А чего только стоили их ночные посиделки в диджейке, когда рождался очередной шедевр. Из прокуренной комнатенки, в которой от дыма хоть топор вешай, выползали под утро, красноглазые, словно вампиры. Зато довольные, как нализавшиеся валерьянки коты. И шли в ближайшую кофейню, где любезный бариста, завидев знакомую колоритную парочку, готовил два пол-литровых капучино с ванильным сиропом и щедрой порцией корицы.

И если Макс души не чаял в шаловливой бунтарке с низким бархатным голосом, то она платила ему той же монетой. Именно Рита оказалась рядом, когда врачи в больнице ошибочно поставили парню страшный диагноз. Это она вытолкала его на улицу пинками, отвесила звонкий, крепкий подзатыльник и велела отложить упаднические настроения на потом. «На тот свет всегда успеешь, а ты попробуй пожить», – изрекла глубокомысленно и позвонила в платную клинику, записав парня на прием к грамотному, компетентному доктору. Чтобы уже через неделю до розовых пони, мелькавших в хороводе перед глазами, отмечать избавление от не существовавшей болезни.

Макс видел Ритку злой, разругавшейся вдрызг с отцом. Видел ее грустной, заплаканной на могиле матери. Лицезрел Марго уставшей после концерта, без косметики, в домашней растянутой футболке. Но никогда она от него не закрывалась. И, уж тем более, никогда не пропадала на целую неделю. Упорно игнорируя звонки и отказываясь от обычно спасавшей и дарившей успокоение музыки. Забив огромный болт на премьеру альбома и каждый день выплачивая серьезные проценты неустойки.

Максу категорически не нравилось подобное положение вещей, и он совершенно точно не собирался с ним мириться, заруливая на парковку перед безликим стеклянным зданием банка.

– Олечка, кофейку нам сделай, – Максим с грацией танка вплыл в приемную, очаровательный в непрошибаемой наглости и самоуверенный до зубовного скрежета.

Секретарша, порывавшаяся написать заявление об увольнении по собственному и в самый последний момент отложившая листок с ручкой, споро выскочила из-за широкого деревянного бюро. Бурча под нос «Да когда уже закончится этот дурдом?», попыталась перегородить проход неучтенному посетителю.

– Владислав Вениаминович занят, у него не приемный день, – стараясь выглядеть серьезней, девушка сложила руки на груди и поднялась на носочки, по-прежнему не доставая макушкой даже до подбородка высоченному парню.

– А мне как-то до лампочки, какие дни у него приемные, – хмыкнул Макс и без труда поднял Олю за плечи, переставив ее на другое место и освободив себе путь. При этом обозначив, насколько его не волнует занятость Бельского: – мне что совой об сосну, что сосной об сову.

– Максим? – конечно же, в одетом в белое поло и классические черные джинсы цивилизованном молодом человеке было практически невозможно узнать патлатого, вечно небритого неандертальца, обожавшего свободные майки с надписями «Цой жив!» или «Я не ищу легких путей, мне лень». Но его фирменный сарказм перепутать с чьим-то другим было нельзя.

Оля моргнула, потерла округлившиеся от удивления глаза и решила, что этот мир абсолютно точно сошел с ума. И что пора менять место работы, потому что каждый день испытывать такой вот культурный шок она отказывается наотрез.

– Максим? – озадаченный чем-то Бельский вид имел бледный и даже болезненный. Ослабленный галстук помялся и съехал на бок, ну а янтарная жидкость в стеклянном бокале непрозрачно намекала, что кто-то методично и целенаправленно заливает проблемы алкоголем.

– Александрович, – машинально копируя интонации Маргариты, зачем-то добавил парень, пододвигая к себе бутылку холодной «Аква Минерале», сиротливо приютившуюся с края стола. Не иначе, предусмотрительная Ольга озаботилась плачевным состоянием шефа.

– Если ты пришел спросить, как Рита, я не знаю, – мужчина запнулся, долил виски из пузатой бутылки и хлопнул содержимое стакана одним махом. Скривился, заедая спиртное долькой лимона – ничего более существенного под рукой не нашлось.

– Мне интересно, что такого вы умудрились сотворить, если Ритка, которую не сломала даже смерть Ирины Анатольевны, вот уже неделю не выходит из дома, – парень говорил тихо так, проникновенно, отчего Владиславу Вениаминовичу захотелось позорно спрятаться под стол и больше оттуда не вылезать. Чтобы не встречаться с пронзительным укоризненным взглядом.

Бельский стянул через голову душивший его галстук, повесил серебряную гладкую ткань на подлокотник и начал каяться. Перемежая бурную речь цветистыми ругательствами в адрес самого себя и вытирая катившийся градом пот со лба. Максим слушал молча, вертя в пальцах скромную темно-коричневую рамку – фотографию счастливо улыбавшейся покойной жены Владислав Вениаминович убрать так и не смог.

– Как всегда, лучше Риты знаете, что ей нужно? – подытожил парень, возвращая снимок на место и раздосадовано цокая языком. – Признаться во всем ей не пробовали?

– Звонил. Трубку не берет, – поморщился Бельский, а Макс внезапно понял, что в данном конкретном случае медицина бессильна. И, чем объяснять взрослому мужику, который годится тебе в отцы, элементарные вещи, проще было сразу поехать к Марго.

Вооружившись тремя увесистыми пакетами с провиантом – зная Ритку, у нее в холодильнике, скорее всего, успела повеситься мышь, а еще намерением во что бы то ни стало взять неприступный бастион, Максим протопал к заветной стойке. Где обитал строгий швейцар и где отправившиеся в командировку или путешествие жильцы могли оставить запасной комплект ключей от своих апартаментов.

– Доброго дня, Евгений Ильич, – поздоровался парень, широкой, искренней улыбкой обезоруживая степенного консьержа. Который помнил Максима еще с тех пор, когда тот занес Риту в фойе высотки на руках после выпускного. А все потому, что менее талантливая одноклассница банально позавидовала Бельской и нарочно столкнула ее со сцены актового зала. Марго отделалась легким испугом и неприятным растяжением лодыжки, а вот ее обидчице досталось купание в чане с розовым пуншем и безнадежно испорченное белое платье. Уж Макс постарался, чтобы карма была мгновенной и неотвратимой. – Я понимаю, что не положено, но мне очень нужны ключи от Ритиной квартиры. Спасать будем.

– Что случилось? – мгновенно подобрался мужчина, и раньше питавший слабость к Бельской, а после ее протекции перед руководством «Империала» и вовсе испытывавший безграничное чувство признательности к позаботившейся о старике певице.

– От апатии и разлада со всем окружающим миром, – Максим уточнил, что Рите ничего серьезного не угрожает, демонстрируя Евгению Ильичу шоколадный торт с восхитительным воздушным кремом и ягодами вишни сверху. И, обзаведшись связкой ключей, помчался к гостеприимно распахнувшему двери лифту.

Глава 45

Марго


Окончательная разлука между

двумя людьми никогда не случается,

если не смирились оба.


(с) «Мне тебя обещали», Эльчин Сафарли.


По обретенной за эту неделю привычке растянулась на светлом ковре, уставившись немигающим взглядом в потолок. Пыталась понять, почему, твою налево бога душу мать, до сих пор не отпустило и какого черта так тяжело дышать, словно стальным обручем сдавило грудь.

Все в квартире напоминало о Серове. И кровать, будившая такой ворох ярких болезненных образов, что становилось тошно. И компьютерный стол, за которым Антон безуспешно пытался работать, а я его отвлекала, прижимаясь к широкой спине и забираясь пальцами под облегающую поджарое тело майку. И полочка в ванной, где лежали его зубная щетка и бритва, которые рука не поднялась выбросить. И мой неизменный наряд – та самая черная футболка, доставшаяся мне после приема в честь дня рождения и дарившая обманчивый эффект присутствия любимого (по-другому называть его в мыслях не получалось) человека.

Экран мобильного мигнул голубоватым светом, вынуждая безучастно пролистывать пришедшие оповещения. Двадцать три пропущенных от отца, тридцать семь – от Макса. Больше только от Дениса, наверняка готового придушить мою безответственную персону за срыв контракта и вынужденного отбиваться от вездесущих представителей прессы, гадающих на ромашке, чем объяснить отсутствие Бельской. Увы и ах, что мне до лампочки, по барабану и глубоко фиолетово, как там выкручивается несчастный пиар-менеджер.

Отбросила телефон в сторону, намереваясь и дальше предаваться самобичеванию, когда из прихожей раздался оглушительный грохот. Как будто кто-то, жаждущий моего драгоценного внимания, решил излюбленным способом карфагенян *[1] вынести ни в чем не повинную дверь. На миг даже расстроилась, что с некоторых пор живу в этой элитной многоэтажке, где всем на всех наплевать, пусть даже к тебе заявилась делегация папуасов из Новой Гвинеи. И нет соседки по лестничной клетке, вроде бдительной Клары Робертовны, которая бы незамедлительно сообщила в полицию о творящемся непотребстве.

Надеялась, что смельчаку, осаждающему мою квартиру, надоест сбивать кулак (или что он там себе сбивает) в кровь, но неприятно удивилась, когда спустя минут пять в замке раздался звук проворачиваемого ключа. Учитывая, что Серов даже не пытался меня искать, знала только одного человека, способного нарушить мои личные границы таким наглым, бесцеремонным образом и за это не огрести. А еще, будучи прекрасно осведомленной о непобедимом упрямстве и исключительной настырности данного индивида, поняла, что отсидеться в спальне не удастся.

Поэтому пришлось все-таки отскребать себя от нежно и горячо любимого ковра и нехотя плестись в коридор. Чтобы там, устало опершись о косяк, наблюдать за тем, как фигура двухметрового верзилы занимает кажущийся на его фоне крохотным проем.

– Нда, и кто тебя такую замуж возьмет? – изумленно присвистнул Макс, оценивая масштаб испытываемых мной страданий и часто хлопая ресницами, длине и густоте которых я, уж точно, завидовала.