– Надеюсь, тебе стало лучше? – Алфёров озабоченно оглядел девушку и пожурил: – Дашенька, дитя моё. Как неосторожно! Ты же можешь простудиться, – запричитал он и повёл девушку обратно в зал. – Благодарю, Сергей Дмитриевич, за заботу! – на ходу бросил граф, одарив Шелестова совсем не благодарным взглядом.

Оставшись один, князь зарычал и, ударив кулаками по перилам, полной грудью вдохнул морозный воздух. Немного охладив пыл, Сергей вернулся в зал и обнаружив, что граф Алфёров с mademoiselle Томилиной покинули благородное собрание, тоже поспешил на выход: больше ему здесь делать было нечего.

Вернувшись на квартиру, Шелестов полночи намерял шаги по кабинету. «Ну уж нет, господин Алфёров! Вы её не получите! Я вам её не уступлю!» – упрямо заявил он невидимому сопернику и наконец лёг спать.

Глава 40

Утро, охватив ласковыми объятиями сонную столицу, заставляло вездесущих воробьёв млеть от ленивого прикосновения зимнего солнца. Пристроившись на отливе окна, невзрачные комочки распушили пёрышки и, щуря бусинки-глазки, вели бойкую перекличку. Этот звонкий гомон и разбудил Шелестова. Резко поднявшись, он потянулся, чем и спугнул весёлую стайку. Взглянув на разомлевший в задумчивой неге Петербург, Сергей не проникся благодушием природы, он был настроен решительно. Сегодня ему предстояло встретиться с Дашенькой и убедить её уехать с ним в имение и там же обвенчаться.

На балу Сергей Дмитриевич краем уха уловил разговор Вяземского с Алфёровым. Господа обсуждали визит графа в Зимний дворец, и Шелестов решил воспользоваться случаем. Времени у него было предостаточно, и, неспешно собравшись, князь вышел на улицу и поймал пролётку. Остановившись неподалёку от особняка Алфёрова, Сергей дождался, когда хозяин покинет дом, и направился к двери. Увидев на пороге незнакомца, дворецкий растерялся.

– Фёдор Михайлович вот только уехали… Разминулись вы с ним, барин, – сочувственно вздохнул он.

– Какая жалость, – нарочито разочаровано посетовал Сергей Дмитриевич и, сделав вид, что задумался, наконец проговорил: – Любезнейший, доложи Дарье Павловне, что князь Шелестов пожаловал. Полагаю, mademoiselle не откажется передать моё дело Фёдору Михайловичу.

Дворецкий, с подозрением оглядев гостя, в нерешительности замер, но безупречный вид господина заставил его вежливо поклониться и направиться к лестнице. Стоило слуге скрыться из вида, как Шелестов пошёл за ним следом. Он не собирался дожидаться у входа. Сергей Дмитриевич всерьёз опасался, что, вспомнив о пресловутых приличиях, гордячка откажет ему от встречи.

Несмотря на беспокойную ночь, mademoiselle Томилина поднялась рано. Накануне, покинув особняк Вяземского, она не переставала думать о Шелестове, его поцелуй ещё долго жёг её губы, а воспоминания тревожили душу…

Тем осенним вечером, когда Сергей, хлопнув дверью, ушёл, всё в её жизни перевернулось.  Сердце изнывало от боли и обиды, а разум назидательно нашёптывал: «Разве я не предупреждал тебя, что так и будет? Но нет! Ты не послушалась! Поддалась порывам глупого сердца!»

Возразить Дашеньке было нечего, и она в отчаянье утирала жгучие слёзы. Весь следующий день девушка прождала Сергея Дмитриевича. Ей хотелось объясниться и убедить князя, что она не строила на его счёт коварных планов. Но Шелестов не пришёл… Не появился он и на следующий день, и Дашенька, предположив, что больше ему неинтересна, окончательно сникла.

Находиться в квартире, где всё напоминало о Шелестове, было невыносимо, и тут она вспомнила о предложении графа Алфёрова переехать к нему в Москву. Покинуть Петербург, ничего не сказав Шелестову, Дашенька не могла и написала ему прощальное письмо. Столь важное дело, как передача своих сокровенных чувств, доверить слуге она не хотела, а потому лично направилась в особняк князя. Честно говоря, в глубине души девушка надеялась увидеть Шелестова и, взглянув в его глаза, понять, что же он к ней испытывает.  Остановившись у знакомой двери, Дашенька вспомнила свой первый визит в этот дом. Всколыхнувшееся чувство стыда заставило её пожалеть о своём решении, но она всё же решилась поставить все точки над «И» и постучала. Всё тот же дворецкий открыл дверь и с тем же подозрением оглядел барышню:

– Я бы хотела увидеть Сергей Дмитриевича, – пробормотала Дашенька.

– Его сиятельства нет дома, – как и в прошлый раз ответил слуга.

– А когда он будет?

– Не могу знать. Уж третий день, как молодой барин уехали, а куда – не сказали, – пожал плечами дворецкий.

 Дашенька вздохнула и обречённо протянула письмо.

– Передайте, пожалуйста. Только лично в руки, – Она с мольбой посмотрела на лакея и протянула рубль. – Это вам за труды.

Дворецкий письмо принял, но от денег отмахнулся.

– Да полноте, барышня! И так всё сделаю в лучшем виде, не беспокойтесь, – смилостивился он.

Поблагодарив слугу, Дашенька поспешила прочь, а в её груди шелохнулась надежда. «Возможно, Сергей не пришёл, поскольку у него на службе появились неотложные дела!» – пыталась она найти оправдание князю, но разум взбунтовался и напомнил: «И даже если так? Что это меняет? Он сделал предложение Натали! Или ты и дальше собираешься оставаться его любовницей и содержанкой?»

Обида, с новой силой стиснув грудь, подступила колючим комом к горлу, и mademoiselle Томилина утвердилась в правильности своего решения порвать с Шелестовым.  Перед отъездом, желая попрощаться, Дашенька заглянула к Дуняше. Бывшая горничная пыталась отговорить барышню от поездки, но mademoiselle Томилина оставалась непреклонна и уже через день покинула столицу.

Девушке не составило большого труда найти в Москве дом графа Алфёрова, а увидев её, старик расцвёл в улыбке.

– Дарья Павловна! Голубушка! Да что же это вы сама! Послали бы письмецо, я бы за вами слуг отправил, – по-отечески упрекал он, не зная, куда посадить желанную гостью. – Честно говоря, не ожидал, – признался Фёдор Михайлович и пытливо взглянул на Дашеньку. – Я так полагаю, раз вы здесь, у вас что-то случилось? – поинтересовался он, и девушка виновато опустила глаза. – Ясно. Он вас бросил, – сообразил граф, и его губы плотно сомкнулись.

– Сергей Дмитриевич посватался к Натали Воронцовой, – пролепетала mademoiselle Томилина.

– Понятно… – нахмурился Алфёров. – Князь так и не узнал, кто вы есть на самом деле? Вы ему так и не открылись?

– Он в конце концов сам догадался… И был очень недоволен этим фактом, – вздохнула Дашенька, стараясь сдержать подступившие слёзы.

– Не стоило оставлять вас с этим прохвостом! – вспылил граф, но взглянув на печально опущенные плечи девушки, сдержал готовые сорваться с губ упрёки и участливо погладил её по голове. – Ничего, ничего… Теперь вы здесь, и я никому не дам вас в обиду, –  заверил он и сообщил: – Я уже начал собирать необходимые документы. Совсем скоро вы вернёте себе всё: доброе имя, положение в обществе, и станете завидной невестой. А вашему Шелестову придётся кусать локти!

Принимая отеческую заботу старика, mademoiselle Томилина заметно повеселела, но тоска по Сергею не покидала её. Воспоминания о князе ежедневно терзали душу, и однажды, проезжая в карете мимо Страстной35 площади, ей даже показалось, что она видела Шелестова. Очень похожая фигура свернула в проулок, и Дашенька, смиряя сумасшедший галоп сердца, отмахнулась от манящего видения. «Ах, ну что ему здесь делать? – подумала она и горестно вздохнула. – Наверняка теперь он увлечён Натали и думать обо мне забыл».

Спустя месяц после приезда Дашеньки в Москву дела вызвали Фёдора Михайловича в Петербург, и, поразмыслив, он решил взять собой и подопечную. «Пора, душа моя, представить тебя свету,» – заявил граф, и mademoiselle Томилина разволновалась. Она понимала, что может столкнуться в столице с Шелестовым, и от одной этой мысли её щёки покрывались румянцем. «Господи, о чём ты думаешь? Он, наверное, уже обвенчался с Натали,» – корила себя Дашенька и дала себе слово ни за что на свете не показывать князю своих чувств. «Я буду холодной, как лёд!» – уверенно подумала mademoiselle Томилина, но как ни готовилась она к возможной встрече с князем, появление Шелестова застало её врасплох. Стоило ей взглянуть на него, как сердце её затрепетало, а дыхание сбилось. «Господи, какая же дура! Я всё равно люблю его!» –  горько посетовала Дашенька, и понимание собственной слабости больно кольнуло грудь.

Всё дальнейшее происходило словно в тумане, и когда князь закружил её в танце, девушка уже не понимала, во сне это всё или наяву. Воспоминания нахлынули океанской волной, а прозвучавшие слова и вовсе заставили её задрожать.

– Смотрите на меня, Дарья Павловна. Сморите только на меня… – ласкал слух дорогой голос, и обволакивая сознание девушки, выбивал почву из-под её ног.

Встретившись с князем взглядом, mademoiselle Томилина просто утонула в его глазах и напрочь забыла о данном себе обещании. Взгляд Шелестова, наполненный страстью, болью и неимоверной тоской, проникал в самую душу, а руки были настолько горячи, что все уговоры разума не могли побороть волнение крови. И даже морозный воздух был не в силах остудить жар, заполнивший грудь. Слова и поцелуи князя лишали воли, заставляя сердце рваться навстречу, а тело таять. Лишь окрик графа Алфёрова вырвал Дашеньку из мира грёз.

Фёдор Михайлович не высказывал недовольства по поводу её опрометчивого уединения с князем, а лишь, внимательно вглядываясь в раскрасневшееся лицо подопечной, периодически интересовался: хорошо ли она себя чувствует, не дует ли из окна, не трясёт ли её на ухабах, не голодна ли она, и, получая однозначные ответы, замолкал. Дарья Павловна была благодарна графу за понимание, но удалившись в свою комнату, долго не могла уснуть. Щёки mademoiselle горели, а воспоминания тревожили душу.

Даже ночью Дашенька не могла избавиться от чар Шелестова, и утро не принесло облегчения.  Теперь, когда вошедший слуга доложил о визите князя, она даже вздрогнула. Сердце девушки судорожно забилось, а ноги, сделавшись ватными, приросли к паркету.