Алекса Гранд - Безумие на двоих

– А если Александра с вами не хочет?

Не отступает Латыпов, скрещивая руки на груди, а я начинаю по новой закипать. Смакую привкус железа во рту, но все-таки умудряюсь выцедить сквозь зубы.

– Саш, хочешь с нами?

– Хочу.

Баринова шелестит тише стука моего сердца, бухающего в горле, но ее согласие звучит для нас грохотом. Не глупая девочка. Поняла, скорее всего, что любой другой ответ вылился бы лужей крови на влажный после прошедшего дождя асфальт.

Мы все молчим минуты две. А превратившиеся в резину секунды отбойным молотком долбят по вискам. Каждый гоняет по кругу разрозненные мысли, рассматривает варианты, просчитывает последствия. Как ни странно, Саня первой ломает гнетущую тишину, снижая градус накалившейся обстановки.

– До встречи в универе, Илья.

На этом наш спор скоротечно затухает, и я не трачу время на то, чтобы дождаться какой-нибудь реплики от баскетболиста. Приобнимаю сводную сестру за плечи и уверенно веду к припаркованной неподалеку бэхе, чтобы затолкать девчонку на заднее сидение и самому прыгнуть за руль.

– Латыпов – не лучшая для тебя компания, Саша.

– А кто лучшая? Ты?

Прицельным выстрелом бьет мне в затылок Александра и мгновенно осекается, потому что в салон ныряет взъерошенный Крестовский и проводит пятерней по зачесанной набок густой шевелюре.

– Домой забросишь?

– Угу.

Выдыхаю раздраженно и топлю педаль газа в пол, оставляя невысказанные претензии при себе. По сути, не имею никакого морального права запрещать Бариновой с кем-то общаться, но меня вряд ли парят формальные аспекты этого вопроса.

Сына мебельного магната не должно быть в радиусе пятисот метров от нее. Точка.

По дороге к жилому комплексу, где Игнату снимают квартиру родители, меня раскачивает на таких эмоциональных качелях, которым может позавидовать самый отъявленный адреналинщик. Швыряет от состояния полного пофига в режим бешенства и обратно, и я далеко не сразу фиксирую страх, плещущийся в выразительных васильковых глазищах сводной сестры.

Пялюсь в зеркало заднего вида пристально и недюжинным усилием воли привожу себя в порядок. Снижаю набранную скорость, перестаю шашковать и доставляю нас всех в целости и сохранности к промежуточной точке поездки.

– Спасибо, бро. До завтра.

– Давай.

Прощаюсь с исчезающим за воротами Крестом и не спешу стартовать. Катаю во рту пока еще не выстроившиеся в стройный ряд слова, позвонком чувствую чужое острое внимание и медленно разворачиваюсь, падая в невыносимую синь Сашкиных океанов-омутов.

– Извини, если напугал.

Скрепя сердце, перешагиваю через себя ради скинувшей кроссовки и забравшейся на сидение с ногами сестры. Не имею привычки просить прощения, а она смеется. Сначала тихо так, а потом звонко, заливисто, во весь голос. Зараза!

– Я, конечно, псих еще тот. Но в отбойник не вылетим.

Сообщаю то, что считаю нужным, и медленно трогаюсь, по-прежнему не втыкая, что со мной происходит. Перепады настроения нездоровые, поступки странные, не поддающиеся логическому объяснению. В общем, налицо все признаки биполярочки.

К врачу, что ли, записаться? Ага, щас.

Естественно, ни к какому мозгоправу я не иду. Проживаю спокойно свои пятьдесят оттенков безумия, постепенно свыкаюсь с необратимостью грядущей свадьбы отца и даже иногда помогаю Вере Викторовне с хлопотами.

Несколько раз натыкаюсь на выбирающуюся в одном полотенце из душа Сашу, долго залипаю на ее точеные ключицы и голодным взглядом прослеживаю путь, который совершают капли по ее телу. От основания шеи к ложбинке между грудей – туда, где тугим узлом завязано гребанное полотенце.

Намеренно не даю девчонке прохода, заставляю ее огрызаться и непременно дурею, когда она теряет над собой контроль. Посылает меня, в последний момент заменяя мат более литературной конструкцией, молотит кулаками по спине и плечам и бросается подушками, стоит мне ворваться в ее комнату без стука. И все эти перемены нравятся мне настолько, что на лоб можно вешать табличку «мазохист» с припиской «махровый».

Последние несколько дней я встаю не в пример раньше обычного, появляюсь на кухне сразу за Бариновой-старшей, и больше не пренебрегаю обязанностью подвозить Сашу в универ. Не выдумываю никаких предлогов и не ищу никаких причин, потому что в обществе сводной сестры мне становится… комфортно?

Комфортно настолько, что иногда я забываю о том, что она рядом.

– Матвей…

Вот и сегодня она застает меня врасплох, когда мы останавливаемся на светофоре, осторожно трогает за запястье и тут же одергивает руку до того, как я успеваю ее поймать.

– Что?

– Высадишь меня?

Баринова гордо вздергивает подбородок и нетерпеливо проходится пальцами по обшивке кресла, пока я мотыляю башкой и пытаюсь перестать тупить. Смотрю на нее, на горящий красным светофор и на серое здание справа и не сразу соображаю, что это именно тот перекресток, на котором я методично выталкивал ее из автомобиля, чтобы одногруппники не видели нас вместе. Баран.

– Нет.

Отвечаю поджавшей губы Сашке невозмутимо и на всякий случай проверяю блокировку дверей. Не хочу, чтобы она выпрыгивала из тачки на ходу. Не хочу ловить ее в толпе спешащих куда-то людей. Не хочу…

Хочу вот так неторопливо выжимать газ, лавировать в потоке разноцветных автомобилей и выпить с ней капучино с миндальным сиропом до занятий впервые хочу.

Кивнув своим выкладкам и смирившись с тем, что я неуравновешенный дебил с маниакально-депрессивным психозом, я резко торможу, швыряя машину в двух кварталах от универа. Делаю глубокий вдох и тщательно маскирую совсем не присущую мне робость.

– Давай прогуляем пару?

Нарочно не смотрю на отстегивающую ремень Александру, потому что банально боюсь в ней потеряться. Меня итак колошматит от растущего притяжения, прошивает лихорадочной дрожью, отчего приходится сильнее сжимать ни в чем не повинный руль.

– Давай…

После небольшой паузы соглашается Баринова и выглядит такой удивленно-растерянной, что я невольно тянусь к ней и веду ладонью по щеке. Бормочу что-то бессмысленно-несущественное и иду открывать для девчонки дверь. Помогаю ей выбраться из салона, переплетаю наши пальцы и думаю, что этот день не может стать лучше.

Он и не становится.

В кофейне мы сталкиваемся с Шаровой, которую я упорно болтил с той самой вечеринки у нее дома. И я безошибочно определяю, что королева потока, уязвленная в своих лучших чувствах, горит непреодолимым желанием высказать кучу гадостей если не мне, то моей спутнице.

– Далеко пойдешь, Баринова. Пересела от богатенького папика на шею молодому мажору?

– Настя! – гаркаю так, что у самого уши закладывает, а растерянная Сашка теснее жмется к моему плечу.

– Что, Настя?

– Сделай одолжение – заткнись! И не лезь в это больше. Саша – моя сестра. Сводная. В универ ее привозил мой отец.

Саша

Сестра... Сводная...

Гудит в голове набатом. Укутывает теплым покрывалом, от которого начинают согреваться заледеневшие конечности.

Это сейчас Мот Настю заткнул? Ради меня? Защитил?

Хочется прочистить уши на всякий случай и глаза протереть. Мне не послышалось?

Не спрашиваю ничего. Не уточняю. Только теснее прижимаюсь к Зимину, вдыхаю терпкие ноты его древесного парфюма. А еще испытываю упоительное умиротворение. Как будто под майским солнцем греюсь. Или качаюсь на заботливых морских волнах. Или...

– Свали с прохода.

Матвей совсем невежливо командует хлопающей длиннющими ресницами Шаровой и, освободив пространство, утаскивает меня вглубь кофейни. Усаживает на мягкий диванчик и сам падает напротив, раскрывая глянцевое меню с безумно красивыми фотографиями разнообразных десертов и целой кучей манящих напитков.

А я? А я разом теряю все слова и никак не могу отделаться от мысли, что нахожусь в какой-то иной параллельной реальности. Где Мот напоминает того парня, с которым я познакомилась в клубе на посвяте.

– Спасибо.

– За что?

Я не сразу соображаю, что ответить, теряясь под немигающим пристальным взглядом бесстыжих темно-карих глаз. Сглатываю нервно и не нахожу ничего, лучше, чем выпалить неопределенное.

– За все.

И в этот момент от неловкости меня спасает вежливая официантка в кипенно-белой рубашке и черных брюках, расставляющая перед нами заказ из двух капучино с миндальным сиропом, сэндвичей с лососем и сливочным сыром и ежевичных эклеров. Так что уткнуться носом в тарелку, пока румянец заливает щеки, кажется куда более безопасным, чем продолжать играть с Матвеем в гляделки.

И я старательно делаю вид, что уделяю все внимание содержимому пузатой кремовой кружки, а не изучаю, как ест Зимин. С чувством, толком, расстановкой отламывает кусочки хрустящего хлеба и неторопливо отправляет их в рот.

Так что за этим увлекательным занятием я не замечаю, как подходит к концу наш спонтанный завтрак, и даже испытываю нечто, похожее на разочарование, когда Мот расплачивается по счету и подает мне руку, помогая подняться.

И я с опаской вкладываю в его горячую ладонь свои пальцы и не могу не дернуться, потому что разряды тока снова гуляют по моему телу и туманят разум. И я отчаянно не хочу сейчас волочиться в универ, мечтая о том, чтобы продлить не имеющую право на существование близость.

– А давай сегодня вообще все прогуляем?

Будто прочитав мои мысли, подмигивает Матвей, и я с радостью принимаю его предложение. Сгорая от нетерпения, несусь к припаркованной неподалеку машине и замираю, когда сводный брат вроде бы не нарочно касается моего бедра. Он просто включал передачу, Саша… Просто…