О боже! Она же забыла снять его перед церемонией! Менять что-либо было уже слишком поздно. Гаррет взял ее руку и замер, увидев на пальце, на который он должен был надеть свое кольцо, точно такое же, с тем же девизом и фамильным гербом Монфоров.

Кольцо Чарльза.

Все присутствующие тоже его увидели: шумно втянул воздух стоявший рядом Перри, чертыхнулся удивленный Чилкот, кто-то ахнул. Гаррет в смятении поднял глаза, не зная, как поступить, чтобы не поставить ее в неловкое положение, но в голову ничего не приходило.

В церкви воцарилась гнетущая тишина. Джульет хотелось провалиться сквозь землю, и ее новоиспеченному, наверное, тоже, но он нашел в себе силы улыбнуться и, наклонившись к ней, сказал:

– Дорогая, все-таки тебе придется снять кольцо Чарльза.

Она послушно кивнула и протянула ему руку, потому что сама не смогла бы снять это кольцо.

Джульет понимала, что никакие слова не смогут загладить обиду, которую она только что нанесла Гаррету. Он не смотрел на нее, но она знала, что он наконец понял правду: она все еще любит Чарльза.

Не говоря ни слова, Гаррет снял кольцо с ее пальца, и на какое-то мгновение Джульет показалось, что он в ярости отшвырнет его, но нет: с благородной самоотверженностью он надел кольцо Чарльза на указательный палец ее правой руки, а свое – на левую руку, туда, где ему и надлежало находиться.

По щеке Джульет скатилась слеза, и, увидев это, муж нежно коснулся ее лица, чтобы скрыть это от посторонних. Взгляд его говорил при этом: «Понимаю, я не Чарльз, но приложу все силы, чтобы ты была счастлива, Джульет. Обещаю!»

Она с благодарностью пожала его руку, потрясенная деликатностью, самоотверженностью и душевной щедростью. «Я тоже приложу все силы, чтобы ты был счастлив, ведь теперь мы с тобой – единое целое».

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа объявляю вас мужем и женой. Аминь, – услышала она слова священника.

Гаррет наклонился к ней, смахнул пальцем слезинку с щеки и нежно поцеловал в губы.

Свершилось.

Глава 14

Чилкот издал радостный возглас, и все поспешно бросились поздравлять молодых, словно стремились этой несколько нарочитой веселостью загладить впечатление от неловкости из-за заминки с кольцом. Шарлотта, будто тоже решив внести свою лепту, отвлекла на себя всеобщее внимание, издав такой пронзительный вопль, что сэр Хью, державший ее на руках, побледнел и растерянно обернулся к Джульет.

– Откровенно говоря, я совсем не умею обращаться с детьми, – с готовностью передавая малышку матери, неловко пробормотал Рочестер.

– Да она просто испугалась! Увидишь такую физиономию, к тому же спросонья, не только заплачешь!

– Да уж, кто-кто, он умеет довести леди до слез!

Вся компания покатилась от хохота, а бедный Хью покраснел до корней волос.

– Не слушайте их: вы справились превосходно, сэр Хью, – вмешалась Джульет, прижимая малышку к груди. – Ей просто надо сменить пеленки.

– Гм-м, да… – Он скорчил гримасу. – Я понял.

Все опять расхохотались, в том числе и Гаррет, но эта непринужденность и показное веселье были лишь маской. Взгляд из-под густых золотисто-каштановых ресниц был полон тревоги. Даже сейчас, после взаимных обетов, она не стала его женой и по-прежнему принадлежала Чарльзу.

У него защемило сердце. Значит, и теперь, после смерти брата, ничего не изменилось: пока росли, их постоянно сравнивали, и всегда выигрывал Чарльз. Они были близки по возрасту и очень похожи внешне, однако, по мнению взрослых, которые, видимо, считали, что у детей нет ушей, Чарльз – золотой мальчик, любимец. Безответственный, беспечный шалопай Гаррет не выдерживал сравнения с серьезным, честолюбивым Чарльзом, стремившимся к совершенству во всем, за что бы ни брался. Он был сообразительнее, умнее и серьезнее Гаррета. Именно Чарльз мог бы стать уважаемым членом парламента, дипломатом или послом. В общем, Чарльз был гордостью и надеждой семьи, тогда как Гаррет… Никто не мог бы сказать, что получится из безответственного повесы.

Чарльз никогда не злорадствовал и не пытался выпячивать свои достоинства, и не меньше, чем Гаррет, не любил, когда их сравнивали. Гаррет же не пытался спорить с окружающими, со смехом соглашался со всем, что ему говорили, и потом прилагал все усилия, чтобы вести себя именно так, как от него ожидали. Почему бы и нет? Он не считал нужным кому-то что-то доказывать, а уж о зависти и говорить не приходилось: было бы чему завидовать! Чарльза с детства приучали к мысли, что после Люсьена, в случае если тот не оставит наследника, он унаследует герцогский титул. На Гаррета никто никогда не возлагал никаких надежд, и он сколько душе угодно развлекался и жил в свое удовольствие.

И вот сегодня он позавидовал Чарльзу впервые, потому что брат имел то, чего не было у него самого: любовь Джульет Пейдж.

Он посмотрел на свою новоиспеченную супругу. Она стояла в сторонке и, пытаясь успокоить плачущую малышку, поглаживала по спинке.

Женщина Чарльза прижимала к груди ребенка Чарльза. И при чем здесь он? Гаррет почувствовал себя посторонним в их жизни.

О господи! Ему вспомнилось выражение лица жены, когда он надел кольцо Чарльза ей на правую руку. Гаррет увидел в ее взгляде и чувство вины, и благодарность за благородный поступок, который почти ничего ему не стоил, а для нее, очевидно, значил так много, и… все.

Что он может сделать, чтобы заслужить другой взгляд, полный любви и обожания? Черт возьми, ведь наверняка она так смотрела на Чарльза!

Вне всякого сомнения, она все еще любит его брата, как любили все и всегда. Интересно, способен ли Гаррет вытеснить из ее сердца брата и заставить ее полюбить его?

«Ей нужен не я, а он. Я же никогда не мог соперничать с Чарльзом, не могу и сейчас». У него в ушах все еще звучали беспощадные слова Люсьена, который обвинил его в лени, безответственности, распущенности и заявил, что он неудачник и позорит семью.

– Прими мои поздравления, старина! – отвлек его от грустных мыслей Перри и, обняв за плечи, отвел в сторону, а потом, указав кивком на Джульет, вполголоса поинтересовался:

– С ней все в порядке?

Гаррет тут же натянул на лицо лучезарную улыбку и слишком уж жизнерадостно воскликнул:

– Что за глупый вопрос, дружище! Конечно! Просто у нее, как и у всех новобрачных, разыгрались нервы, так что беспокоиться не о чем. Не мы первые вступили в брак по расчету, не мы будем и последними. Все у нас наладится, и кто знает, – возможно, я даже ее полюблю… со временем.

Перри, прищурившись, задумчиво посмотрел на друга, но Гаррет, не глядя ему в глаза, чтобы избежать дальнейших вопросов, взял со скамьи свой плащ и направился к молодой жене.

Да, он непременно полюбит ее… со временем, уж в этом будьте уверены! Но вот полюбит ли она его?..


Они расписались в приходской книге, поблагодарили викария и всей компанией вышли из церкви, весело переговариваясь, пересмеиваясь и щурясь на ярком солнце. Утро выдалось как по заказу: по ярко-синему небу плыли пушистые облачка, легкий ветерок гнал по булыжной мостовой опавшую листву, прохожие спешили по своим делам, мимо сновали экипажи. Вся компания стояла на тротуаре, ожидая Чилкота и Одлета, которые отправились за лошадьми.

Никто и словом не обмолвился об эпизоде с кольцом, но Джульет была уверена, что все всё видели.

– Поверьте мне, леди Гаррет де Монфор, вы были самой красивой невестой из всех, кого мне довелось увидеть! – сказал сэр Хью.

Набравшись храбрости, Джульет благодарно ему улыбнулась, хотя прозвучало это «леди Гаррет де Монфор» весьма странно.

– Спасибо, сэр Хью. Полагаю, виной всему полумрак церкви – из-за него вы просто не разглядели мои недостатки.

– Нет, вы только послушайте! Недостатки! – делано возмутился Чилкот и, вытащив из кармана монокль, сделал вид, что рассматривает Джульет с головы до пят. – Лично я не вижу даже шероховатостей, не говоря уже о недостатках. Может, ты видишь, Перри?

– Ни одного.

– Право же, вы меня смущаете…

– Оставь мою супругу в покое! – проворчал новоиспеченный муж, прикрывая ладонью глаза от солнца. – Вы ее смущаете.

Гаррет подошел к Джульет и по-хозяйски обнял за талию. Она поняла, что это игра на публику, что с его стороны это всего лишь жест вежливости и что между ними никогда уже не будет таких отношений, как последние две недели в Блэкхите, когда она считала его другом, с которым чувствовала себя легко и просто.

Как нарочно, Шарлотта не желала успокаиваться, и тогда Гаррет взял малышку у Джульет, пристроил у себя на груди, и – о чудо! – крик прекратился, а девчушка как завороженная уставилась на него широко раскрытыми глазенками.

Джульет провожала взглядом проезжающий экипаж, не решаясь посмотреть в голубые глаза Гаррета из-за противоречивых чувств, которые ее одолевали, и стыда.

– Она мокрая, – предупредила она запоздало.

– Пустяки! Это не самое страшное. Не так ли, Шарлотта? – весело проговорил в ответ Гаррет, поправляя чепчик с оборками на голове малышки.

Джульет, конечно же, уловила подтекст и бросила на него виноватый взгляд, но Гаррет сделал вид, что не заметил, что полностью поглощен ребенком. Высоко подбрасывая Шарлотту над головой, он от души смеялся, когда видел на ее личике радостную улыбку. Джульет наблюдала за происходящим с некоторой завистью. Как бы она хотела чувствовать себя такой же счастливой и беззаботной, и чтобы не было того ужасного момента в церкви, когда он увидел, что она все еще не сняла с пальца кольцо Чарльза! И почему она не сделала этого?

Она обидела его, глубоко обидела, и это угнетало Джульет.

– Здорово, правда? – воскликнул Гаррет, подбрасывая малышку, и та радостно заворковала.

Джульет не могла не заметить, что холодные серые глаза лорда Брукгемптона ни на секунду не выпускают происходящее из поля зрения, и дурачество Гаррета с малышкой нисколько не вводит его в заблуждение. И сколько бы Гаррет ни строил дурацкие рожицы, скрыть, что не все так безоблачно, ему не удавалось.