– Без изменений.

– До сих пор не собирает чемоданы и не уматывает со скоростью света? Не узнаю тебя, брат.

– Батя в нее походу гораздо сильнее, чем я предполагал…

Игнат – единственный, кто в курсе моих семейных перипетий, и отчасти осведомлен о вынашиваемых мной наполеоновских планах, правда, о том, кем мне приходится Саша Баринова, он еще не знает.

– Давай бахнем?

Блаженно потянувшись, предлагает Игнат, вытаскивая меня из размышлений, и кивком головы указывает на бар, заставленный элитным алкоголем. А я в красках представляю, как Настюха будет объяснять отцу, что случилось с двумя бутылками кубинского рома семилетней выдержки. Перспективна заманчивая, но…

– Я за рулем.

– И что?

– Ты можешь остаться с ночевкой.

Перебивают друг друга Крестовский и вернувшаяся Шарова, успевшая переодеться в облегающее синее платье с пайетками и вырезом-лодочкой. Ее бровь вопросительно изгибается, кофе в кружках колыхается и грозит залить пол, только меня эта демонстрация ни разу не впечатляет.

– Не кайф.

Я скрещиваю руки на груди, на раз считывая досаду, плещущуюся в блестящих Настиных глазах, и едва заметно веду плечами. Не удивлюсь, если девчонка вчера приобрела новый комплектик белья или шелковую ночнушку, рассчитывая на продолжение вечера. И проверять верность пришедшей на ум догадки мне точно не хочется. К счастью, от дальнейших уговоров и возможных бонусов меня спасает трель дверного звонка, ввинчивающаяся в барабанные перепонки и заставляющая Шарову скрыться в коридоре.

Одним глотком допив остывающий капучино, я с грохотом ставлю чашку на тумбочку и равнодушно слежу за тем, как ребята группками появляются в гостиной. Кто-то восторженно рассматривает интерьер, кто-то первым делом несется к столику с закусками,  кто-то уже вертит в руках джойстик и глазеет на диск с последней «ГТА».

Ну, а Настя вальяжно возвращается ко мне и усаживается рядом, зарываясь тонкими пальцами в густых прядях.

– Обещай подумать над моим приглашением.

– В другой раз.

Я достаточно резко отказываю одной девушке, испускающей вздох разочарования, и впиваюсь немигающим взглядом в другую, только что переступившую порог комнаты. Лежащие аккуратными волнами локоны обрамляют ее красивое лицо, румянец играет на щеках, а свет отражается в ярко-синих глазах, отчего они кажутся бездонными.

И я впадаю в привычное бешенство от того, что снова залипаю на ту, на кого залипать не стоит, и испытываю острую потребность вытравить ее из своей башки.

 – Матвей…

Только и успевает прошептать Настя, потому что я раздвигаю языком ее губы и целую со злостью, которая полыхает внутри. Сублимирую по полной, забив на то, что Шарова потом прилипнет ко мне как банный лист, и наслаждаюсь болью от длинных ногтей, прочерчивающих борозды на моей шее. Сминаю ткань платья, намереваясь его задрать, и не сразу слышу звуки ажиотажа, пробивающиеся в сознание, как через плотный слой ваты.

– Что там?

Молниеносно прерываю едва не перетекший в нечто более серьезное поцелуй и ловлю подающуюся ко мне девчонку за запястья, очерчивая границы и возводя между нами барьеры.

– Не знаю.

Глухо, практически неразличимо шелестит она. И я понимаю, что врет.

Соскальзываю с молочно-белой кожи, поднимаясь на ноги, и на ходу одергиваю ворот толстовки. Тыльной стороной ладони вытираю губы и уверенно иду на шум, ледоколом разрезая сгрудившуюся в коридоре толпу.

– Исчезни.

– Подвинься.

Играючи освобождаю себе путь, расталкивая невысоких щуплых парней, и торможу, будто врезаясь лбом в бетонную стену. В центре спальни в одном белье и чулках с тонкой резинкой стоит Саша, обхватив себя руками за предплечья, по ее щекам медленно катятся крупными каплями слезы. А несколько самых отбитых и жадных до «хлеба и зрелищ» одногруппников снимают все это на телефон.

Баринова поднимает на меня глаза свои огромные, стараясь сфокусироваться, и бормочет «урод», захлебываясь от обиды. Я же стискиваю кулаки и делаю пару рваных выдохов, не испытывая и капли эйфории от ее унижения. Досчитав до десяти, я начинаю стаскивать через голову толстовку, только в написанный моим воображением сценарий бесцеремонно вклинивается третий.

– Дебилы!

Рядом с Сашей волшебным образом материализуется Илья, еще пару минут назад рубившийся в «Мортал Комбат», укутывает ее в свой бомбер, который достает девушке практически до колен, и смотрит на сгрудившихся в кучу клоунов исподлобья. И я не могу не признать, что образ доблестного идальго идет ему куда больше, чем мне.

По крайней мере, в его искренность моя будущая сводная сестра верит и роняет мягкое «спасибо» прежде, чем пулей вылететь из комнаты и задеть меня плечом.

– В благородного рыцаря решил поиграть?

Ловлю Латыпова за рукав в проходе и долго пытаюсь определить, зачем богатому мальчику и перспективному спортсмену понадобилось помогать перебравшейся в столицу провинциалке. Ради готовой домашки в будущем? Из внезапно проснувшейся симпатии? Или банальной жалости?

– Твоя какая забота, Мот?

Не слишком вежливо парирует Илья, избавляясь от захвата, и удаляется вглубь квартиры, пока я решаю не раздувать конфликт, торопливо натягиваю толстовку обратно и забираю забытые Сашей вещи. Стряхиваю с себя опустившиеся на локоть пальцы Шаровой и стремительно направляюсь к лифту, намереваясь догнать сбежавшую сестру. Которая вряд ли успела вызвать такси, учитывая, что ее разряженный телефон лежит в сумочке, болтающейся у меня в руке.

– В чем дело, Матвей?

Кричит мне в спину Шарова, цокая позади на высоких шпильках, спотыкается и выплевывает что-то нечленораздельное, напрасно надеясь, что я куплюсь на ее финт и вернусь ее поднимать.

– Ни в чем, Настя. Вечеринка – отстой. И конкурсы, знаешь ли, не интересные.

Не сбавляя скорости, я ныряю в кабину лифта вместе с подтянутым мужчиной лет сорока в идеально отглаженном костюме серо-стального цвета и жму на кнопку «закрыть двери». В блаженной тишине доезжаю до первого этажа и, миновав сурового серьезного консьержа, выскакиваю на ступеньки.

А на город уже полтора часа как опустились сумерки, темноту разрезает мягкий желтый свет круглых уличных фонарей, и ветер гонит по асфальту пыль и брошенную ребенком обертку из-под шоколадного батончика Милки Вэй. И я не без труда различаю в этой черноте одинокую фигурку, бредущую в неудобных туфлях на платформе и спортивном бомбере к выходу из жилого комплекса.

Витиевато ругнувшись, я запрыгиваю в припаркованный рядом с подъездом автомобиль, швыряю Сашины вещи назад и с визгом срываюсь с места. В короткие две секунды преодолеваю разделяющее нас с Бариновой расстояние и качусь рядом, опуская боковое стекло.

– Садись.

– Спасибо, сама как-нибудь доберусь.

Девчонка, так не вовремя решившая продемонстрировать свой характер, бесит меня до густого белесого тумана в башке и хруста костяшек. Переставляет длинные ноги, беспрестанно одергивает край ползущей вверх кофты и то и дело прикусывает пухлую нижнюю губу. А мне сейчас хочется со всей дури ударить по тормозам и запихнуть Сашку в салон, пусть даже на ее крики сбегутся жильцы и вызовут полицейский наряд.

– Садись, я сказал.

– Нет.

Резко чеканит моя сводная сестра, а у меня в мозгу все-таки плавятся какие-то важные проводки. Потому что в нормальном состоянии я редко пробиваю педалью пол, кидаю любимую тачку посреди дороги и вылетаю наружу, как ошпаренный.

– Не дури, Саша. Тебе опасно в таком виде разгуливать ночью.

Обогнув машину, хватаю девчонку за запястья и удерживаю, не позволяя сдвинуться с места. Шарю лихорадочным взглядом по ее лицу и морщусь от черных дорожек на щеках и непролитых слез, застывших в васильковых омутах. Пытаюсь найти подходящие слова, заверить, что случившееся – сущая фигня и завтра все обязательно образуется, но гладкие фразы застревают в горле. Потому что меня слепит фарами притормаживающий в десяти метрах от нас Мерс, а пронзительный звук клаксона режет по натянутым нервам.

– Девушка, с вами все в порядке? – случайный водитель, оказывающийся моим спутником из лифта, высовывается из открытого окна на полкорпуса и внимательно нас изучает, сурово хмуря высокий лоб.

– Да.

– Давайте, я позвоню в полицию, если он вас достает, – продолжает навязывать непрошеную помощь мужчина, пока я стираю зубную эмаль и планирую послать его по известному маршруту из трех букв.

– Не нужно. Со мной, правда, все хорошо, – отмирает Александра, мягко улыбаясь, и осторожно высвобождает руки из моего плена. Поправляет задравшийся край злосчастного бомбера, смахивает с моей толстовки несуществующие пылинки и поясняет, прежде, чем забраться в мою тачку: – это мой брат.

И, пока то ли бизнесмен, то ли депутат в идеальном сером костюме озадаченно трет виски, я сажусь на водительское сидение и плавно выезжаю из раскрывающихся перед нами ворот. Не включаю музыку и не пристаю к Бариновой с вопросами, хоть мне и хочется поинтересоваться, чем она думала, когда соглашалась снять платье на вечеринке, где ее не любит каждый второй. Если не первый…

– Будете поздно? Хорошо. Мы с Сашей уже едем. У нее телефон сел, – принимаю звонок, ловко отмазываясь, и мысленно выдыхаю от того, что с родителями мы разминемся и не придется никому объяснять, почему сводная сестра вернулась с тусы в таком виде.

Незаметно от нее отправляю пару сообщений Кресту и прошу проконтролировать, чтобы до утра ни одно видео не улетело в сеть. В кромешной тишине провожу остаток пути и криво паркую тачку прямо во дворе, не спеша выходить наружу.

Успевший осточертеть за последние несколько лет дом встречает нас темными окнами, за окнами тоже сплошная чернота, а воздух между нами с Александрой густой и тяжелый.  Как будто в нем собран весь мой негатив и наши непримиримые противоречия.