ровным тоном бросаю ирландцу:

- Доброй ночи, Алистер. Поговорим завтра – когда ты придешь в себя.

****

Выходной день – это еще больше людей в отелях. Переполненные

рестораны, без конца поднимающиеся и спускающиеся лифты. Работники

ресепшна, не отходящие от своих компьютеров и телефонов. Постоянно

подъезжающие ко входу и отъезжающие от него − машины. Много голосов, просто целый рой голосов! Болтают на всех языках мира, ведь в «Лиле»

останавливаются люди, наверное, со всего земного шара. Я решил позавтракать на

свежем воздухе, и, честно говоря, забыл, что сегодня – суббота. Заказать еду в

номер было бы правильным решением. Но раз я уже здесь, а Алистер пока спит…

Слава Богу, что он не бодрствует – не портит мои личные размышления своим

бесконечным потоком ругани и негодования.

Мне достаточно скоро подают заказ: тыквенные оладьи по-индийски с

базиликом, сырники с шоколадной помадкой, индийское йогуртовое парфе, чашку крепкого кофе и стакана ласси из авокадо. Я думал, что порции будут

маленькими, но просчитался. Не уверен, что съем так много. На всякий случай

уточняю у официанта про карри – я просил не добавлять эту специю в оладьи.

Молодой мужчина в соответствующей ресторану [«Qube»] униформе машет

руками, убеждая меня, что все в порядке. Пожелав приятного аппетита, он входит

обратно в здание заведения. В общем-то, в [«Qube»] можно пообедать только

внутри – современное стеклянное здание, интернациональная и индийская кухня, еда, которую готовят в присутствии гостей… Однако есть преимущество в уик-

эндах в «Лиле». Лишь по субботам и воскресеньям, служащие данного ресторана

выставляют столики со стульями на улицу, а у официантов прибавляется работа: им приходится выносить заказы и сюда тоже.

Утром мне звонил Лукас, и мне не хватило смелости рассказать ему правду.

Поэтому я сказал то, что является ложью только наполовину: все хорошо, договор

практически подписан. И этому вряд ли может что-то помешать, если не

вмешаюсь я. Я могу все испортить в любом случае – даст Майя согласие быть со

мной или не даст – уже не будет иметь значения, когда ее отцу и ее мужу станут

известны мои чувства к ней.

Проклятье! Да все я понимаю! В жизни так много чего несправедливого, неправильного, дерьмового. Кто-то идет наперекор законам, а кто-то живет

дальше, засунув поглубже свои мечты. Я просто… ее полюбил. И все. Вот тогда, когда увидел. Почти сразу. Это происходит, и этому объяснения нет. Поначалу я

не понимал, что означает моя удивительная привязанность к Майе. Казалось, меня притягивает запретность, экзотика, ощущение риска. Но потом я в точности

осознал, что не могу без нее существовать. Мне было хреново все эти годы без

Майи. Она отвернулась от меня, потому что не верила в нас. Но я верил. И я –

полный козел, однако, несмотря на ее замужество, хочу отбить Майю. Она должна

согласиться. Она обязана дать нам шанс.

Хотя бы один, Господи Боже… Хотя бы один-единственный шанс.

Я столько заказал, но есть что-то совсем не хочется. Вздохнув, откидываюсь

назад и приближаю к губам белоснежную чашку с кофе. Горячий напиток

обжигает горло. Сомкнув веки, я вспоминаю красивейшие карамельные глаза.

Такие родные. Я не верю своему счастью: могу видеть Майю; теперь я знаю, где

она. В ее взгляде читалось, что чувства ко мне тогда были неподдельные, поэтому

я утвердился в том, что небезразличен ей и сейчас.

Когда мы впервые встретились, она была слишком юной, я – слишком

наивным. Позади остались три года, но кажется, что целая жизнь. Долгая жизнь

без Майи. Непостоянные девушки сменяли одна другую, с помощью них я

пытался заполнить пустоту. Мне не хватало поцелуев, которые она мне дарила в

безлюдных переулках Дели. Мне не хватало вечерних разговоров, в которых

семнадцатилетняя девушка раскрывалась, демонстрируя то, насколько она умна и

начитана.

Внезапно под зонтиком появляется сонная морда Алистера. Я поднимаю на

него взгляд, встречаясь не только с хмурыми серыми глаза Шеридана, но и

лучами ослепляющего солнца со стороны. Жмурюсь. Алистер бросает на столик

телефон, пачку [«Lucky Strike»] и сам присаживается напротив меня. Он вяло

поднимает руку вверх, к нему тут же подлетает официант, у которого ирландец

просит кофе и парочку тостов с джемом или медом. Когда член персонала

испаряется, подходит тут же другой и оставляет на нашем столе пепельницу.

Шеридан поправляет белую футболку-поло и только после поднимает на меня

глаза цвета густого тумана. Свои каштановые волосы после сна он решил не

причесывать – короткостриженые пряди торчат в разные стороны.

- Я знаю, что подвожу тебя, − говорю Алистеру и отвожу взгляд. – Подвожу всех

вас.

Он фыркает. Получается у него это апатично.

- Правда, что ли?

- Шеридан, слушай…

Он медленно кладет локти на стол и наклоняется ближе. Все его движения

очень неторопливы, словно Алистер еще не проснулся.

- Нет, Мёрфи, послушай-ка ты: нельзя взять и все перечеркнуть лишь потому, что

хочешь развлечься…

Он не договаривает − я в резкой форме перебиваю его.

- Я люблю ее!

Похоже, я сказал это довольно громко, поскольку посетители за

некоторыми столиками прерывают свои разговоры и заостряют внимание на нас.

Я пожимаю губы и вскидываю ладони в извиняющейся манере, что заставляет их

отвернуться.

Я перевожу взор на Алистера. Он огорошен. Нахмуренная озадаченная

физионмия изучает меня. Он ничего не знал обо мне и Майе, поэтому его эта

новость ввергла в шок.

- Ты полюбил ее за один вечер?! – почти с истерикой требует ответа компаньон.

Я вздыхаю и провожу по лицу руками.

- Нет… Мы познакомились три года назад. Майе было семнадцать. Мы

встретились на большом праздновании в честь независимости Индии. Я… я был с

тяжелым рюкзаком за спиной, реально чуть ли не падал с ног, а потом… потом в

толпе увидил ее. Подошел к ней, мы разговарились. Майя была с лучшей

подругой, а где-то недалеко «дежурил» ее двоюродный брат Массуд. В

последствии именно он устраивал нам тайные свидания, прикрывал Майю перед

ее родителями.

Алистер задает вопрос, который, вероятно, его больше всего интересует:

- У вас был секс?

Я качаю головой, отвечая совершенно честно.

- Нет. Мы говорили обо всем на свете, ходили в кино, целовались. Тогда мне

казалось, что у нас все получится. Я увезу ее с собой, ведь Майя с детства жила в

Европе вместе со своей тетей и кузеном Массудом, получала школьное

образование в Лондоне. В то лето она вернулась домой на каникулы. Осенью ей

исполнилось восемнадцать, − прикрываю глаза и опускаю голову, поддавшись

воспоминаниям о давно минувших днях, − Майя поступила в колледж.

- В Лондоне? – догадавшись, говорит Алистер.

Я киваю, попутно сглатывая ком, вставший костью в горле.

- Она оборвала со мной все связи еще в Дели, за пару дней до моего отъезда в Рим.

У меня есть предположение, что в то время Майю поставили перед фактом

неизбежного в будущем брака с Джеем.

Алистер в некотором непонимании качает головой.

- В смысле, она послала тебя?

- Ну, если выражаться так грубо, то да. Послала.

Шеридан шутит, но его интонация лишена глумления:

- Я бы тоже тебя послал.

Мы вместе прыскаем со смеху, однако между нами возникло какое-то

молчаливое перемирие. Похоже, он просто вникнул в мою ситуацию. Понял, почему я настроен так, а не иначе.

- Она не хотела выходить замуж за Джея. Она вообще не хотела выходить замуж в

таком раннем возрасте. Перед нею открывался весь мир, который она любила и

любит. Но они – ее родители – из-за гребаных обычаев все уничтожили. Я знаю, −

подсаживаюсь ближе к столику и смотрю Алистеру в глаза, − что Майя несчастна.

Я должен ее спасти.

Шеридан грустно смеется.

- Ничего ты не должен, Мёрфи… − Он закидывает голову назад и, кажется, задумывается на пару секунд. Оставаясь в этой же позе, изрекает: − Может, Майя

не хочет, чтобы ты ее спасал? А вдруг, − предполагает собеседник, − она реально

счастлива? Ну, вдруг она полюбила его?

Я уверена в том, что во мне доминирует эгоизм. И все-таки отвечаю так, как

подсказывает мне моя интуиция:

- Нет.

- Нет? – Шеридан поднимает голову и выгибает бровь.

- Нет.

- Ты убежден?

Помолчав немного, я выдыхаю со словами:

- Да. Да, я убежден.

Тем временем, официант приносит Алистеру кофе и тосты. Тот благодарит

парня чайвыми, вытянутыми из бумажника. Отодвигает тарелку с, так

называемым, десертом и, сделав пару глотков черного кофе, закуривает сигарету.

Шеридан сильно затягивается, а затем выпускает дым в сторону. Он смотрит туда

же, размышляя. Никогда бы не подумал, что у нас может состояться беседа, подобная дружеской.