– Она простая, Мих, – улыбнулся, вспоминая дурачившуюся за кулисами Риту, делавшую смешные селфи с дочерью Лены и совершенно не переживавшую по поводу того, как откомментируют новые фото подписчики в инстаграм. – Прямолинейная, увлекающаяся, а еще очень отзывчивая. Совсем не такая, как о ней злословят сплетники.

Мишка смотрел на меня с плохо скрываемым скептицизмом, как будто я только что сообщил ему, что параллельные прямые пересекаются, Солнце вращается вокруг Земли, а мы с ним находимся не иначе, как в Матрице *[1].

– Можешь мне не верить, но Ритка гораздо более нормальная, чем окружающие тебя девчонки, – решил окончательно добить друга, перечисляя: – она предпочтет мороженое в вафельном рожке и обычные гренки пафосным фуагра и крутонам *[2]. Фильм в кинотеатре под открытым небом походу в фешенебельный ресторан, и, да, обычные кеды – дизайнерским туфлям.

– Счастливчик ты, Тох, – протянул Сиденко мечтательно, добив мое шаткое спокойствие незадачливым: – мне так не повезет.

– Причем здесь везение? – я все-таки вспылил, вываливая на друга накопившиеся претензии к его пассии: – У тебя простая Галка под боком, но тебе же подавай Ларису. У которой в понедельник брови, во вторник ногти, в среду губы, в четверг фиг знает, что еще. И Турция с Таиландом – это фу, – процитировал случайно услышанную фразу из Мишкиного с Ларой недавнего разговора. – Да ее вообще ничего не интересует, кроме внешности, новых шмоток и как жить безбедно за чужой счет.

– Антон! – Сид предупреждающе грохнул полупустой кружкой по столу, выплеснув остатки кофе на нежно-голубое поло, и чертыхнулся. Я же готовился продолжить пикировку, приправив ее парочкой увесистых железобетонных аргументов, пока не заметил знакомую фигуру на танцполе.

И все бы ничего, но брат не танцевал никогда и ни при каких обстоятельствах. Ни за какие коврижки, ни на спор, ни даже в состоянии сильного алкогольного опьянения. А вот в данную конкретную секунду он весьма тесно прижимался к одной милой леди в коротком оранжевом топе и в черных кожаных шортах, едва прикрывавших ягодицы. И выделывал такие па и пируэты, что сам Цискаридзе *[3] изошелся бы слюной от зависти. Я хоть и не Николай, но ритм движений мог бы оценить, если бы не крепнувшее подозрение, не предвещавшее мелкому ничего хорошего.

– Иван, – протиснувшись между телами, извивавшимися в такт популярной мелодии, от которой мои уши в трубочку сворачивались, я дернул брательника за воротник футболки и убедился в своих догадках.

Медленные движения, заторможенная реакция, расширенные зрачки Ваньки и мое плохо контролируемое желание закатать поставщика этой дури в асфальт на заднем дворе. Пару раз резко выдохнул, собираясь с мыслями, и приобнял мелкого за плечо правой рукой, левой же ткнул между ребер, вынуждая обратить на себя внимание.

– У тебя есть пять, повторяю, пять минут, – мой грозный шепот произвел благотворный эффект, превратив рассеянный взгляд в сфокусированный и более осознанный: – чтобы сочинить благовидный предлог твоего внезапного побега и попрощаться с подружкой. Жду на парковке.

Сомнений, что Ванька пойдет у меня на поводу, не было: в отсутствие отца я невольно стал для брата авторитетом, к мнению моему он прислушивался, уважением дорожил и боялся его потерять. Я же по укоренившейся с детства привычке продолжал опекать младшенького, остро переживая его неудачи как свои собственные и искренне радуясь каждому, пусть даже самому маленькому, успеху.

– Рит, мы уезжаем, – поравнявшись со столиком, за которым сидели Марго и Сиденко, бросил холодно и выбрался на улицу, обшаривая карманы в поисках зажигалки.

Перед носом вспыхнул огонек, и я благодарно кивнул догнавшей меня Маргарите, подкуривая и глубоко затягиваясь душистым сигаретным дымом. Она глянула на меня коротко из-под полуопущенных ресниц и аккуратно вытащила ключи из моих напряженно сжатых пальцев.

– Прогрею пока мотор, – откуда в ней столько такта я не знал, зато на все сто процентов был уверен, что так тонко мое состояние не чувствовал никто, даже я сам.

Не думал ни о чем, просто курил, когда на пороге «Девяти с половиной недель» показался сначала Ванька и прошмыгнул мышкой в сторону кии. А спустя пару минут под одинокий фонарь рядом с горящей неоном табличкой «вход» выскочил Мишка, почему-то с подносом в руках. Видимо, за неимением подходящей кандидатуры, приятель был вынужден сам исполнять роль обслуживающего персонала.

– У тебя в баре опять наркота, – горячо начал я и осекся. По виноватому виду Сиденко и буравившим асфальт глазам понимая, что друг имеет к появлению таблеток в клубе самое прямое отношение. – Бл#@ть, Сид! Ты же клялся и божился, что это был последний раз!

– Тох, у меня куча долгов, их как-то отдавать надо, – попытался оправдаться Мишка, но только глубже себя закопал следующей фразой: – И Ларе я путешествие обещал…

– Да ты совсем крышей поехал с этой Ларой! – я сплюнул зло под ноги и буркнул в сердцах: – найдешь моего друга, звони.

Ярость бурлила в крови, так что какое-то время ехали в тишине. Я остервенело выкручивал баранку на поворотах, Рита молчала, изредка поворачиваясь и окидывая нечитаемым взглядом присмиревшего Ивана.

– Куда мы? – все-таки не выдержал любопытный от природы Ванька, наклоняясь вперед и включая радиоприемник. Как будто в насмешку из динамика раздался бодрый голос, рекламировавший клинику лечения от наркозависимости.

– Домой тебя подкину, горе луковое. И знаешь что, мелкий, если подобное повторится, отвезу тебя к знакомому врачу и попрошу не только промывание желудка сделать, но и клизму поставить. Две, – с заднего сидения донеслось обиженное сопение, но слов возражения я не услышал. Судя по всему, инстинкт самосохранения у брата включился в нужный момент.

– Сейчас прозвучит очень по-детски, – робко произнес Ванька, когда мы остановились рядом с нужным ему подъездом, и выбрался на бордюр: – но я так больше не буду. Честно.

Я хмыкнул скептически, а вот Рита в искреннее раскаяние поверила почему-то сразу, категорично бросив: «Он у тебя хороший. Исправится». На что я лишь обреченно махнул рукой, выруливая со двора, где прошло наше детство. Где сосед Пашка получал лопаточкой по лбу в песочнице, а хорошая девочка Катя часто жаловалась маме на то, что я дергаю ее за косички. Где в пять лет разбивались локти и коленки, а в шестнадцать – наивные сердца. Ностальгия крепко прилипла, да так и не отставала до самого дома Марго, подкидывая вроде бы давно забытые образы и истории.

Оставив за спиной новомодный лифт и блестевший чистотой холл, после всех происшествий ввалились в спальню к Рите уставшими, как будто вдвоем разгружали вагон с углем. И я был готов с особой жестокостью убить любого, кто помешает нам лечь спать. Но совершенно не ждал увидеть на кровати розового единорога, косившего на нас вырванным болтавшимся глазом.

– Это не, – как-то даже растерялся, пытаясь подобрать подходящие слова, потому что те, которые вертелись на языке, нельзя было назвать цензурными даже с натяжкой размером в мамонта.

– Конечно, не ты, – Марго фыркнула в ответ на казавшуюся ей несусветной глупость. – И, кстати, я очень признательна, что ты не даришь мне таких сомнительных подарков. Я-то и в три года не спала с плюшевыми мишками, вероломно скидывая их на пол, – зная Риту, представить ее с мягкой игрушкой в обнимку действительно не получалось.

– Рит, сделаешь чая, – в этом театре абсурда оставалось разве что притянуть девушку ближе к себе, устроить руки у нее на бедрах, а носом уткнуться в родной затылок.

– Только если ты уберешь эту мерзость – выпутавшись из объятий, брезгливо произнесла Марго и унеслась, пока я избавлялся от жертвы неизвестного кукольника. Выбросил беднягу-единорога прямиком в окно, предварительно выудив из коротких лапок записку. С корявыми буквами, выведенными смутно знакомым почерком.

– Я совсем не Рэйчел Мэррон, *[4] – в кухню я притопал на упоительный запах мяты и мелиссы, заставлявший сцапать с полки самую большую кружку. Убрал с Ритиного лица выбившийся из высокого пучка локон, коснулся губами ее виска и прислонился спиной к столу, слушая: – Так профессионально игнорировать шатающегося где-то неподалеку маньяка у меня не получится. Наверное, стоит заявить в полицию...

– Если не хочешь решить все по-тихому, без шумихи, – прихлебывая успокаивающий нервы травяной напиток, я наконец-то вспомнил, где раньше видел «у» с изогнутой закорючкой-хвостиком. – Я вроде бы догадался, кто твой сталкер *[5].

– Ну-ка, – Рита примостилась на стуле напротив меня, поджимая ноги и обеими руками обхватывая чашку из прозрачного стекла с золотистым изображением Москвы на боку. – Неужели, сам Грацинский?

– Нет, – я отрицательно качнул головой, пристально вглядываясь в тревожно блестевшие медово-карие глаза. – Но без его участия в этом фарсе не обошлось.

________

*[1] – речь идет о замене реальности, симуляции типа «мозг в колбе», виртуальном суррогате, созданном разумными машинами (из одноименного кинофильма «Матрица»).

*[2] – намек на цитату из кинофильма «О чем говорят мужчины»: «А гренка в нашем ресторане называется croûton. Это точно такой же поджаренный кусочек хлеба, но гренка не может стоить 8 долларов, а croûton — может».

*[3] – Николай Цискаридзе – российский артист балета и педагог, солист балета Большого театра.

*[4] – речь идет о героине, которую сыграла Уитни Хьюстон в кинофильме «Телохранитель» - чернокожей певице и актрисе, которая постоянно получает письма с угрозами.

*[5] – сталкер – имеется в виду «преследователь».

Глава 41

Марго


Очень мало людей, которых я действительно люблю.

И еще меньше тех, о ком я хорошо думаю. Чем больше

я смотрю на мир, тем меньше он мне нравится.