Целую вечность спустя он поднял голову. В ушах шумело, сердце колотилось как бешеное, дыхание было прерывистым и тяжелым.

Дрожа от пережитого взрыва страсти, Элизабет оставалась в его объятиях, прижимаясь щекой к его груди.

До сих пор Яну удавалось убедить себя, что его воспоминания о вспыхнувшей между ними страсти тогда, в Англии, были иллюзией. Но то, что они оба чувствовали сегодня, превосходило всякое воображение. Это превосходило все, что он до сих пор испытал. Он смотрел в темноту над ее головой, стараясь не замечать, что Элизабет едва держится на ногах от охватившей ее истомы.

Элизабет слышала, как биение его сердца становится тише, дыхание ровнее, и постепенно до нее начали доходить звуки окружающей их природы — шелест ветра в высокой траве, шепот листвы на деревьях, тихий свист летучих мышей. Ян гладил ее по спине, но она никак не могла прийти в себя после обрушившегося на нее шквала чувств, и слезы удивления и испуга выступили у нее на глазах.

— Почему? — шепотом спросила Элизабет, не понимая, что же с ней происходит. — Почему?

Тот же самый вопрос задавал себе Ян. Откуда берется этот взрыв страсти каждый раз, когда он дотрагивается до нее? Почему именно эта английская девушка сводит его с ума?

— Не знаю, — ответил он, и собственный голос показался ему незнакомым. — Иногда это просто случается. — Не с тем, с кем надо, и не в том месте, добавил он про себя. Тогда, в Англии, он был настолько ослеплен, что дважды за два дня сделал ей предложение. Он до сих пор помнил ее ответ слово в слово. Через несколько секунд после того, как она таяла в его объятиях и целовала его с отчаянной страстью — в точности, как сейчас, — он сказал:

«Я поговорю с ним. Возможно, у твоего отца будут возражения, даже если он поймет, что я в состоянии обеспечить твое будущее…»

Элизабет отклонилась назад в его руках и презрительно улыбнулась.

«И что же вы можете мне предложить, сэр? Можете вы предложить мне рубин величиной с ладонь, как обещал виконт Мондвэйл? Или, как лорд Сэйбери, — соболя, чтобы моим плечам не было холодно?»

«Так вот что вам нужно», — сказал он, не в силах поверить, что она может быть такой меркантильной.

«Конечно, — ответила она. — А разве это не то, чего хотят все женщины и что обещают все мужчины?»

«Следует отдать ей должное, — подумал Ян, — она была хотя бы честна со мной и не скрывала своих истинных желаний». Оглядываясь назад, он восхищался этой девушкой — пусть не ее системой ценностей, но во всяком случае — ее смелостью.

Ян опустил голову и увидел, что Элизабет смотрит на него своими обманчиво невинными зелеными глазами.

— Не беспокойтесь, — легким, безразличным тоном сказал он и, взяв ее за руку, повел к дому. — Я не собираюсь делать вам традиционного предложения, которое следовало за каждым из наших свиданий. О браке не может быть и речи. К тому же, помимо всего прочего, в этом сезоне я не заработал дорогих мехов и крупных рубинов.

Несмотря на его шутливый тон, Элизабет почувствовала себя ужасно. В его устах ее же собственные слова звучали отвратительно. Нужно отдать ему должное, подумала она, он не придал им большого значения. Очевидно, главное правило флирта — ничего не принимать всерьез.

— Кому из искателей вашей руки вы отдаете предпочтение в настоящее время? — все тем же легкомысленным тоном спросил Ян уже на подходе к дому. — Наверное, кроме Марчмэна и Белховена, есть еще кто-нибудь.

Элизабет попыталась переключиться на столь же легкомысленный тон, но ей это давалось не так легко, как ему, и голос выдавал ее смятение.

— По мнению моего дяди, предпочтение следует оказывать обладателю самого высокого титула, с которым могут поспорить только очень большие деньги.

— Ну конечно, — сухо сказал он. — В таком случае счастливчиком, должно быть, окажется Марчмэн.

Сердце Элизабет болезненно сжалось от этого демонстративного равнодушия, и она обиженно вздернула подбородок.

— Вообще-то я не стремлюсь замуж, — заявила она таким же безразличным тоном, как и он. — Не знаю, как долго мне удастся оттягивать замужество, но если дядя и вынудит меня, я, пожалуй, предпочту человека значительно старше себя.

— А еще лучше слепого, — усмехнулся Ян, — который не будет видеть ваших романов на стороне.

— Я имела в виду, — сурово нахмурившись, сказала она, что мне нужна свобода. Независимость. А молодой муж вряд согласится мне ее предоставить.

— Независимость — это максимум того, что сможет дать вам старый муж, — со смехом заметил Ян.

— Мне этого достаточно. Я безумно устала от того, что мужчины постоянно отталкивают меня. Единственное, чего я хочу, — это заботиться о Хэвенхёрсте и быть самой себе хозяйкой.

— Выходите за старика, — посоветовал Ян, — и вы станете последней из рода Камеронов.

Она недоуменно взглянула на него.

— Он же не сможет дать вам детей.

— Ах, это, — Элизабет несколько растерялась. — Над этой проблемой я еще не думала.

— Когда вы займетесь ею, дайте мне знать, — с убийственным сарказмом ответил Ян, который уже не видел в Элизабет ничего волнующего и восхитительного. — На таком открытии можно сделать целое состояние.

Элизабет сделала вид, что не расслышала последнего замечания. Решение выйти за старика пришло ей в голову только сейчас, после неожиданной перемены, произошедшей с Яном. Он был нежен с ней, а потом вдруг стал вести себя так, словно она была для него лишь минутным развлечением, теперь же и вовсе не скрывал своего. презрения. Все это было слишком непонятно, обидно и больно. У нее был очень небогатый опыт общения с противоположным полом, но и этого оказалось достаточно, чтобы убедиться, что мужчины совершенно непредсказуемая и ненадежная половина рода человеческого, начиная с ее отца и брата и кончая Мондвэйлом, который собирался жениться на ней и раздумал, и Яном Торнтоном, который не собирался жениться вообще. Единственным надежным мужчиной, которого она знала, был ее дядя. Он по крайней мере был холоден и бессердечен всегда — независимо от настроения и времени года.

Страстно желая поскорее оказаться в уединении собственной спальни, Элизабет, как только они подошли к крыльцу, холодно пожелала Яну спокойной ночи, вошла в дом и почти бегом поднялась к себе, не заметив викария, сидящего в большом кресле-качалке. Естественно, что у викария такое поведение девушки вызвало удивление и тревогу.

— Надеюсь, вы хорошо погуляли, Ян? — сказал он, когда дверь наверху захлопнулась.

Ян, который наливал в кружку остатки холодного кофе, на мгновение застыл, потом оглянулся через плечо. С первого взгляда ему стало ясно, что Дункан прекрасно понял, что племянника погнало на улицу отнюдь не желание подышать свежим воздухом.

— А ты как думаешь? — недовольно спросил Ян.

— Я думаю, что ты постоянно и незаслуженно обижаешь Элизабет и что это не похоже на твою обычную обходительность с женщинами.

— Элизабет Кэмерон — сама необычная женщина.

— Совершенно согласен, — улыбнулся викарий. Он закрыл книгу и отложил ее в сторону. — Еще я думаю, что ты ей очень нравишься и что она нравится тебе. Это слишком очевидно, чтобы ты мог это отрицать.

— Ну что ж, человеку с такой проницательностью должно быть совершенно ясно, что мы абсолютно не подходим друг другу, — решительно сказал Ян. — В любом случае нет смысла это обсуждать, поскольку я женюсь на другой женщине.

Дункан открыл рот, чтобы ответить, но, заметив холодный, предупреждающий взгляд Яна, передумал и пошел спать.

Глава 17

На рассвете Ян ушел на охоту, и Дункан решил воспользоваться его отсутствием, чтобы выудить у Элизабет какие-нибудь сведения о том, что его беспокоило. За завтраком он несколько раз заводил разговор об их первой встрече a Яном в Англии, о том, как она живет сейчас, и пытался задавать прочие наводящие вопросы. Она отвечала неохотно и явно хотела ввести его в заблуждение, создать впечатление, что ведет весьма фривольный образ жизни. Устав от расспросов, она попыталась переключить его внимание на художественные таланты Яна.

В надежде вызвать Элизабет на откровенность Дункан рассказал ей о том, как Ян переживал гибель своей семьи и как удалил от себя любимую собаку. Но хотя девушка была потрясена его рассказом, рассказывать о себе она стремилась не более чем прежде.

Элизабет прекрасно понимала, чего добивается викарий, и не могла дождаться конца завтрака, чтобы уйти от его испытующих вопросов и взглядов. Несмотря на доброту викария и его шотландскую открытость, она сильно подозревала, что за ними скрываются настойчивость и острый, проницательный ум и что, если Дункан решит докопаться до правды, его будет не так-то легко сбить с толку. Быстро перемыв посуду, Элизабет ускользнула в сад и пошла к цветнику. Но не прошло и нескольких минут, как рядом с ней снова возник викарий. Однако на этот раз вид у него был встревоженный.

— Там приехал ваш кучер, — сказал он. — Говорит, что привез вам срочное письмо от дяди.

Страх сдавил ей сердце и, вскочив на ноги, она побежала к дому, где ее ждал Эрон.

— Эрон? Что случилось? Как ты сумел добраться сюда? В ответ на первый вопрос он вручил ей скатанное в трубочку письмо. В ответ на второй угрюмо сказал:

— Вашему дяде так загорелось доставить вас домой, что он велел мне ехать, не считаясь с расходами, только бы вы вернулись как можно скорее. Я привел сюда пару лошадей, для вас и мисс Трокмортон-Джонс, а внизу на дороге ждет коляска, которая отвезет вас в гостиницу. Там вы пересядете в нашу карету и уже прямиком отправитесь домой.

Элизабет рассеянно кивнула, развернула письмо, прочитала его и в ужасе упала на стул.

«Элизабет, — писал дядя, — возвращайся домой немедленно. Белховен сделал тебе предложение. Нет смысла терять время в Шотландии, так как я все равно предпочту Торнтону Белховена». Очевидно, догадываясь, что она попытается потянуть время, он добавлял: «Если ты вернешься в течение недели, то сможешь принять участие в обсуждении условий брачного контракта. В противном случае я все решу сам, на что, как твой опекун, имею полное право».