– Я этого не допущу.

– Каким образом? Я не слепой и вижу, как ты бросаешься на ее защиту, а значит, тебя к ней тянет. Да это и неудивительно: мисс Пейдж природа одарила и красотой, и силой духа, и умом, – но она провинциалка низкого происхождения, а ты – следующий, как предполагается, герцог, хотя я и не перестаю горевать из-за этого. – Люсьен испустил нарочито горестный вздох и сокрушенно добавил: – А как было бы хорошо, если бы вместо тебя следующим претендентом на титул стал Эндрю!

– Я не в настроении слушать этот бред.

– Ничего другого я и не ожидал. Любая здравая мысль для тебя бред. Но у тебя будет время подумать, пока валяешься в постели со своей пустяковой царапиной и пожинаешь незаслуженные лавры.

Гаррет попытался возмутиться, но Люсьен не обратил на него внимания:

– Отошлю я мисс Пейдж, мой дорогой мальчик, или нет – зависит от тебя.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

Тон Люсьена мгновенно утратил некую игривость и обрел жесткость:

– Тебе известно, как я относился к намерению Чарльза жениться на женщине значительно ниже его по происхождению, и можешь догадаться, что я чувствую, когда вижу, что ты тоже готов идти по его стопам. Я позволю ей с ребенком остаться в Блэкхите, но если замечу, что ты проявляешь к ней знаки внимания, тут же отошлю прочь. Разумеется, все это делается ради твоего же блага.

Губы герцога изогнулись в усмешке, в то время как Гаррет возмущенно воскликнул:

– Пропади ты пропадом, Люсьен! Какое право ты имеешь указывать мне, что можно, а чего нельзя? Мне двадцать три года, я совершеннолетний!

– Как раз с возрастом связана вторая часть моего условия, – невозмутимо продолжил герцог.

– Разве не достаточно первой?

Герцог встал – собранный, возмутительно спокойный.

– Как ты сам только что изволил заметить, дорогой мальчик, тебе двадцать три года, так что уже пора бы остепениться. Я хочу, чтобы отныне ты вел себя как подобает образованному молодому джентльмену, основному претенденту на герцогский титул. Больше не должно быть никаких дурацких выходок, ребяческих проказ, пьяных дебошей и прочего вздора. Один неверный шаг, и она уедет. Предупреждаю: это не шутка.

Взгляд черных глаз впился в помрачневшее лицо Гаррета, и он угрюмо пробормотал:

– Иди ты к дьяволу!

– Что ж, вижу, ты все понял. В таком случае спокойной ночи.

Глава 8

Подходила к концу первая неделя пребывания в замке, и Джульет с каждым днем чувствовала себя здесь все более одинокой. Она встречалась с членами семьи в основном лишь в столовой, но всякий раз обстановка была напряженной и за столом царило молчание. Эндрю большую часть времени пропадал в своей лаборатории, Нерисса вставала поздно и часто уезжала со светскими визитами в соседние поместья, а герцог Блэкхит своим ледяным равнодушием заставлял Джульет чувствовать себя досадной помехой, на которую приходится тратить драгоценное время. Он все еще не решил, возьмет ли под свою опеку Шарлотту, а от ее вопросов лишь отмахивался.

Неудивительно, что Джульет почти все время проводила у постели Гаррета: смеялась над его забавными историями, краснела, когда он делал игривые замечания, наблюдала, как он играет с Шарлоттой. Новый друг давал ей возможность согреться после ледяной английской корректности окружающих и сурового холода герцога, которой, казалось, были пронизаны даже стены замка.

Джульет убеждала себя, что Гаррет лишь друг, да и вообще легкомысленный, беззаботный, а порой и вовсе едва ли не ребенок – никакой серьезности. То ли дело Чарльз!.. Было бы просто неразумно относиться к его брату не только как к другу.

Их дружба помогала не только ей. Гаррету тоже было гораздо легче бороться со скукой в компании красивой женщины и очаровательной малютки.

Он с удовольствием играл с племянницей, а Джульет давала хороший предлог досадить Люсьену. Гаррет знал, что брат обо всем осведомлен и ему это совсем не нравится: слуги сообщали, – однако сам Люсьен не затрагивал эту тему.

Прошло уже десять дней, и мышцы Гаррета так затекли от лежания, что он решил: с него довольно, – тем более что и швы уже сняли. Будучи совершенно уверен, что у него хватит сил совершить прогулку самостоятельно, он тем не менее задумал попросить Джульет сопровождать его на случай «внезапного головокружения».

Когда она принесла к нему в комнату поднос с едой – с некоторых пор она и свой обед тоже захватывала, чтобы лишний раз не встречаться с герцогом, – он предложил ей прогуляться до вершины ближайшего холма.

Джульет с радостью согласилась, заметив, что свежий воздух наверняка пойдет ему на пользу. И вот час спустя они вдвоем, оставив Шарлотту на попечение Нериссы, уже пересекали газон, направляясь к холму.

Ни он, ни она не заметили, как в окне библиотеки слегка шевельнулась штора. За ними наблюдал герцог Блэкхит, но по непроницаемому выражению его лица догадаться, какие мысли посещали его при этом, было невозможно. От его бдительного ока, конечно, не укрылась взаимная симпатия молодых людей, однако это не только не раздражало его, а совсем наоборот: соответствовало его планам, – хотя он всячески демонстрировал Гаррету обратное.

Довольная улыбка чуть тронула губы Люсьена, и он опустил штору.

Гаррет намеренно бросает ему вызов, а значит, все идет в точном соответствии с его планом.

И когда через несколько часов он увидел, как они с хохотом, словно дети, бегут к дому, спасаясь от весенней грозы, улыбка на его лице стала еще шире.


Прошла еще неделя, и Гаррету стало мало идиллических прогулок по Лембурнским холмам: захотелось встретиться с приятелями. Ему не хватало их совместных забав и проказ. К субботнему вечеру, когда к нему заявилась вся компания во главе с Перри, он уже изнывал от жажды приключений.

– Вижу, ты здоров и бодр, – растягивая слова, заметил Перри, доставая из табакерки понюшку табаку. – Кто бы мог подумать, что на тебе так скоро все заживет. Может, уже пора поразмяться да учинить какой-нибудь скандальчик?

– Разве я похож на развалину?

Гаррет уже стоя перед зеркалом, тщательно завязывал галстук. Элегантный сюртук сливового цвета дополняли кремовые бриджи и жилет, расшитый золотой нитью. Волосы его были стянуты на затылке и слегка припудрены, на бедре пристегнута шпага. Он так засиделся в четырех стенах, что ему не терпелось вырваться на волю.

– Ну, я готов. Куда отправимся сегодня?

– Может, к Кокему? – предложил сэр Хью Рочестер.

– Там скучно, – сказал Гаррет.

Нейл Чилкот достал монетку в полшиллинга и стал подбрасывать в воздухе.

– Говорят, Бротон устраивает петушиный бой у себя в амбаре…

– Ненавижу петушиные бои! – заявил Гаррет.

– Ходят слухи, что любовница лорда Пемберли исполняет сегодня свой знаменитый номер под названием «Запретный плод». Можно пойти посмотреть, – пробормотал Том Одлет, ухмыляясь и подталкивая в бок Хью.

– Нет, только не это! – нетерпеливо отмел и его предложение Гаррет, все еще стоя перед зеркалом и упорно добиваясь, чтобы кружевной галстук лег под нужным углом.

Наконец он обернулся: красивый, элегантный и с самым что ни на есть невинным выражением лица, – и заявил:

– Мне ужасно наскучили бесконечные попойки, распутство и проказы. Надо бы придумать что-то другое, поинтереснее, и где-нибудь поближе, чтобы не нужно было тащиться в Лондон.

– Если уж речь зашла о том, чтобы «поближе» и «поинтереснее», то как поживает та хорошенькая малышка, которая спасла тебе жизнь, а? Надеемся, ты уже успел на нее произвести должное впечатление?

– Я очень стараюсь, – ухмыльнулся Гаррет.

– Ха! Могу себе представить, как реагирует на это твой деспотичный братец!

– Мне нет до того дела! Люсьен, конечно, хозяин Блэкхита, но мной руководить он не будет! А теперь – вперед, друзья! Нас ждет вечер приключений, и я не желаю больше ни минуты задерживаться в этом доме!


Печально известной компании, которая исключительно благодаря своим «подвигам» стала настоящим бичом Лембурнских холмов, не потребовалось много времени, чтобы дойти до состояния буйного веселья. Они все-таки побывали и на петушином бою, и у Пемберли, и, наконец, после трех бутылок ирландского виски, принесенных Чилкотом, заехали в деревенскую пивную «Петух и кружка», где, собственно, и началась история, имевшая далекоидущие последствия. Перри затеял драку с одним из местных парней; Том Одлет отказался платить за эль, потому что у того был якобы неприятный привкус; остальные вовсю заигрывали со служанками, которые были не прочь посидеть на коленях у молодых повес, вместо того чтобы выполнять свои обязанности. В конце концов хозяин пивной, Фред Кроули, потерял терпение и вышвырнул всю компанию за порог, а вместе с ней и девиц.

– Черт возьми, Гаррет… чем же теперь заняться?

Они стояли посреди дороги, изрядно пьяные, официантки тоже не отказывались приложиться к горлышку бутылки с виски, и одна из них, уже сильно навеселе, все норовила прижаться к Гаррету. Вторая девица тоже от нее не отставала:

– Ну, лорд Гаррет… чем бы нам теперь заняться?

Он усмехнулся, глядя на нее.

Еще две недели назад он непременно откликнулся бы на призывное мурлыканье: провести ночь в любовных утехах сразу с двумя подружками кто ж откажется, – но сегодня ему почему-то захотелось вернуться домой. Несколько озадаченный своим странным настроением, он пожал плечами, но тут подал голос Чилкот:

– У меня идея: надо бы отомстить наглому мерзавцу, который вышвырнул нас из пивной. Можно так испортить ему вид из окна, что все постояльцы от него сбегут.

– И каким, интересно, образом?

Чилкот отхлебнул изрядный глоток виски и, наклонившись к девице, что прилипла к Гаррету, спросил:

– Тесс, не знаешь, где нам раздобыть такой же малиновой краски, которой Кроули покрасил входную дверь?


Король Генрих VIII верхом на вздыбленном коне был местной достопримечательностью и гордостью деревни с тех пор, как прапрапрадед Гаррета, первый герцог, воздвиг эту статую в начале прошлого столетия. Она возвышалась на оживленном перекрестке между Ньюбери, Суиндоном, Уонтейджем и Лембурном. Это была скульптура великолепной работы, которая радовала глаз и внушала уважение своим величественным видом. Каменный конь бил передними копытами в воздухе и был совершенно неотразим, как и восседавший на нем монарх – воплощение власти. Только вот нынешней ночью бедному старине Генриху, кажется, грозили не меньшие страдания, чем любой из его несчастных жен, потому что группа его самых высокородных верноподданных столпилась вокруг пьедестала статуи, явно что-то замышляя, и вряд ли хорошее.