Элизабет задвинула стул, уронила два листка бумаги и наклонилась, чтобы поднять их. Они залетели под подставку для ног, и, все больше раздражаясь, она копошилась под столом, пытаясь достать их.

— Триста шестьдесят четыре фунта, — услышала она над собой голос Яна.

— Прости? — сказала она, выныривая из-под стола с проклятыми листками.

Он нацарапал цифры на клочке бумаги.

— Триста шестьдесят четыре фунта.

— Не смейся надо мной, — с усталой улыбкой проговорила она. — Да и вообще,

— она поцеловала его в щеку, с удовольствием вдыхая запах его одеколона, — мне нравится делать расчеты. Просто сегодня я немного не выспалась, потому что…

мой муж разбудил меня среди ночи.

— Элизабет, — нерешительно начал Ян, — дело в том, что и… — Он замолчал и покачал головой, но, поскольку Шипли уже стоял в дверях, чтобы объявить о приходе посетителей, Элизабет не стала уточнять, что он хотел сказать.

До следующего утра.

Чтобы не занимать его кабинет и не нарушать график его работы, Элизабет расположилась с бумагами в библиотеке. Сегодня она чувствовала себя свежей и отдохнувшей, поэтому дело продвигалось хорошо, и примерно через час она получила и дважды перепроверила цифру, которую так безуспешно искала вчера.

Убедившись, что полученный итог составляет триста шестьдесят четыре фунта, она улыбнулась и попыталась вспомнить, какую цифру назвал вчера Ян. так и не вспомнив, она порылась в бумагах и наконец между страницами книги нашла клочок бумаги, на котором была написана полученная им цифра.

Элизабет долго переводила ошарашенный взгляд со своего листка на листок Яна, который бессознательно стиснула в руке. Триста шестьдесят четыре фунта.

Она не могла определить для себя чувство, которое при этом испытала, но тело ее охватила странная дрожь. В течение нескольких секунд он подсчитал итог, на который она потратила как минимум час.

Она все еще стояла с бумагами в руках, когда в библиотеку оглянул Ян, чтобы пригласить ее покататься верхом.

— Никак не получишь правильный ответ, дорогая, — сочувственно улыбнулся он, неверно истолковав причину ее настороженного взгляда.

— Нет, я уже сосчитала, — сказала Элизабет, и в голосе ее невольно прозвучало обвинение. Она подошла и протянула ему листки, которые держала в руках. — Но мне хотелось бы знать, — продолжила она, не отрывая от него взгляда, — как это ты получил ют же самый ответ в течение нескольких секунд.

Улыбка сползла с его лица, и он засунул руки в карманы, проигнорировав ее протянутую руку с листками бумаги.

— Этот ответ мне дать сложнее, чем тот, что я написал тебе вчера на бумажке….

— Ты действительно можешь это делать: считать такие цифры в уме? За одну секунду?

Он коротко кивнул. Элизабет продолжала с опаской смотреть на него, как на какое-то диковинное существо, и выражение его лица стало жестким. Холодным, отрывистым голосом он произнес:

— Я был бы тебе весьма признателен, если бы ты перестала смотреть на меня, как на ярмарочного урода.

Элизабет открыла рот, изумленная его резким тоном и словами.

— Я и не смотрю.

— Нет, смотришь, — так же резко возразил он. — Именно поэтому я и не хотел тебе говорить.

Элизабет наконец поняла, как она должна выглядеть со стороны, и в раскаянии подошла к мужу.

— Я не знаю, что ты подумал, глядя на меня, но я чувствовала только удивление и благоговение.

— От тебя я хочу чего угодно, только не благоговения, — натянуто ответил Ян, и Элизабет с запозданием поняла, что как бы ни было ему безразлично отношение окружающих, ее отношение было для него очень важным. Быстро сообразив, что он, по-видимому, уже достаточно настрадался от реакции людей на свои необычные способности, Элизабет в растерянности закусила губу, не зная, что сказать. Так ничего и не придумав, она искоса бросила на него лукавый взгляд и спросила:

— Полагаю, ты считаешь почти так же быстро, как и читаешь?

— Не совсем, — коротко и сухо ответил он.

— Понятно, — легкомысленным тоном продолжала она. — В твоей библиотеке, наверное, около десяти тысяч книг. Ты их все прочитал?

— Нет.

Она задумчиво кивнула, но в глазах ее плясал восхищенный смех.

— Ну да, ведь последние несколько недель ты был очень занят, ухаживая за мной. Видимо, это и помешало тебе закончить последнюю пару тысяч. — Его лицо немного смягчилось, когда она весело спросила: — Но ты планируешь прочитать их все?

Элизабет с облегчением увидела, что он едва сдерживает улыбку.

— Я думаю приступить к этому на следующей неделе, — ответил Ян с притворной серьезностью.

— Достойное занятие, — согласилась она. — Надеюсь, ты не начнешь без меня. Мне бы хотелось посмотреть, как это будет выглядеть.

Ян наконец расхохотался, схватил жену в объятия и зарылся лицом в ее душистые волосы, крепко прижимая к себе.

— Какими еще экстраординарными способностями вы обладаете, милорд? — прошептала она, обнимая его так же крепко, как он ее.

— У меня неплохо получается любить тебя, — прошептал он.

В последующие недели она получила доказательство этого в сотнях различных мелочей. Помимо всего прочего, Ян никогда не возражал против ее поездок в Хэвенхёрст. Для Элизабет, вся жизнь которой была связана с прошлым и будущим Хэвенхёрста, явилось неожиданностью осознание того, что ей жалко времени, которое ей приходилось проводить в Хэвенхёрсте, наблюдая за ведущимися там работами.

Чтобы тратить на это по возможности меньше времени, она начала брать домой сделанные архитектором наброски и советоваться по всем возникающим проблемам с мужем. Независимо от занятости Ян всегда находил для нее время. Они просиживали долгие часы, и Ян шаг за шагом объяснял ей, какие она получит результаты, предпочтя тот или иной вариант. Очень быстро Элизабет стало ясно, что он делает это исключительно ради нее и что это требует от него колоссального терпения, поскольку сам он мгновенно просчитывал все варианты в уме. С невероятной скоростью он передвигался от пункта А к пункту Я, не останавливаясь на промежуточных.

За исключением нескольких раз, когда она была вынуждена остаться в Хэвенхёрсте, все ночи они проводили вместе, и вскоре Элизабет поняла, что их первая брачная ночь была лишь небольшой прелюдией к его дикой, прекрасной, а временами примитивной и необузданной страсти. Иногда он был медлителен до бесконечности, заставляя ее испытывать все мыслимые чувственные удовольствия и доводя до того, что она сама умоляла его прекратить эту сладкую муку, а иногда, лишь слегка подготовив ее, с грубоватой нежностью набрасывался на ее тело.

Однажды Элизабет призналась ему, что никак не может решить, что ей больше нравится, и Ян тут же быстро взял ее, а потом много часов ласкал, чтобы ей легче было сравнить. Он научил ее не смущаться и открыто говорить о том, что ей нравится, и не бояться проявлять инициативу.

К концу лета они переехали в Лондон, хотя сезон еще не начался и в городе было еще пусто. Элизабет согласилась поехать в город, потому что думала, что так будет удобнее Яну, поскольку там жили большинство его деловых партнеров, а также потому, что там была Алекс. Ян поехал, потому что хотел, чтобы Элизабет от души насладилась новым для нее престижным положением в обществе, и потому что любил наряжать ее так, что она сверкала как бриллианты, которыми он осыпал ее. Ян знал, что для нее он был чем-то вроде любящего благодетеля и мудрого учителя, но в последнем она ошибалась, потому что он тоже многому от нее научился. На собственном примере она научила его быть терпеливым со слугами и расслабляться, с ней он узнал, что после любви смех — одно из величайших удовольствий на свете, он даже научился проявлять терпимость к слабостям и недостаткам многих представителей светского общества.

В этом Элизабет настолько преуспела, что за считанные недели их стали считать самой приятной парой и приглашали на все благотворительные и светские мероприятия. На Брук-стрит в огромном количестве приходили приглашения, и они вместе, смеясь, придумывали причины отказа от большинства из них, так как Яну нужно было время для работы, а Элизабет могла найти себе более интересные занятия, чем посещение званых вечеров.

Яну отвертеться от приглашений было легче: все знали, что он вечно занят.

Элизабет же решила эту проблему, поддавшись уговорам наиболее влиятельных представителей светского общества, среди которых была и вдовствующая герцогиня Хостонская, и согласившись принять участие в благотворительном проекте по строительству больницы на окраине города, необходимость в которой давно назрела. К несчастью, комитет по сбору средств в пользу больницы, в который вступила Элизабет, большей частью увязал в обсуждении каких-то пустяковых проблем и очень редко принимал какое-нибудь решение. Элизабет бесконечно устала от этих бестолковых заседаний и наконец попросила Яна поприсутствовать как — нибудь на одном из них и поделиться своим опытом.

— И пожалуйста, — смеясь, предупредила она, получив его согласие, — обещай мне, что как бы тебе ни надоело слушать нудные пререкания по поводу каждой незначительной траты — я это обязательно будет — ты ни в коем случае не заявишь, что мог бы построить шесть больниц за то время, что они обсуждают этот пустяк.

— Ты думаешь, я мог бы? — с улыбкой спросил Ян.

— Уверена на сто процентов! — Она вздохнула. — Мне кажется, что даже собрав деньги со всей Европы, они все равно тряслись бы над каждым шиллингом, словно вытащили его из собственного ридикюля, и в результате попадут в долговую тюрьму.

— Ну, если даже тебя, с твоей страстью к экономии, они довели до такого состояния — должно быть, это та еще компания, — покачал головою Ян. Элизабет расхохоталась, но когда они приблизились к дверям гостиной, где члены комитета пили чай из бесценного сервиза севрского фарфора, она повернулась к мужу и быстро сказала:

— И не вздумай похвалить голубую шляпку леди Уилтшир.