Катрин Корр - Безумные

– Да? – строгим голосом говорит он. Поднимает другую руку и смотрит на свои часы. – Черт. Я забыл.

«Я-уже-где-то-видела-это».

– Не надо никуда уходить, жди в школе, – бескомпромиссным тоном говорит Матвей. – Я приеду через семь минут. Ты глухая? Я сказал, жди в школе!

Отключает вызов. Пока он задумчиво бросает сотовый обратно в карман и застегивает парку на молнию, я завороженно гляжу на его в миг посуровевшее лицо. Брови сведены к центру, губы напряжены. Когда его взгляд возвращается ко мне, такой серьезный и стремительный, мой живот, словно, огромным копьем пронзает…

Приказываю себе улыбнуться. Приказываю взять себя в руки и непринужденно спросить:

– Удивительно, у тебя есть ребенок. – Дыши – дышу. Выпей воды – пью. Изобрази спокойствие. – В каком он классе?

– У меня нет детей, это моя сестра, – отвечает он, задумчиво оглядев наш столик. – Я должен был забрать её из школы пятнадцать минут назад. Извини, мне нужно ехать.

– Конечно, – киваю я все с той же глупой улыбкой. – Увидимся еще.

– Да, увидимся. Пока.

Гляжу ему вслед и пью воду, пока бутылка не пустеет.

Какой же ты лживый и хитрожопый, Безумный Макс.

И какая же я редкостная идиотка.

* * *

– Такое бывает только в фильмах. В самых тупых и глупых фильмах. В нашем городе полтора миллиона жителей, я посмотрела в Википедии. И скажи, как могло так случиться, что именно с НИМ я, черт возьми, должна работать? О, Боже… О, Боже… Я поняла! Илона, я поняла!

– Что?

Закрываю рот рукой и едва держусь, чтобы не заплакать. Черт возьми, чтобы не заплакать ОТ СТЫДА!

– Это Данил держался за мои сиськи, а потом я своей задницей пристраивалась к его бедрам. ЗА ЧТО? ГОСПОДИ!

– А Кирилл – это Крис, – констатирует Илона, медленно передвигаясь по собственному кабинету. – Я это поняла минут двадцать назад.

Посылаю ей испепеляющий взгляд:

– Почему ты такая спокойная? – складываю руки на груди. – Все то, что я рассказала тебе, просто…

– Удивительно.

– ЧТО?!

Илона закатывает глаза и садится в свое мягкое кресло цвета слоновой кости. Я примчалась к ней полчаса назад, впопыхах поведала об ужасе, который со мной приключился, а эта бесчувственная девица отказывает мне в элементарном человеческом сочувствии.

– А говорила, что маска лицо не скрывает, – хмыкает она, откинувшись на спинку кожаного кресла. – Ну дела.

– Я не думала, что эта малюсенькая вещица собьет меня с толку!

– А как же голос?

– Что – голос? – переспрашиваю я, сдержанно выдохнув. Илона поднимает бровь, ожидая ответ. – В какой-то момент он показался мне знакомым, но я же не могу чисто физически запомнить голос каждого человека, с которым когда-то общалась!

– Ну дела.

– А самое ужасное то, что ОН узнал меня, понимаешь? Он знает, что я и есть та самая Каролина!

– Соблюдай ты правила, этого бы не случилось, – укоризненно говорит мне Илона. – Имя у тебя не простое.

– Я не одна Каролина в городе!

– Вряд ли среди его знакомых пятнадцать Каролин. Сначала, его смутило твое имя, потом он внимательно оглядел тебя, узнал по глазам, губам, походке… И пазл в его голове сложился.

– Кошмар.

– А если бы он все-таки назвал тебе свое настоящее имя, вместо этого Матвея, ты бы поняла, что это тот самый Макс?

Вопрос ставит меня в тупик.

– Услышав это имя, разве ты не вспомнила бы того Макса из клуба? – продолжает Илона, сложив руки на груди.

– Ну, наверное, я бы подумала о нем. Чисто автоматически.

– И что, взглянув на этого Макса, не поняла, что это один и тот же человек?

Я бы, наверное, упала в обморок.

– Не знаю! Я ничегошеньки не знаю, Илона! Мне до того плохо, что дышать нормально не могу. Как представлю, что он думает обо мне, как обсуждает меня со своими друзьями, рассказывая им о… – замолкаю. Я еще не говорила Илоне, чем мы с Максом занимались в темноте, пока игра в «Слабо» была приостановлена. И не говорила, как согласилась играть с ним. Играть – значит заниматься сексом! Боже, я сказала «ДА!», как перед алтарем говорят невесты… – Даже думать об этом тошно.

Гляжу в окно; снегопад сказочный, но мне сейчас совершенно не до любования волшебным явлением природы. Вспоминаю, как Данил наблюдал за мной, пока я запускала презентацию, как Кирилл веселился сам себе, глядя то на меня то на Матвея, – тьфу ты, – Макса. Все трое знали, кто я.

Издав продолжительный стон, перевожу глаза на Илону. На её губах хитрая улыбка. Честно говоря, мне уже так осточертели все эти тайны и долбаные хитрости, что я готова напиться до беспамятства.

– Что? Тебя это тоже веселит?

– Я думаю.

– Мм.

– Вы оба – настоящие безумцы, – хмыкает Илона и кусает нижнюю губу. – Только подумай, там, где нужно говорить ложь, вы говорите правду – называете настоящие имена. А здесь, где желательно говорить правду, вы друг друга обманываете. Бог мой, какой же увлекательной стала твоя жизнь, после расставания с Мишей. И чего ты так истеришь? Чего нервничаешь? Развлекись!

Округляю глаза:

– Чего делать? Развлекаться?

– И дураку ясно, что ты понравилась ему. Иначе, он не стал бы сейчас врать насчет своего имени.

– Боже, Илона, Максим просто не хочет, чтобы я узнала его!

Отлично, я впервые назвала его полное имя. Это что-то значит?

– Но ты же говорила, что он несколько раз спрашивал тебя, узнала ли ты его. Если бы он не хотел этого, то уж явно не давал тебе всякие подсказки.

Тоже верно. Перед тем, как я начала выплескивать свои глупые предположения, Максим весело улыбался и сказал, что-то вроде «а я думал, ты меня не узнала»… А я ему – ДА! Я знаю! Ты друг Миши! Ты пялился на меня, как и все! А с друзьями бывшего я кофе не пью!

– Ужас…

– Что? Опять что-то вспомнила? – усмехается Илона. – Знаешь, песня такая есть: «Вокруг шум, пусть так не…»

– Замолчи, – буркаю я, опустив тяжелую голову на стол. – Я всего лишь разок сходила в клуб, хотела развеяться, потанцевать, сделать что-нибудь безрассудное и чтобы оно осталось в прошлом. А теперь это безрассудство топчет меня, вгоняя в землю. Как мне теперь в глаза ему смотреть, Илона? Как мне вообще работать с этими… Ы-ы-ы!

– Я тебе завидую. – Поднимаю голову и устало гляжу на подругу. Она что, шутит? – Из этого можно сделать супер-игру. Ясно ведь, что этот парень, Макс, который из клуба, – уточняет она, по-деловому расставив руки на столе, – затеял свою игру. Ты приглянулась ему, он затащил тебя в комнату и то, что было там между вами, тебе понравилось.

– Мы просто целовались.

– Но ты пришла туда во второй раз. – Черт! Против этого аргумента никак не попрешь. – Ты ведь была не против продолжения. Думаешь, я настолько глупа, что не заметила твой взъерошенный видок тогда в «Слабо», когда свет включился? – Я краснею до кончиков ушей. Да что за день то такой?! – Он распыляет в тебе желание, а тебе это нравится. И в этом нет ничего зазорного.

– Ближе к сути, Илона!

– Продолжай обманывать его, делай вид, что совершенно не знаешь, кто он на самом деле.

– И зачем?

– Это же весело!

– Да ты что-о-о?!

– Если бы я была на твоем месте, я бы развлекалась. При свете дня вела бы себя непринужденно, казалась милой девочкой, которая абсолютно далека от зажигательной ночной жизни. А в клубе, я бы сводила его с ума, соблазняла и получала удовольствие не только от прикосновений к телу, но и от самого понимания, что заставляю этого мужчину недоумевать.

– Недоумевать от чего? От того, что я настолько тупа и никак не могу сообразить, кто он на самом деле?

Илона сдержанно выдыхает. Этот день определенно должен закончиться для меня выпитой бутылкой мартини. Или ликера.

– Это твое дело, конечно. Но будь я на твоем месте… – томным голосом говорит она, точно пытается меня соблазнить. А точнее – втянуть в очередную авантюру! – Я бы свела его с ума.

Фыркаю.

– Следующая закрытая суббота через неделю, – напоминает Илона, изображая занятой вид. Достает какие-то папки из ящика стола, начинает раскладывать перед собой, приводя меня в полнейшее недоумение. – Крайняя этой осени.

– Последняя.

– Нет, крайняя. Никогда не говори «последняя», это плохое слово. Несет в себе сплошной негатив.

Ну уж нет, я не настолько сумасшедшая, чтобы снова появляться в клубе с маской на лице! Мне бы понять, как теперь работать с этими людьми и не сдохнуть со стыда.

По правде говоря, мне надоело напяливать на себя фальшивую маску суровости, стоит только Миле оказаться рядом. Конечно, меня все еще задевает её вранье; я чувствую себя преданным и безусловно во мне обитает самая обыкновенная обида, которая никак не может исчезнуть. Не знаю, рассказывала ли Мила что-то бабушке, жаловалась ли на меня, но та теперь постоянно пытается сблизить нас. Просит меня забрать Милу из школы и отвезти в магазин какой-то органической косметики, чтобы внучка смогла купить для нее какие-то средства. Мол, если Мила поедет на автобусе, то только к вечеру домой вернется, уж ехать больно далеко. Пару дней назад попросила меня помочь ей с уборкой второго этажа (я и уборка – ага, как же!), чего никогда в жизни не делала. После выздоровления, я забираю Милу из школы и везу домой – очередная просьба бабули. Мол, инфекция в городе буквально валит людей с ног, не хватало, чтобы она опять подцепила её в автобусе или маршрутке.

По дороге домой мы всегда молчим, а тишину разбавляют песни по радио. И хотя с того злосчастного утра воскресенья, когда у Милы случилась истерика и она высказала мне свои страшные мысли, прошел почти месяц, этот момент до сих пор мусолится в моей голове, в подробностях демонстрируя перед глазами её заплаканное лицо и те страшные слова, что она швыряла в меня. Может, если бы мы спокойно поговорили и обсудили произошедшее, я бы и перестал так часто мысленно возвращаться к тому дню и чувствовать себя негодяем. На самом деле, эти копания в себе по-настоящему угнетают. Как-то раз я даже подумал: ну и что с того, что девчонка повеселилась немного? Ведь жива и здорова! А я такой скандал закатил, словно Мила пропадала три дня, а по возвращению сообщила, что беременна от случайного парня из какого-нибудь клуба, где продают наркоту… Кошмар. Моя братская забота переросла в масштабный контроль какого-нибудь чокнутого диктатора, ей-богу.