Катрин Корр - Безумные

– Кирилл не говорил тебе, что нашел дизайнера? – прерывает мои мысли ровный голос Дани. Оглядываюсь и отрицательно качаю головой. Сейчас меньше всего на свете меня волнует какой-то там дизайнер. – Она, правда, параллельно и другими проектами занимается, что я не приветствую, но рекомендации у нее отличные.

– Хорошо.

Делаю резкий глоток и горькая жидкость обжигает горло. Иной раз задумываюсь, может я действительно слишком многого требую от Милы и беспардонно сую нос в её глубоко-личную-жизнь (бог мой, какая личная жизнь у семнадцатилетней девчонки?!) ведь сам-то не переношу, когда кто-то пытается порыться в моей. Но стоит только появиться этой мысли, как в голове, словно бесстрашный солдат, тут же просыпается воспоминание пятилетней давности; время тогда, словно, остановилось, а день и ночь слились воедино.

Мила так долго молчала. Одиноко сидела на краю своей новой одноместной кровати с высоким подголовником, на который еще и не успела наклеить постер с изображением любимой Рианны, завороженно смотрела в одну точку, приводя меня в полнейшее замешательство. Я совершенно не знал, что делать, что говорить и как вести себя с ней. В какой-то момент мне даже захотелось, чтобы она заплакала. Чтобы мне не было так страшно подойти к ней, успокоить и сказать, что все у нас будет хорошо. Но это убивающее меня молчание продлилось три долгих и мучительных дня, после которых я точно знал, что мне делать дальше.

– Все в порядке? – Поднимаю глаза на Даню и неуверенно киваю. Он с сомнением оглядывает меня, но больше ничего не спрашивает. – В понедельник выезжаем с дизайнером на объект. Надеюсь на сей раз дело пойдет. Кстати, ты не видел тут у входа девчонку в красной куртке с огромным капюшоном? Еще крутится здесь?

– Внимания не обращал.

– Странная девица. Спросила, где можно восстановить билет, который она случайно потеряла. Не знаю, как вы с Кириллом, но я уж точно его не давал ей, – усмехается Даня, захлопнув крышку ноутбука, – боевая внешность у нее какая-то. Я шутя сказал, что упало то пропало, а в ответ она меня таким взглядом убийственным наградила, что клянусь богом, я впервые испугался девчонку.

– Кирилл значит.

– Да ну-у. Комплекция не его. Ему хрупких, невысоких и милых подавай, а эта бой-баба, настоящая! Он сегодня ждет загадочную Монику.

– Тоже мне новость. Он таких Моник каждый месяц ждет.

– Ты чего такой хмурый? Случилось чего? А-а, дай угадаю, Мила снова что-то учинила, да? – со смешком интересуется он.

– В том-то и дело, что ничего.

– Мм… Поясни?

– Ни слова грубого, ни подколов, ни обид – вообще ничего за месяц. А знаешь, что у нее в плеере играет?

Даня начинает смеяться. Да, черт возьми, я даже просмотрел плейлист сестры!

– Джастин Бибер! Она же его ненавидела, а тут вдруг целых семь песен подряд. А еще, Егор Крид с целым альбомом!

– Бог мой, так её надо выпороть как следует! – шутит Даня. Думаю, мое хмурое выражение лица дает ясно понять, что шуточки сейчас совершенно неуместны. – Послушай, Макс, ты слишком опекаешь её. Будь проще, дай ей немного воздуха. Уже вздумал плейлист смотреть… Кошмар.

– Я что, запрещаю ей что-то делать? Запрещаю с подружками встречаться, в кино ходить, в соцсетях общаться, или что? Я лишь хочу быть уверен, что она в безопасности, что никто не обидит её, вот и все.

– Ну, вряд ли в ближайшее время к ней прилетит Джастин Бибер, чтобы… – Даня замолкает, увидев мой ненавистный взгляд. – Поверь, Мила мне как родная сестра. Я не задумываясь сверну голову тому, кто посмеет причинить ей вред, даже Джастину Биберу, мать его! Но я также понимаю, что ей необходимо развиваться, учиться, знакомиться, заводить друзей, влюбляться… Что будет с девчонкой, если её постоянно контролировать? Она либо когда-нибудь сорвется назло тебе и наделает кучу глупостей, либо замкнется и останется старой девой, что у окошка одиноко вяжет носки и варежки. Тебя беспокоит, что в её плеере играют песни Бибера и Крида? – с доброй усмешкой спрашивает Даня.

– Мне не по себе, когда я вижу её мечтательный взгляд, – сухо отвечаю я. – Мне не по себе от того, что Мила больше не ведет себя так, как раньше, потому что её мысли заняты кем-то. Я ненавижу перемены. Когда вот так: бабах! Сразу все меняется и приходиться перестраивать себя, потому что у Вселенной внезапно случилось недержание и она решила хорошенько навалить на меня.

Даня подходит ко мне и по-братски кладет руку на мое плечо. Его семья очень помогла нам с Милой, и я век буду благодарен этим людям за колоссальную поддержку и безграничную заботу.

– Сейчас не та ситуация, Макс, – спокойно добавляет Даня. – Теперь у вас все хорошо, все живы и здоровы. Мила выросла чудесной девушкой. Если вдруг ей понадобится твоя помощь или совет, я уверен, она придет к тебе. У вас особые отношения.

Похлопав меня по плечу, Даня подходит к столу и отключает зарядное устройство от своего телефона. Сегодня на нем темно-серый костюм и белая рубашка. Если бы Инга Васильевна видела сейчас своего делового сына, то непременно назвала бы завидным женихом, недоумевая, почему же у нее до сих пор нет невестки. Она часто так говорит. Веселюсь, когда Даня при этом закатывает глаза и отмахивается, точно старик, которому надоело слушать бабский треп. В такие моменты я вспоминаю нашу с Милой маму и гадаю, сказала бы она мне нечто подобное? Сверкали бы её глаза от восторга и согласилась бы она потанцевать со мной несколько секунд под воображаемую музыку? Конечно – да. Она никогда не отказывалась. Только вот Мила уже не верещала бы детским звонким голоском и не прыгала бы вокруг нас, хлопая в ладоши. Потому что моя сестра уже взрослая.

Черт возьми.

Я снова здесь. Среди масок, улыбок, смеха и громкой музыки. Ни за что не подумала бы, что вернусь сюда, но на это было несколько причин. Во-первых, золотая карточка все эти дни буквально мозолила мне глаза. А что самое забавное, я даже не пыталась спрятать её или выбросить (ни за что!). Она продолжала лежать на подоконнике и каждый раз, когда солнце золотило её глянцевую поверхность, мои глаза тут же завороженно глядели на нее. У меня не было домашнего питомца, который молчаливо бы выслушивал мой монолог, зато имелась эта пластмассовая штуковина, один взгляд на которую мысленно отправлял меня в ночной «Манхэттен». Во-вторых, узнав о наличии этой карты, Илона заметно воспаряла духом.

«Какие планы на субботу?» – написала она мне в соцсети.

«Дожить до нее. А что, есть предложения?»

«Да. Думаю, ты догадываешься, о чем я».

Я тут же подумала, что Илона занимается каким-то мазохизмом, ибо как иначе назвать явное стремление оказаться в одном месте с человеком, что так некрасиво с ней поступил? И да, мне бы хотелось взглянуть на этого Казанову! Чисто из интереса.

Ну, а в-третьих, желание убежать от реальности усилилось в стократно, после внезапного появления мамы и Миши на пороге моей квартиры. Хуже и быть не могло.

– Да неужели! И года не прошло! – вякнула мама, когда я нехотя открыла дверь.

– И тебе привет, мам, – сквозь зубы сказала я, бросив на Мишу рядом с ней оценивающий взгляд. Отчего-то их суровые физиономии вызывали во мне тошноту. – Что-то случилось?

– Не пригласишь? – буркнула она.

– Я занята, занимаюсь уборкой, – соврала я, смахнув с плеча выпавшие пряди. – Нужно предупреждать о визите.

– Да мы бы с радостью, вот только ты нарочно трубку не берешь и на сообщения не отвечаешь.

– Правда? Не слышала… Так, чем могу помочь?

– Я за вещами приехал, – наконец, сказал Миша, требовательно изогнув бровь. – Надеюсь, ты ничего не выбросила?

Прошел ровно месяц с того дня, как мы разбежались, но только сегодня он решился приехать за оставшимися вещами, которые я собрала для него в две небольшие коробки, что ютились на холодном балконе. Ладно бы один, но зачем надо было тащить с собой мою мать? Группа поддержки?

– Я все собрала, не переживай, – спокойно ответила я, взглянув на него. Его голубые глаза уже не казались такими добродушными и своими. И отчего-то неприятный осадок появился в душе; как будто назло перед глазами промелькнули теплые воспоминания о нашем знакомстве, долгих телефонных разговорах и тех минутах, когда во мне трепетало легкое девичье волнение при встречах. – На балконе две коробки.

Миша молча разулся и, как только скрылся в коридоре, мама схватила меня за руку и резко притянула к себе.

– Живо поговори с ним! Не смей так просто отпускать его!

– Для чего ты здесь? Чтобы лишний раз поиграть моими нервами?

– Твои выходки сведут меня в могилу! Он все еще любит тебя, сделай же ты хоть что-нибудь! Неужели тебе никого не жаль? Ты и понятия не имеешь, как Миша переживал все это время!

– А ты, гляжу, в курсе. – Я замолкла, резко выдернув руку из жесткой хватки. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, словно между нами проходили бои без правил. – Хотя бы раз в жизни попробуй понять меня, мама. Пожалуйста.

– Ты совершаешь самую глупую и непростительную ошибку, Каролина, – сказала она мне пренебрежительным тоном. – Когда одумаешься – будет слишком поздно. Поэтому даже не вздумай приходить ко мне и плакаться. Я уже ни чем не смогу тебе помочь.

И она ушла. Я изумленно таращилась на её темную макушку, что спустя несколько секунд скрылась за мутными стеклянными дверями, и едва могла пошевелиться. Разве не ей ли я должна жаловаться на жизнь, плакаться, когда становится трудно и обнимать, когда требуется забота?

Наши отношения никогда не были идеальными. Она читала мне только те сказки, в которых главными героями были прекрасный принц и несчастная принцесса, а их первую любовь она буквально воспевала, постоянно ставя мне это в пример. От «Спящей красавицы» меня до сих пор воротит, честное слово. Ведь нет такой сказки, где эти двое внезапно понимают, что больше не любят друг друга и нуждаются в одиночестве. Их вымышленные жизни расписаны от и до: любовь, свадьба, дети и вместе навеки вечные. Видимо, моя мама хотела того же и для меня. До двенадцати лет она покупала мне наряды по собственному усмотрению и, чаще всего, эти тряпки мне совершенно не нравились. Как-то раз я отказалась надевать пышное розово-белое платье на новогодний утренник в пятом классе, потому как была уверена (и к гадалке не ходи!), что меня просто засмеют в нем. В моде тогда были джинсы с низкой посадкой, брюки с блестками и майки, оголявшие животы. Что бы подумали обо мне одноклассницы? Я была похожа на огромное пирожное и, когда со слезами заперлась в своей комнате, а мама, точно сумасшедшая, колотила дверь, я схватила ножницы из органайзера и изрезала сверкающую ткань на мелкие кусочки. Пришлось потом целых две недели безвылазно сидеть дома в наказание, но я все равно гордилась собой, ведь смогла противостоять собственной матери. И сейчас я чувствую то же самое.