Но Катя не жаловалась, радуясь, что Сашу отпускают, значит, точно ничего страшного его жизни и здоровью не грозит!

А вот, приехав домой… испугалась. Впала в настоящий ступор, едва в подъезд вошла, и они приблизились к лифту. Не спасло ни то, что рядом Саша, ни то, что еще три человека охраны вокруг. Ее как оглушило! Воспоминания, разобраться с которыми еще не было времени, по сути, отключили логическую часть сознания. Мышцы сковало каким-то диким страхом, и все тело затрясло крупной дрожью. Появилась твердая убежденность, что стоит ей зайти в лифт, и там, на выходе, ее снова будут поджидать, чтобы заломить руки, сжать шею до удушья и, лишив всякой воли и выбора, потащить вниз по пожарной лестнице, похищая…

— Котена, я рядом, малышка, слышишь. Рядом! Ты не одна. Ничего не случится… — Саше хватило пары секунд, чтобы понять, что с ней стряслось. и почему Катерина замерла, глядя на двери лифта, словно там мертвого Лысенко увидела.

Встал перед ней, чтобы только на него и смотрела.

— Нашли того, кто впустил за деньги, уже рассчитали и разобрались. Больше нет предателей, Катюша. И с нами охрана, все проверенные и надежные. НЕ бойся, — блин, ему самому за грудиной пекло, когда видел ее такой, когда понимал, что ее это зацепило неслабо!

И нормально все, понятно же, а все равно Санек бы предпочел, чтобы случившееся просто стерлось из памяти Кати, забылось моментом… Мечтатель? Возможно. Но ему так и хотелось.

— Я… Я понимаю, любимый… — неуверенно вздохнула Катерина, так, будто у нее спазмом схватило легкие. — Головой все эти доводы и факты осознаю… но не могу. Меня трясет, — как извиняясь, тихо выдохнула она, с виной глядя на Сашу.

— Мля! — ругнулся Ольшевский, сгребая ее в охапку так, как мог, учитывая ранение. Заставил прижаться лицом к своей щеке. — Ничего, малышка. Это пройдет. Раз, второй, ты привыкнешь и поймешь, что теперь все нормально. Да и угрожать больше некому… — напомнил очевидное.

— Да, Саша. Ты прав. Конечно, — ни фига не убедительно улыбнулась Катерина.

И он прям на зубах ощутил, как она выжала из себя эту усмешку. Но все же понадеялся, что любимая сумеет расслабиться, когда на практике убедится, что теперь нет причин для страха. Резко выдохнув и еще раз приглушенно пробормотав ругательство, он все-таки завел ее в лифт. За ними зашли и все охранники, терпеливо ожидающие разрешения ситуации.

Но Саша на протяжении всего подъема чувствовал, как Катю колотит, пока они, наконец, не закрыли за собой входную дверь в квартиру. Лишь тут немного отпустило малышку.

Однако и на следующий день, когда ей надо было идти на занятие по музыке, Катю колотило. Саша это уловил. С ней поехал, все равно потом на перевязку нужно. И только то, что вечером приехали ее мать и отчим, Катерину все же отвлекло, казалось.

Но Ольшевский вывод сделал. Не нравилось ему, что котену так трясет и пугает теперь то, что по факту должно было давать ощущение уверенности и защиты.

ГЛАВА 26

Приезд родителей почему-то оказался для Кати точкой по внутренним ощущениям, когда и начался «праздник». Довольно странно, учитывая их прошлые отношения, что и говорить. Однако, наверное, сказалась то самое переосмысление жизни.

С вокзала родителей забрал Кирилл. Катя и хотела бы сама встретить, но все еще старалась как можно реже входить/выходить из дома, чтобы не оказываться в подъезде, тем более когда с ней не было Саши. А Ольшевского так измотал день (поход с ней на занятие, перевязка), что, сколько бы он ни хорохорился и не геройствовал перед ней, видела — устал капитально, сказывалось ранение. А у них завтра свадьба, как ни крути, надо бы в форме быть. Потому она позвонила маме, объяснив и предупредив, что с огромной радостью встретят их уже дома, да и в Кирилле не сомневалась, знала, что на него можно положиться.

А когда увидела маму в дверях… Вот правда, разрыдалась от счастья, и впервые за долгие годы обняла с тем давно позабытым чувством искренней любви и привязанности, с уверенностью, что ее всегда поймут, и любят, несмотря ни на что. Мама, наверное, тоже не до конца уверенная, как пройдет их встреча, хоть и многое обсудили по телефону, пока Ольшевский в больнице был, и сама расплакалась, но с улыбкой. Видно, что от счастья. Обняла ее также крепко.

— Ну вот, девочки, вы что?! — попытался разрядить обстановку Андрей, с усмешкой поглядывая то на них, рыдающих и смеющихся посреди холла, то на такого же ухмыляющегося Ольшевского. — Развели тут чуть ли не поминки. Хоть бы поужинали для начала, глядишь, и веселее все было бы… — явно пытался их встряхнуть и разгрузить отчим.

— И то правда, что за блажь, на голодный желудок реветь? — поддержал его Саша, пожав руку будущему тестю.

Катя шмыгнула носом, переглянулась с мамой и… обе рассмеялись.

— Намек на то, что наши мужчины голодны и долго ужина ждать не намерены, услышан и понят, — весело констатировала Елена, вытирая со щек слезы.

И они все вместе, действительно испытывая массу положительных эмоций, отправились на кухню. Разговор как-то просто шел, без запинок или заминок, без тяжелых пауз, совсем не так, как в прошлый раз, даже несмотря на то, что темы ранения Саши, а точнее всего того, что изначально привело к похищению Кати и последующим событиям, старались не касаться.

— Я так понимаю, об этом мне лучше не знать, — только и пошутил Андрей, как-то сразу сняв любое вероятное напряжение.

Говорили о занятиях Кати музыкой; о том, что Женя уломала ее завтра сыграть на собственной свадьбе; о том, что она начала заниматься вокалом, пусть и больше как бы для саморазвития. Голос у Кати был вполне себе средним. А вот талант к музыке уже оценили: та самая школа, где Катерина занималась, порекомендовала ее для одного из поэтических вечеров, как прекрасного музыканта для сопровождения чтению стихов. Хотя в первый момент Катя растерялась, когда ей это предложили. Хорошо, Саша сегодня был с ней на занятии, сразу же согласился, пока она еще с мыслями собиралась. Так что, через месяц ей предстоял публичный дебют, можно сказать.

— Ну, до этого еще есть время, настроиться и подготовиться. Да и в тебе музыка всегда, словно сама по себе, жила. Я согласна с Сашей, все точно замечательно получится, — маме, похоже, эта идея тоже пришлась по душе. — Я очень рада, что ты сейчас можешь наверстать то, что упустила… тогда, — она только на секунду замешкалась, но тут же вновь расплылась в улыбке. — А пока у нас другое событие на повестке, — подмигнула, точно имея в виду свадьбу.

— Да, — Катя улыбнулась. — Хотя я тут совсем не нервничаю. Это же Саша! Я за самого замечательного мужчину замуж выхожу! — уверенно заявила она, обняв любимого, после этого замечания горделиво расправившего плечи, даже простреленное. — Ой, я же вам платье еще не показывала! — вдруг вспомнила она и, схватив маму за руку, потащила в спальню, оставив смеющихся мужчин спокойно кофе наслаждаться.

Вообще, все было необычно в этом вечере. Совершенно не так, как перед первой свадьбой, когда они с мамой почти и не говорили ни о чем. Катя тогда не хотела, чтобы ее отговаривали, стремясь поскорее «взрослой» стать, а мама, наверное, просто не знала, как лучше, чтоб окончательно связь они не потеряли.

Тут же… Восхищение просто! Такой вечер накануне свадьбы, о котором любая девушка мечтала бы, наверное. И эта щемящая, позабытая общность с мамой, когда есть о чем и посмеяться, и загадочно промолчать; когда без слов понимают или договаривают то, для чего ты не можешь описание подобрать. И искренняя, горячая поддержка, полная любви и боли, когда только самым краем коснулись темы выкидыша… Крепкие объятия мамы, словно укутывающие ее сопереживанием и состраданием, безмолвным пониманием боли, что не могла не терзать.

И за все это Катя была благодарна Саше. Ольшевский своим новым появлением в ее жизни словно все наконец-то по местам расставил! Закрыл старые долги перед судьбой, все вопросы решил…

Маме она про Лысенко рассказала. Уже ночью, когда и Саша, и Андрей по комнатам разошлись, намекая, что и «девочкам» спать пора бы, завтра свежими нужно быть, как ни крути. А они все наговориться не могли. Так и дошли до тем, которые никогда ранее не обговаривали. Катя и про оружие «потерянное» маме рассказала, и про то, кто отца убил, и то, что в итоге Лысенко наказан… Ей было непросто это воскрешать, сама в какой-то прострации все обдумывала несколько дней после того, как узнала, ворочаясь ночами на диване в палате, жалея, что не может к любимому перелечь. И было как-то бесконечно горько осознавать, что случай, банальный случай и больная психика одного человека, настолько изменили их собственную жизнь, забрав родного и близкого. Да, конечно, папа не мог не понимать того, чем грозит выбранная им стезя… Но Катя же ничего такого не выбирала, она просто горевала о любимом отце и тех годах жизни, что покорежили, с болью ломали ее душу после его смерти.

Тяжело было и матери. Она тоже открыла Кате многие моменты, которые ранее не решалась говорить: и про угрозы, и про свои попытки удержать их на плаву, чтобы Катя хоть в основном не знала нужды.

Чувствовалось, что и ей непросто вспоминать и осознавать это все, хоть и испытала какое-то тягостное удовлетворение от того, что убийца ее мужа все же наказан теперь…

— Главное, что вы с Сашей целы, Катюша. И это все осталось там, где еще двадцать лет назад должно было закончиться. Наконец-то в прошлом, — в конце концов вздохнула мама, растирая лицо. Они то смеялись до упаду, то рыдали в объятиях друг друга сегодня. — И правы наши мужчины, пора бы нам уже спать, чтоб завтра невеста была свежа и ослепительна, — напоследок крепко обняла ее мама, нежно погладив по голове, словно в детстве, подарив уверенность, что не будет больше непонимания и отчужденности.

И они все же разошлись.