- В этом конференц-зале – нет, а остальные уже заняты.

- Черт, − ругается Ферраро и ставит бокал для мартини на полированный стол из

темно-коричневого дерева. – Открой окно, Шеридан!

Он приказывает это Алистеру в шуточной манере. Те немного бранятся –

тоже без особой серьезности. Вспоминают времена учебы в университете, а мне

лишь остается сжимать до боли зубы. Но все-таки я не выдерживаю.

- Хватит! – вскакиваю с места.

Мой громкий неожиданный протест, по всей видимости, всех чуть испугал.

Даже Лукаса. Я ныряю пятерней в волосы и собираю корни в кулак, пока не

ощущаю острую-острую боль.

- Перестань, Марк! – я высказываю другу претензии, хотя, в принципе, он даже ни

в чем не виноват передо мной.

Но отчаяние с головой поглотило меня. Безысходность каждую секунду о

себе напоминает. У меня нет возможности слышать беззаботный голос Ферраро, тогда как я представляю, в какой яме оказался.

- Я же просто попросил открыть окно, − озадаченно говорит он мне уже в другом

тоне – обиженном, ущемленном.

Я сдерживаю себя, чтобы не вылить на него очередную порцию собственной

душевной грязи, но выходит у меня явно плохо.

- Хватит! Маркус, твою мать, я не могу слушать то, как ты спокойно, миролюбиво

и с задором разговариваешь и осознавать, что ты зависишь только от самого себя.

Я не могу даже думать о том, что ты дал отпор отцу, а я – не смог. Бизнес – моя

стихия, но в семье мое мнение мало что значит. Ты отлично понимаешь, о чем я! –

Я бросаю это ему в лицо, то приближаясь к Марку, то отдаляясь от него.

Стоять на месте – не выход. Меня всего колотит.

- Ты – тоже винтик в компании Лукаса, − я указываю рукой на Блэнкеншипа, вставшего со своего места, − но ты – лишь актер, сыгравший в нескольких

рекламных роликах для продвижения его марки. Все! – Я выставляю ладони

перед собой. – Никто на тебя не давит. Твои предки смирились с тем, что ты –

одинокий волк. Люби, кого хочешь. Спи, с кем хочешь. Будь, кем хочешь. Мне до

тебя, как до Юпитера, черт подери! – срываюсь на крик. Дыхание такое тяжелое и

быстрое – боюсь, мое сердце однозначно в зоне риска. – И я не могу слышать то, как ты весел и бодр! Я умираю, зная, что она, − отвожу руку назад и киваю ею на

дверь позади себя, − не моя. Твой оживленный настрой… − Не договорив, упираю

ладонь в бедро, и приказываю себе выдохнуть, успокоиться.

Это совсем нелегко.

Маркус около моей мерзкой фигуры оказывается в течение нескольких

мгновений. Они, кстати говоря, показались мне вечностью. Шаги Марка

отдавались отбойным молотком в голове. Его проницательные зелено-карие глаза

внимательно изучают мои. Он не сразу начинает говорить, но когда делает это, я

чувствую себя еще большим мерзавцем, чем две секунды до этого.

- И я тоже слетал с катушек от факта, что {она} – не моя, но я с этим справился. –

Нужно быть последним кретином, чтобы напомнить Маркусу о Еве при Лукасе.

Эти трое пережили горькую историю, мне ли не знать… − Иногда, Дейл, быть

весельчаком – значит, примерить образ, который спасает тебя, когда хочется

сдохнуть.

Последнее слово Марк особенно выделяет, хотя свою речь он произнес так

тихо, чтобы было слышно только нам с ним. В отличие от меня, Ферраро смог

контролировать свои эмоции. Он обходит меня и выходит из переговорной, оставляя среди четверых мужчин, вряд ли готовых возобновить нашу «милую»

беседу.

9

ГЛАВА

{Майя}

- Ты же понимаешь, что вечно так продолжаться не может? – говорит мне

Сирша, мой гинеколог.

Она дает мне переодеться за ширмой, садится за рабочий стол и

принимается что-то писать в моей медицинской карте. Знаю, что помогать

бесконечно она мне не будет, но я счастлива от того, что Сирша вошла в мое

положение.

Мы с ней подружились до моего замужества. Она сама предложила

привозить мне противозачаточные из Германии, где часто бывает по работе и не

только. Ее отец – немец, мать – индианка. Не сложно понять, в каких отношениях

мама Сирши со своей семьей, после того, как сделала выбор в пользу избранника.

Они живут в Мюнхене больше тридцати лет, а их дочь – моя спасительница –

заключила контракт на четыре года с местной клиникой.

Если бы я могла купить таблетки в любой аптеке или же мне бы смог

выписать их другой врач, проблем бы не было. Но в Индии такие вещи не

приветствуются. И, тем более, ни один врач не возьмет на себя ответственность

лишить наследника одного из богатейших людей Дели. Я в капкане, и только

Сирша хоть как-то упрощает мне жизнь. Она даже не берет с меня денег, хотя я все

равно оставляю их каждый раз в ее кабинете перед уходом. Она рискует ради меня

своей карьерой. Я безмерно ей благодарна за это.

- Сейчас я могу думать только о том, что у меня есть очередная баночка с

контрацептивами, которые мне абсолютно подходят. А впрочем, появись у меня

волосы на теле, лишний вес или что-то еще, быть может, так было бы лучше…

Если бы Джей перестал обращать внимания на меня, я была бы искренне

счастлива.

Выйдя к Сирше, я сажусь в кресло напротив нее. Прибывая не в самом

хорошем настроении, пытаюсь улыбаться и трясу пузрьком в руке. Молодая

женщина-врач поправляет очки на носу, а затем тяжело вздыхает.

- Я не могу на это смотреть. На твои синяки.

Привыкшая к такому положению вещей, я лишь веду плечом.

- Для тебя это уже не столь странно и дико, как было раньше. Разве ты еще не

поняла, что в этой стране многие женщины только в кино видели настоящую

любовь и доброе отношение?..

Это был риторический вопрос, после которого Сирша сбрасывает очки в

черной оправе на стол. Она кладет ручку на бумаги и откидывается в своем

вращающемся бежевом кресле.

- Но это не есть нормально, Майя…

Ее прерывает телефонный звонок. Она пару секунд мнется, но потом все-

таки хватает смартфон со стола и отвечает на вызов. Несколько минут, разговаривая с собеседником на немецком, отменный гинеколог поглядывает на

меня с извиняющейся улыбкой. Я осматриваю ее кабинет, отделанный без

единого теплого оттенка. Я столько раз уже была здесь, но от скуки вновь пытаюсь

понять, что белее: рабочий стол врача или кресло, в котором я сижу. В конце

концов, добрая беседа завершается, и Сирша обращает все внимание на меня, но я

понимаю, что она потеряла мысль.

Это меня вполне устраивает. Я не хочу снова начинать разговор, который

никуда не приводит из раза в раз. Вылететь из страны я не могу одна, без

сопровождения члена семьи. К сожалению, мой отец запретил Массуду тесно

общаться со мной. Он считает, что мой кузен подает мне плохой пример. Нет, у

меня замечательный брат. Жаль только, что он живет сейчас так далеко от меня.

Мне его жутко не хватает…

Моя сумка лежит на кушетке у двери. Поднявшись, я закидываю

коричневый ремешок на плечо и, взглянув на Сиршу, я вижу, что она беспокоится

обо мне с еще большей силой.

- Ты не хочешь меня дослушать?

- Это все бесполезно, – я развожу руками в стороны. – А еще меня ждет водитель.

Если я не спущусь через пять минут, он позвонит Джею, а тот станет донимать

меня звонками.

Ее карие глаза наполняются слезами. Уже не впервые она провожает меня с

откровенной, ничем не прикрытой грустью. Я вижу ее лицо и понимаю по нему, что, в общем-то, она договорила бы, что хотела. Но обе мы понимаем: это все

безрезультатно. Я не верю больше ни в высшую справедливость, ни в судьбу. Быть

может, все зависит от меня самой, но вот только… от меня самой мало что зависит.

Я должна полагаться на родителей, однако они мне теперь – не опора. И я не хочу

звонить Массуду, просить его приехать сюда, просить его впутываться в

неприятности, из которых вряд ли ему удастся меня вытащить.

Мы с Сиршей обе думаем об одном и том же. Вдруг она задает мне вопрос, который я прокрутила в голове в данную секунду:

- Майя, ты точно не можешь обратиться к кому-нибудь за помощью? Подумай

очень-очень хорошо.

****

{Дейл}

У центрального входа статуя слона, на которой держится несколько колонн, полностью мной изучена. Опершись спиной на каменную стену позади, я

предпочитаю рассматривать произведение искусства, гостей «Лилы», служащих

отеля, но только бы не видеть, как Алистер Шеридан садится на заднее сиденье

автомобиля. Вскоре шофер привезет его к ресторану, где вместе и Нилом

Уардасом будет подписан договор о взаимном сотрудничестве. Я бы вообще не

вышел сюда, если бы разговор с Лукасом не затянулся. Но мой друг Блэнкеншип

со своей свитой уже отправился к господину, мать его, Нилу. Алистер испачкал

галстук, ему пришлось вернуться в номер, чтобы переодеть его. Не знаю, почему я

не вошел в здание гостиницы сразу после того, как машина Лукаса двинулась с

места. Теперь я стою здесь, точно дурак, в ожидании чего?.. Контракт будет

подписан. Все зависит не только от Шеридана. Он уже ничем не сможет мне