– А говорила, что у тебя хорошая память.

Каролина сдержанно выдыхает и, поджав губы, оглядывает меня. Молча переходим дорогу, слившись с толпой, что спешит к автобусной остановке.

– Тебе вовсе необязательно провожать меня к машине.

– Я же говорю, хочу размять ноги. Ты здесь вообще ни при чем. Почему ты решила, что я к тебе клеюсь?

– Что?! – ахает она, хлопая глазами. – С чего ты взял это?

– Ты же сама сказала, что мол, ты, паренек, зря теряешь время и силы, я не стану пить кофе или еще чего-нибудь с другом моего бывшего. Разве не так все было?

– Давай не будем об этом, ладно?

– Ладно. – Выдерживаю десять секунд тишины, а потом снова спрашиваю: – Ты ведь понимаешь, что я не клеюсь к тебе?

– Ты просто разминаешь ноги, – кивает она.

– Умница.

Наши взгляды встречаются. В сотый раз мы глядим друг другу в глаза, а она отказывается вспоминать меня. Почему я запомнил её нежный сверкающий взгляд? Почему, только взглянув на мягкие губы, мысленно зарылся в сладкие воспоминания, когда проводил по ним пальцем и языком? Неужели тот Безумный Макс совершенно не тронул её? Не покорил? Не запомнился?

– Значит, ты рассталась с парнем, – констатирую я, глядя себе под ноги. – Можно узнать, почему?

– Нет, – с улыбкой отвечает она.

– Так я и знал.

– Умница.

Улыбаемся друг другу. Идем в ногу, не спеша.

– Что бы еще такого у тебя спросить… У тебя есть собака?

Каролина смеется и отрицательно качает головой.

– Ладно, а кот?

– Не-а.

– Может, хотя бы кактус на подоконнике?

– Я не дружу с растительностью.

– До чего же ты интересный собеседник, Каролина! Знаешь, я вряд ли смогу уснуть, если не узнаю причину, по которой все на тебя пялились. Погоди-погоди… Ты сказала, что выглядела паршиво, потому что болела… О, боже, я все понял! – Посылаю ей деланно сочувствующий взгляд. – Наверное, ты очень громко чихнула, да так сильно, что у тебя…ну…сопельки разлетелись в стороны, да?

– Нет… – только и говорит она, заливисто смеясь. – Нет!

– Значит, ты была либо голая, либо в латексе!

– Отвечаю: сопли остались при мне, латекса на мне не было, а одета я была хорошо. У Миши, моего бывшего парня, было открытие студенческого кафе и никто, по всей видимости, из присутствующих не знал, что мы с ним расстались. И когда он появился под ручку с высокой шатенкой, естественно, все вокруг стали пялиться то на меня, то на нее, мол…

– Какого черта здесь происходит, Карл?! – вставляю я, изобразив ужас.

– Точно-точно! – смеется она. – И все стало только хуже, когда у меня заслезились глаза, потому что в носу происходило какое-то кошмарное извержение вулкана. Я отошла в сторонку, чтобы не заляпать всех вокруг своими сопельками, но тут вдруг ко мне подошла мама Миши, и стала жалеть меня на глазах у всех! Она решила, что я пла́чу из-за новой девушки её сына!

– А ты плакала, потому что заболела?

– Я чувствовала себя ужасно.

– Тогда, зачем же ты приехала туда?

На мой простой вопрос Каролина отвечает задумчивой улыбкой, потом глядит себе под ноги, барабаня пальцами по стакану с кофе. Надеюсь, этот разговор о некоем Миши не натолкнул её на воспоминания о их светлых минутах счастья…

Каролина проходит вперед, свернув на узкую тропинку, ведущую к центральному парку. Летом здесь веселее, чем зимой. Повсюду зелень, пушистые деревья, множество ларьков с сахарной ватой и кукурузой на палочке, а чуть дальше доносятся восторженные крики тех, кто решил прокатиться на замысловатых аттракционах. Сейчас же ничего это нет, потому что центральный парк погрузился в зимнюю спячку. Серость, прохлада, голые деревья и холодные пустые лавочки.

– Это ваш первый проект? – вдруг спрашивает меня Каролина, оглянувшись через плечо. – Кабак.

– Не совсем. – Прочищаю горло. – У нас есть одно развлекательное заведение. Ты не замерзла?

– Нет. – Мы выходим на широкую площадь. Теперь идем бок о бок. – И что же это?

– Танцевальный бар, – отвечаю я, почесав нос.

– Ух ты! Серьезно? Круто. Я люблю танцевать, – с улыбкой говорит она, взглянув на меня. – Как называется?

– Слушай, мы уже полгорода прошли, где твоя машина? – Усмехаюсь, оглядываюсь, пробегаю глазами по площади, что мы почти пересекли – делаю все, лишь бы не встретиться взглядом с Каролиной, чьи вопросы заставляют меня нервничать. – Ты точно помнишь, где оставила её?

– Устал разминать ноги? – улыбается она. – Вон она, возле цветочного киоска.

Оставшиеся пару минут мы идем молча. Из динамиков на столбах играет какая-то песня, слова слышно плохо, потому что рядом проезжая часть. У Каролины белая «Тойота», госномер автоматически зафиксировал мой мозг. Она садится в машину, не закрывая дверцу. Заводит двигатель, ставит сумку на пассажирское сиденье и поворачивает ко мне голову:

– Мм… Спасибо, что составил компанию по пути к моей машине.

– Я всего лишь разминал ноги, – отмахиваюсь я, улыбаясь ей. Замечаю румянец на щеках и порозовевший носик. – А говорила, что не замерзла.

– Так я и не замерзла.

– У тебя красные щеки и нос – ты замерзла.

Она собирается что-то сказать, но передумывает. Усмехается сама себе и отводит в сторону взгляд.

– Ладно, до встречи, Каролина, – говорю я, чуть наклонив голову. Скрепя зубами, приветствую легкое чувство разочарования. Наверное, я бы действительно хотел, чтобы эта машина оказалась в другом конце города, и нам пришлось идти к ней пару тройку часов. – Еще увидимся.

* * *

В выходные мы, наконец, определились с дизайн-проектом будущего кабака и сейчас, спустя еще пару дней, я спешу на встречу с Каролиной…и бригадой, что будет заниматься ремонтом. Вообще, мне кажется, что наступили странные времена. В эмоциональном плане Данил как будто увядает. Пытаюсь растормошить, развеселить, хотел вытащить его в кино на какую-то тупую американскую комедию, но он, как того и следовало ожидать, отказался. Кирилл же наоборот, цветет как орхидея у бабушки на подоконнике. Все время улыбается, переписываясь с кем-то в телефоне, смотрит как будто сквозь предметы, вечно думая о чем-то своем и, по-видимому, говорит твердое «НЕТ!» осенней депрессии, что охватила нашего друга. А я…

Меня мучают угрызения совести. О, да, оказывается, она есть у меня! Не могу не признать, что в моих мыслях все чаще возникает образ Каролины. Той Каролины, с которой я познакомился несколько недель назад, когда приехал на встречу с новым дизайнером. Все думаю, а если бы она назвала мне ненастоящее имя, я бы смог узнать в ней ту нежную и пылкую гостью закрытой вечеринки? Смог бы распознать её по голосу, походке, светлым волосам и запаху? По сути, это все не так уж и важно, верно? Ну, подумаешь, мы встречались с ней пару раз в клубе, а теперь будем заниматься этим же и за его пределами, потому что НАДО… Подумаешь, целовались и сходили с ума от прикосновений, будучи уверенными в том, что кроме как в клубе нам нигде больше не повстречаться, а вышло все иначе… Подумаешь, я знаю, кто она, а она понятия не имеет, кто я такой… Подумаешь…

Остановив машину у входа в здание будущего кабака, замечаю знакомую белую «Тойоту» на противоположной стороне. Черт возьми, какого хрена я улыбаюсь?

В пыльном сером помещении работа идет полным ходом. Уже завезли мешки с цементом и штукатуркой, люди в серой спецодежде выносят огромные мешки с мусором. Посреди хаоса, пыли и беспрерывного стука вижу хрупкий женский силуэт в самом конце зала. Нагнувшись к деревянному столику, что заляпан белой краской, Каролина изучает какие-то схемы, потом, словно чувствуя на себе мой взгляд, поворачивает голову. Длинная светлая прядь падает на её лицо. Она смахивает её легким движением руки, моргает и улыбается мне… Эти пару секунд кажутся мне вечностью. Как в фильмах с замедленной съемкой.

– Держим, держим, держим!

Оборачиваюсь. Два мужика тащат огромный мешок, набитый не пойми чем. Пыль в воздухе как будто замерла.

– Привет. – Оборачиваюсь. Каролина улыбается мне и машет перед собой рукой, чтобы прочистить воздух. – Зря ты приехал так рано, будешь весь грязный.

– Привет. – Опускаю глаза. Поднимаю глаза – мягкие зефирки. Увожу взгляд в сторону. – Вы ведь начали вчера, да?

– Ага, а здесь уже такая разруха, – смеется она. – У меня есть пара вопросов по вентиляции, пойдем в другое место, здесь шумно и пыль кругом!

Я иду за ней. Узкие джинсы, заправленная в них белая рубашка, рукава закатаны, точно она собралась жарить яичницу на кухне…или заняться конным спортом… Берет два больших листа со стола и кивком зовет меня за собой. Во рту пересыхает, когда знакомый нежный запах попадает в мой нос.

– Здесь будет лучше, – говорит Каролина, приоткрыв шторку из мутной пленки. Захожу в комнату, что в будущем будет кладовкой. Здесь в углу стоит небольшой столик с кружками, чайником и коробками с быстрорастворимой лапшой. Рядом три затертые табуретки. – Придется немного потерпеть, от пыли никуда не денешься, – хмыкает она, протирая какой-то тряпкой табуретки. – Присаживайся.

Молча сажусь. Каролина раскрывает передо мной один лист, интересуется, не буду ли я против, если в какой-то стене они сделают несколько дырок (я реально плохо соображаю, когда её пахучие волосы готовы вот-вот коснуться моего лица!), потому что так было бы проще обойти… (слежу за её рукой, что указывает мне на вентиляционную схему и ничего…НИЧЕГО не соображаю!). Почему я сел, а она стоит сбоку от меня, чуть нагнувшись? Почему тоже не присела на эту чертову табуретку? Думает, что мы виделись в каком-то театре… Пф-ф! Нет, нет, Каролина! Мы с тобой целовались, представляешь? Ты прижималась ко мне, обводила языком мои губы и сказала, что будешь играть со мной. И, черт возьми, если ты не прекратишь вот так стоять надо мной, я просто сойду с ума от невыносимости находиться рядом с тобой и, мать его, знать то, что ты отказываешься замечать!