мальчиком, проблем было бы меньше. Во всяком случае, на одну – точно.

Папа стал изменять маме. Ребенком я этого не понимала, но с годами все

становится понятно. Даже когда Лалит привозила меня к родителям на месяц, два

или полгода, мама, будто от меня сбегала. Их брак, скорее всего, был

спланированным, как и мой с Джеем. Я стала нежеланным ребенком. Вполне

вероятно, что сначала меня ждали и хотели. Хотя бы папа. Но, осознав, что

долгожданного сына он не получит, всю злость направили в мою сторону. Я

оставалась с няней, потому что отец проводил время с любовницами, а мать – с

подругами.

Моя родная мамочка, которая должна была стать самым дорогим

человеком на свете, оказалась такой чужой, такой отдаленной… Ее объятия

заменила Лалит. Изредка – няня. Но я хотела к маме. Помню, как плакала

ночами. В моей комнате у кровати стоял ночник. Он зажигался – и картинки на

нем отчетливо проступали: взрослая олениха обнимает своего олененка. Я

смотрела на бесподобно переданные художником эмоции на мордочке самки и

плакала. Она любила своего малыша. Я просто хотела, чтобы меня любили так же.

И чтобы делала это мама.

Моя мама.

В конечном итоге Лалит окончательно перевезла меня к себе. Читала

сказки перед сном, дарила свое тепло, готовила завтраки в школу, встречала

вкусными ужинами, интересовалась моей жизнью. Я начинала понимать, что

никогда не рожавшая женщина может оказаться неравнодушным, добрым

человеком, принимающим чужого ребенка, как своего. Я просто полюбила ее, как

родную. Мне ужасно не хватает ее. Тетя Лалит, заменившая мне мать, умерла пять

лет назад от сердечного приступа. После ее смерти я продолжила жить в ее доме, он достался мне по наследству. Но так, как еще училась в школе, осталась на

попечении переехавшего в Англию Массуда. А потом, уже после поступления в

колледж, я вдруг сделалась для родителей остро необходимой. Вся эта история с

папиным первым крахом, принуждение с его стороны, давление. Я обязана была

согласиться играть по правилам отца. Вышла замуж за Джея.

Как только в голове проносится его имя, я вздрагиваю.

Снова и снова.

Когда моя семья потеряла все во второй раз, акции папиной компании были

распроданы, и даже с недвижимостью в Дели пришлось распрощаться. Я

подписала документы на продажу дома, который передался мне от Лалит, чтобы

родители могли купить что-то приемлемое для них в Индии и, помимо этого, попытались хоть как-то встать на ноги. Наверное, следовало бы пожалеть их, но, как ни странно, нет у меня к ним ни любви, ни жалости.

В сети я часто натыкаюсь на сочиненные кем-то цитаты о том, что для

людей Востока семья – самое главное, ценное, а женщина – буквально святыня.

Жаль, что многие в это беззаветно верят. Необходимо подвергать сомнению все, о

чем мы где-то услышали, где-то прочитали… Я научилась различать людей лишь

по двум категориям: хорошие и плохие. Ничего не зависит от нации, религии, цвета кожи. Любой человек может оказаться восхитительным или ничтожным, ни

в чем не повинным или преступником.

И вот сейчас я слушаю, как Анжали и Шанти потакают Чанде, соглашаются

с ее критикой, выискивают на вершине холма Пинчо нечто индийское, поскольку

прочитали в Интернете, что около Испанской лестницы недавно открылось

несколько лавок, где продают гулаб джамун,*1* джалеби*2* и все такое прочее.

Они ведут так себя и в Лондоне. Ниша – другая, она понимает меня. Мы

перекинулись с ней сегодня парой предложений. Было приятно почувствовать ее

поддержку и узнать, что у нее есть что-то от меня – любовь к свободе. Нише так

повезло – муж разделяет эту ее страсть.

Она любит жизнь вольной птицы так же, как люблю ее я. Я к ней привыкла.

Но, невзирая на обстоятельства и место, где я выросла, мне всегда было велено

слушаться и уважать старших. Девушкам и женщинам, похожих на меня, очень

страшно однажды остаться без единого родного плеча. Если посмеешь кому-то

перечить, если поступишь по-своему, то от тебя отвернуться, выкинут из своих

жизней, потому что ты – напоминание о позоре, с которым им довелось

столкнуться. Я выросла на Западе, но мне ежедневно говорили, что я принадлежу

Востоку. Иногда появляются такие мысли – сбежать. Но потом я начинаю

размышлять, пугаюсь предполагаемых проблем, которые могут появиться на

моем пути. И вообще – что делать дальше? А Дейл… Двигаясь вперед по улице, я

улыбаюсь, припомнив его голубые-голубые глаза. Наверное, это мечта любой

девочки – чтобы ее так кто-то беспрекословно любил. Я никогда не позволяла

своим чувствам взять над собой верх, не показывала и не давала ему понять, как

он мне дорог, как хочу быть с ним. Жизнь, которую я живу – не сериал и не сказка.

Не знаю, что должно произойти, чтобы моя родня согласилась на наши

отношения. Или ладно… представим, что мы вместе. Сделает ли он мне когда-

нибудь предложение? Семья с моей стороны однозначно будет давить, настаивая

на этом. Откуда я знаю, надоем ли я ему однажды? А если так случится, что мне

останется? Возвратиться домой и слушать упреки. Если меня вообще захотят еще

видеть.

Все совсем не так просто, как об этом мечтается. Я знаю, что мне еще даже

нет двадцати одного года, однако быть влюбленной дурочкой и отдаться миру грез

– не мой вариант. Я люблю его. В особенности, зная об отношения Дейла ко мне.

О том, каким нежным и ласковым он может быть. Я люблю это в нем. Но если

буду думать об этом, если разрешу чувствам вырваться, пострадаю сама. Он, в

конце концов, когда-нибудь обо мне забудет… Или уже это сделал…

Перестав излагать историю Испанской лестницы, по которой мы

спускаемся, Ниша оставляет впереди маму и сестру и пристраивается ко мне, идущей позади. Она обнимает меня за плечи; я вскидываю глаза на нее, улыбаюсь, но приходится сощуриться – январь в Италии то ли всегда такой

теплый, то ли просто нам повезло.

- Почему ты грустишь? – Ниша выше меня, я закидываю голову назад, чтобы

хорошо видеть ее лицо.

- Не грущу. – Моя притянутая за уши улыбка, вероятно, говорит обратное. – С

чего ты взяла?

Мы осторожно шагаем мимо отдыхающих, расположившихся на ступенях.

Кузина оглядывает местность, потом вновь обращает взор на меня, но продолжает

молчать.

- Знаешь, у тебя все еще впереди, – спустя несколько минут говорит Ниша.

- Знаю.

Она и не догадывается о Дейле. Она, наверное, считает, что я печалюсь из-

за неудавшейся семейной жизни, бывшего мужа-угнетателя, мучителя и того, что

мои родители бедны. Возможно, я изменилась, но теперь не боюсь признаться

самой себе о том, что они мне, собственно, – никто. В это мгновение взгляд

цепляется за идущих нам на встречу двух молодых девушек-итальянок. Они так

заразительно над чем-то смеются, быстро болтают на языке, которого я не

понимаю, и активно жестикулируют руками. Мне внезапно так сильно захотелось

стать частью их мира.

Вот этого мира, разверзнувшегося передо мной во всей своей красе.

Когда мы спускаемся к просторной площади, посреди которой расположен

шикарный фонтан, Ниша вдруг покидает меня, и я вижу, как она подходит к

молодой парочке. В их глазах читается, что они тоже ее узнали. Высокая девушка, державшая под руку русоволосого парня, теперь обнимают мою двоюродную

сестру. Они здороваются, целуются в щеку, громко хохочут, как только

широкоплечий спутник знакомой Ниши вставляет свое слово в их еще недолгую

беседу. И она – настоящая красотка и скорее всего, итальянка, – и он –

накаченный принц – так беспечны, улыбаются, живо общаясь с моей сестрой.

Ниша от них нисколько не отстает. Она оборачивается и подзывает к себе с

энтузиазмом нас всех.

- Мама, – кузина касается Чанды одной рукой, а свободной ладонью указывает на

пару, увиденною мной впервые, – это Лукас Блэнкеншип. Он – основной инвестор

моего проекта. И его девушка – Ева.

Светло-карие глаза Евы загораются, когда Анжали и Шанти по очереди

пожимают ей руку. Чанда в знак приветствия прижимает ладони в молитвенном

жесте к груди и слегка наклоняется. Лукас, смущенно улыбнувшись, отвечает ей

таким же традиционным индийским знаком внимания. Чанду это подкупает и

она, наконец, растягивает губы, чем радует свою старшую дочь. Очередь доходит

до меня, я тоже радушно здороваюсь, но Лукас почему-то останавливает на мне

пристальный взгляд. Я не знаю, куда деть свои глаза. Он выдает то, что я никак не

ожидала услышать:

- Мы случайно не знакомы?

Нехило изумившись, первые пять секунд я просто моргаю, вглядываясь в

его лицо. Может, виделись с Лукасом в Лондоне? Когда-то давно. Никому не под

силу запомнить каждого встречного человека в своей жизни.

Ниша легко хлопает себя по бедру и извиняется перед приятелями за то, что

не представила своих сестер.