Данелла Хармон - Благородный дикарь

– Ш-ш-ш. Я все понимаю и просто хочу, чтобы ты посидела со мной рядом. Вот и все. Ты и так многое пережила одна, так зачем еще и это переживать в одиночку.

Он чуть подвинулся, давая ей место, и, помедлив немного, она села рядом и сразу же ощутила тепло его тела и исходившую от него спокойную силу. Сердце ее учащенно забилось, кровь прилила к щекам. Перед его обаянием и притяжением она оказалась беспомощной и не могла больше притворяться, что не замечает его чувств. На какое-то мгновение их взгляды встретились: его – теплый и понимающий, и ее – смущенный и встревоженный, – потом он улыбнулся, приобнял ее за плечи и привлек к себе. Она напряглась, не решаясь прильнуть к нему, положить голову на грудь, и едва осмеливалась дышать, ощущая его сильное тело под тонкой сорочкой и улавливая мужской запах.

Верный своему слову, он лишь держал ее в объятиях, пока она делилась с ним своими страхами, мечтами и, конечно, рассказывала о Чарльзе, и в какой-то момент Гаррет де Монфор перестал быть просто мужчиной, за которого она вышла замуж, а стал духовно близким ей человеком, другом.

Принесли ужин. Пока Гаррет накрывал для них элегантный французский столик, Джульет удалилась за ширму, покормила Шарлотту и уложила в колыбель. Потрясающий запах горячей пищи отозвался голодными спазмами в желудке. Она не могла вспомнить, когда они ели в последний раз.

Гаррет, как официант, ждал, когда она подойдет, чтобы отодвинуть для нее стул. Джульет, улыбнувшись, уселась, а супруг обошел стол, занял место напротив и, как положено по этикету, стал поднимать крышки с блюд, чтобы она могла выбрать еду, а затем собственноручно накладывать на ее тарелку.

Ужин превратился в настоящий пир: заяц, запеченный с ароматными травами и корицей, в винном соусе; пирог с телятиной; в сахарной пудре; пирожные со взбитыми сливками и малиновым джемом; пирожки и булочки, а также свежеиспеченная пряная сочная имбирная коврижка. Ко всему этому великолепию был добавлен графин вина и набор разнообразных сыров: стилтон, чеширский и чеддер. Они с аппетитом ели, запивая яства вином из хрустальных бокалов, и неспешно вели беседу. И чем больше говорили, тем непринужденнее чувствовали себя в обществе друг друга, а Гаррет с каждым глотком вина становился все забавнее. Так, после второго бокала он рассмешил ее карикатурными словесными портретами лорда Норта и других министров, чьими стараниями Америка оказалась на грани революции; после трех позабавил рассказами о коварных интригах, скандалах и причудах политических деятелей, чьих имен она никогда не слышала, и аристократов, которых надеялась никогда не встретить.

Благодаря его усилиям их собственные проблемы отошли на задний план, и в конце концов Джульет стала весело смеяться вместе с мужем.

– Нет, я не шучу! – размахивая кусочком сыра, воскликнул Гаррет во время рассказа байки о матери Перри. – Она с таким аппетитом поглощала всякие вкусности за свадебным столом дочери, что планшетки на ее корсете начали одна за другой с треском лопаться, и все присутствующие это слышали!

– О, Гаррет, ты серьезно? Но этого просто не может быть!

– Ну конечно, я серьезно! Видишь ли, мне удалось очаровать ее горничную, та до начала торжеств принесла корсет мне, ну я над ним и поработал…

Джульет, чтобы не расхохотаться, зажала рот ладонью.

– Ты хочешь сказать, что сам подстроил это?

– Само собой. Было так весело! Послушала бы ты, как щелкали одна за другой эти планшетки! Хорошо еще, что их скрывала ткань лифа, а то могли бы разлететься, как стрелы, и попасть кому-нибудь в глаз.

– Но это совершенно невероятно, Гаррет! – едва живая от смеха, выдавила Джульет.

– Какая разница? Зато ты не грустишь, а смеешься. – Он отпил из бокала. – А еще мы однажды едва не сорвали прием леди Брукгемптон, испортив торт. Заранее пробравшись в кладовую, мы выскоблили из него середину и положили туда лосося, которого Перри поймал дня за три до этого. А был самый разгар лета, так что можешь себе представить, как воняла эта рыбина. Видела бы ты лица гостей, когда начали резать торт! Матушка Рочестера Хью аж сознание потеряла и упала лицом в торт.

Джульет хохотала до слез:

– Кажется, я теперь понимаю, почему леди Брукгемптон тебя не жалует.

– Ха! Если бы только она! Мамаши всех моих приятелей не позволят мне даже приблизиться к их домам, не то что переступить порог. Старые перечницы! Пора бы уж давно все забыть и простить, так нет же. А ведь я больше ничего подобного себе не позволяю!

Он так комично изобразил возмущение, что Джульет расхохоталась, а потом заметила:

– Может, тебе просто перестать пить?

– А тебе начать есть, дорогая женушка! Аппетит у тебя как у птички. Попробуй чеширский сыр – он великолепен.

Гаррет взял пальцами с блюда маленький кусочек сыра и, наклонившись через стол, поднес к ее губам. Джульет несколько смутила интимность этого жеста, однако вино сделало свое дело и собственная робость показалась ей смешной. Приоткрыв рот, она приняла сыр, и от прикосновения к губам его теплых пальцев по телу ее прошла дрожь.

Не отводя взгляда от его мечтательных голубых глаз, она разжевала и проглотила угощение, но почему-то покраснела и крепко стиснула руки под столом.

– Ну и как? – поинтересовался Гаррет, доливая вина в бокалы.

– Очень вкусно, но я все-таки предпочитаю чеддер.

– Я еще не попробовал, но хотелось бы…

Она поняла, что он бросил ей вызов: предложил набраться храбрости и последовать его примеру.

– Ты хочешь попробовать его из моих рук? – уточнила Джульет вдруг предательски дрогнувшим голосом.

– Милая, я никогда не стану тебя ни к чему принуждать.

Она взглянула на него. В его глазах плясали веселые искорки, уголки губ изогнулись в улыбке. Господи, при свете свечи он выглядел как юный бог, довольно, однако, нахальный, как будто его забавляло ее смятение. Впрочем, она тоже хороша: ведет себя словно кисейная барышня, – хотя не боялась ни индейцев, ни медведей в своих лесах, выжила во время восстания в Бостоне и не испугалась бандитов с большой дороги! Неужели этот английский щеголь, который сегодня стал ее мужем, сумел смутить ее, словно какую-то робкую девчонку?

Твердо решив немедленно доказать и ему, и самой себе, что она не трусиха, Джульет вздернула нос, выбрала кусочек светло-желтого чеддера и, стараясь не задеть рукавом пламя свечи, поднесла к его губам, таким чувственным, чуть изогнувшимся в ленивой улыбке.

Он не отрывал от нее взгляда, но рта не открыл, просто одобрительно улыбнулся, а потом сделал то, отчего она едва не растаяла: обвел кусочек сыра языком.

Первобытное желание горячей волной прокатилось по ее телу, руки задрожали, а сердце учащенно забилось. Не сводя с нее взгляда, он медленно взял в рот кусочек сыра, коснувшись теплыми, мягкими губами ее пальцев, и начал жевать. Джульет, не в силах справиться с дрожью, попыталась отстраниться, однако он не позволил. Накрыв ее руку ладонью и пристально глядя в глаза, Гаррет не спеша облизал каждый пальчик.

– Кажется, я уже сыта, – в замешательстве пробормотала Джульет, отдернула руку и отодвинула свой стул от стола.

– Трусиха! – рассмеялся Гаррет.

– И вовсе нет! Просто это…

– Нехорошо?

– Ну… можно сказать и так.

– Неприлично?

– И это тоже…

– Джульет!

Она замерла. Сердце у нее бешено колотилось, в горле пересохло, колени дрожали так, что если бы встала, не смогла бы устоять на ногах.

А Гаррет продолжил:

– Милая, ты совсем не умеешь радоваться жизни, и в этом вы с Люсьеном очень похожи. Пожалуй, пора научить тебя наслаждаться прелестями земного бытия. И я готов. Можешь сколько угодно переживать по поводу того, что будет с нами завтра, но сегодня я намерен вытеснить из тебя все страхи и заставить смеяться.

– Я ничего не боюсь.

– Ложь! Еще как боишься!

Он быстро встал со своего места, обошел стол и подхватил ее на руки.

– Гаррет! Немедленно поставь меня на пол!

Он только рассмеялся в ответ и понес ее к кровати.

– Я же не ребенок, а взрослая женщина. Отпусти меня немедленно!

– Взрослая женщина, но еще далеко не старуха. Новоиспеченной супруге одного из самых безответственных повес в Лондоне так себя вести не годится.

– Нет, я не хочу… то есть не готова для…

– Для чего? Разве я говорил о чем-то конкретном? – Он положил ее на кровать. – Нет, милая Джульет, ничего без твоего желания делать я не собираюсь…

– А что в таком случае собираешься?

Она попыталась было отодвинуться, но он ухватил ее за юбку.

– Ну, для начала я намерен прогнать печаль из твоих глаз хотя бы на эту ночь, заставить тебя забыть о своих бедах и страхах – забыть обо всем, кроме меня. И знаешь, как я собираюсь этого добиться, дражайшая моя супруга? Буду щекотать тебя до тех пор, пока ты не расхохочешься на весь Лондон!

В следующее мгновение он навис над ней на манер птицы, и Джульет беспомощно вскрикнула, ощутив на боках его пальцы, которые принялись безжалостно ее щекотать.

Вскоре оба они хохотали как безумные. Хорошо еще, что Шарлотта крепко спала, утомленная дорогой.

– Перестань, Гаррет! – взмолилась наконец Джульет, когда из глаз ее от смеха потекли слезы. – Хватит, черт тебя возьми!

Пусть не сразу, но он все же внял ее мольбам и отпустил. С трудом переводя дыхание, она лежала поперек кровати с задранными, разметавшимися в полном беспорядке юбками и растрепавшимися волосами, и Гаррет улыбался, глядя на нее сверху вниз, совершенно по-мальчишески. Волосы у него тоже торчали в разные стороны, колено опиралось на кровать, а рука лежала у нее на боку, прямо под правой грудью.

Их взгляды встретились, и в комнате вдруг стало почему-то жарко и очень тихо. Улыбка его, призывная, игривая, искушающая, стала еще шире, а рука скользнула выше, обхватила грудь и на мгновение замерла. Когда возражений не последовало, большой палец неторопливо прикоснулся к прикрытому тканью соску и начал свой волшебный танец.