словами князь прильнул к губам девушки.

В глазах у Дашеньки потемнело, голова её закружилась, словно она находилась не в карете, а на потешной карусели. Поцелуй Шелестова обжигал, и воском трепетной свечи девушка таяла в крепких объятиях. В какой-то момент руки сами потянулись и обхватили шею князя, но рассудок, отчаянно продираясь сквозь помутившееся сознание, напомнил о долге, и, собрав остатки воли, mademoiselle Томилина оттолкнула мужчину и выскользнула из его рук. Рванувшись из кареты, она пугливой ланью кинулась к парадному входу.

– До завтра, mademoiselle! – успел крикнуть вслед Шелестов, совершено не узнавая звука собственного голоса, но Дашенька, не оборачиваясь, скрылась за дверью.

– Куда вас, барин? – бесстрастно поинтересовался извозчик.

– На Невский, – выдохнул Шелестов и, откинувшись на спинку сиденья, замер.

Вспоминая, как девушка осиновым листом трепетала в его руках, он убеждённо подумал: «Нет, я ей не безразличен!» От этого открытия душа князя запела, и его губ коснулась счастливая улыбка.

Торопливо поднимаясь по лестнице, Дарья Павловна слышала цокот копыт и грохот отъезжающей кареты, но звуки улицы тонули в гуле, звенящем в её ушах. Сердце, готовое впрыгнуть из груди, тревожно ныло, и mademoiselle Томилина себя нещадно ругала. «Да что же это такое? Ты совсем сошла с ума! Ты не должна! Не должна! Слышишь?! Не должна даже думать о нём! Из-за него твоя семья потеряла всё. Из-за него погиб Андрей», – кипятилась она, но откуда-то из глубины души слабое нашёптывание напомнило ей разумные слова графини Новицкой и бесхитростное фырканье Дуняши: «Андрей сам во всем виноват… Он сам, движимый минутными порывами, совершал глупость за глупостью. Это и привело его к гибели».

Но, не давая подобным мыслям взять вверх, Дашенька решила больше не позволять Шелестову морочить себе голову. «Всё! Хватит! Не стоит больше встречаться с ним. Завтра после концерта я однозначно скажу ему, чтобы он больше не искал со мною встречи», – подумала она и, полная благих намерений, легла спать.

Утром мадмуазель Легран оправилась в мастерскую мадам Буланже. Модистка, таинственно улыбнувшись, скрылась за портьерой и через некоторое время горделиво внесла в примерочную бальный наряд. Дашенька только руками всплеснула.

– Мадам, но я заказывала другую ткань и фасон! Я не смогу оплатить это платье!

– Не беспокойся, Дениз, всё уже оплачено, – торжествующе блеснув глазами, ответила модистка.

– Кем? – Дашенька строго взглянула на Софи

– Какая вам разница, мадмуазель? – Француженка воровато отвела глаза и, невинно пожав плечами, затараторила: – Я нашла мецената, согласившегося оказать вам небольшую услугу. Чему удивляться? У вашего таланта куча ценителей!