Как иллюстрация местных нравов может служить такой забавный случай. Поздно вечером мы с Зинкой сидели у Алины в номере на втором этаже и попивали сухое вино. Окно было открыто настежь - за ним в темноте шумели деревья и носились летучие мыши. А в номере горела настольная лампа, было уютно и мы тихо болтали. И вдруг через окно на середину комнаты влетает нечто огромное, чёрное и лохматое. Мы замерли в ужасе - но вот «нечто» распрямляется и оказывается молодым громадным кабардинцем! С криком мы выпихнули его за дверь, поражаясь дерзости и дикости произошедшего. Наутро мы пошли посмотреть, как это он умудрился влететь в окно. Осмотрев наружную стенку, мы пришли к выводу, что парень, как обезьяна, повис на ветке, которая была в трех метрах от окна, и, раскачавшись, прыгнул на середину комнаты. Такие вот нравы!

И вот наша Татьяна решает связать свою судьбу с кабардинцем Хачиком (его действительно так звали), танцором, да ещё с одним из трёх братьев-близнецов. Это же от родственников не будет отбоя! Ведь известно, что все дороги лежат через Москву, и все провинциалы считают, что осчастливят своих родичей, если погостят у них несколько дней. Мне кажется, я именно потому не питаю к своим родственникам никаких положенных чувств, что всё то время, что мы жили вместе с родителями, у нас не переводились постояльцы: тети и дяди, их дети, дети детей и их приятели, и те, кто просто был знаком с родителями. В нашей коммуналке на Петровке, а потом в малогабаритной квартирке на Проспекте Вернадского кто-то вечно спал на полу, толкался на кухне и занимал ванну, задавал риторические вопросы и рассказывал неинтересные истории. Мне приходилось то и дело уступать свою кровать и спать с родителями. А гость в это время мог беззастенчиво изо дня в день сидеть рядом и нахально смотреть по телевизору ненавистный футбол. Когда я, наконец, покинула родительский дом и заимела свою отдельную квартиру, я сразу всех предупредила, что, пусть обижаются, если хотят, но у себя я никого не принимаю. Все, без исключения, слабые попытки погостить у меня я пресекала на корню. Что самое замечательное, всем родственникам я сразу стала ненужной и неинтересной. И слава богу!

Итак, Татьяна пришла сказать, что остаётся на время в Нальчике, где будет свадьба, но уже после отъезда группы. Поэтому сегодня вечером заранее приглашает нас выпить на прощание и за здоровье молодых. К тому времени у нас уже были уложены чемоданы, так как выезд в аэропорт был назначен уже на утро следующего дня. У меня была приготовлена в Москву бутылка местного коньяка и пара дынь. То и другое пришлось вынуть и взять к общему столу. У Зинки было припасено что-то подобное. С такими немудрёными подарками мы отправились в самый большой номер, в котором происходило заявленное мероприятие. Пара столов была сдвинута вместе и стояла у окна, освобождая пространство для танцев. Всё угощение состояло из того, что принесли гости, так сказать, «с миру по нитке». Выпивка просто поражала своим разнообразием: от дорогого коньяка до местной «чачи», включая разведённый спирт (наверное, от гримёров). Народу тоже набилось предостаточно, причём было очень много друзей братьев-близнецов жгучего кавказского темперамента. Я веселилась вовсю, пила без разбора, может, и не очень много, но опробовала весь ассортимент. Не помню, когда и почему ушла Зинка - как потом выяснилось, из-за зубной боли. Танцы были основным занятием на празднике, и я развлекалась как могла: меняла кавалеров и с каждым умудрялась пофлиртовать и пообещать что-нибудь типа «Завтра выйду за тебя замуж!» или «Это ночь твоя!», совершенно забыв, что с юмором у них дело обстоит неважно. В какой-то момент я вдруг сквозь туман алкоголя задала себе вопрос: «А что это я здесь делаю?» и незаметно смылась к себе в номер.

Кстати, этот вопрос довольно часто всплывал в моей голове, даже превратился в сакраментальную фразу. Особенно настоятельно он звучал, когда я бывала в какой-нибудь компании, на массовом сборище, тусовке, как сейчас говорят. И молча ответив на него: «Сама не знаю!», я стараюсь незаметно исчезнуть. Наверное, этот случай в Нальчике был первым из череды ему подобных. И когда меня заносило туда, куда вовсе не надо было бы, этот вопрос, раз родившийся, стал частым гостем в моей голове. «Что ты здесь делаешь?» - обратилась я к себе и тогда, когда однажды обнаружила, что не знаю, зачем вообще я живу на Земле «и не лучше ли тихо смыться»?

Но это уже было значительно позже, а тогда я незаметно ушла всего лишь в свой номер и утомлённо плюхнулась в кровать. Не знаю, долго ли пробыла я в состоянии прострации, но вдруг в голове прояснилось, и я громко произнесла: «А дверь-то я не заперла!» и попробовала встать, но тщетно. Кровать притягивала, как магнит, и сменить положение с горизонтального на вертикальное никак не удавалось. «Что-то я встать не могу!» - удивлённо констатировала я опять вслух. И тут я вспомнила, как однажды видела пьяненького мужичка в метро, который пытался пройти через турникет. Он стоял у стены, медленно раскачиваясь, и когда набрал достаточную амплитуду, то ринулся вперёд и по инерции пролетел в щель между турникетами. Правда, он всё равно застрял, потому что забыл сунуть монету. Но мне этот приём показался удачным, и я, сидя на кровати, принялась раскачиваться, и, набрав наивысшую амплитуду колебания, вскочила и оказалась отброшенной к противоположной стенке. Потом от стенки к стенке я добралась до двери и заперла её. И, как оказалась впоследствии о чём я узнала от Зинки, вовремя! Дело в том, что друзья-кабардинцы поспорили между собой, кому же я всё-таки достанусь, и чуть не подрались, но потом образумились и решили спросить у меня. И тут-то и обнаружилось, что я исчезла. Они долго стучались и ломились в номер, но Зинка заверила, что меня здесь нет. Где я, она, мол, не знает и вообще… «приходите завтра вечером». Я же спала в полной отключке и ничего не слышала. Путь назад я проделала «на автопилоте», и, естественно, тут же провалилась в сон. Утром Зинка меня растолкала и, чтобы привести в чувство, сунула под душ. Так плохо мне, кажется, никогда не было, но это был урок на всю жизнь - «ёрш» ёще опаснее, чем большое количество водки. После терапии, состоящей из нескольких приёмов душа, я была транспортирована Зинкой в ресторан, где в меня буквально впихивался бульон и ещё что-то. Такси, самолет - всё это промелькнуло в каком-то тумане. Причём, как выяснилось позже, мы были на волосок от гибели, так как при посадке в Москве не выходило шасси и самолёт в конце концов сел с помощью какой-то громадной машины, подрулившей под него. Наши пронырливые киношники прощёлкали ситуацию ещё в воздухе и молились кто кому мог, причём хотели и меня разбудить. Наверное, чтоб я тоже могла помолиться. Но Зинка справедливо решила, что если суждено погибнуть, то лучше во сне, и будить меня не разрешила. Все окончилось благополучно, и, уже сойдя с трапа, Зинка сказала: «Глянь под самолет! Нас могло уже и не быть!»

Гибели мы избежали за этот месяц уже вторично. Видимо, господь решил, что мы зачем-то нужны и что-то ещё не доделали. Но тогда я об этом не думала, а поражалась удачному стечению обстоятельств, которые предотвратили возможные тяжёлые последствия аварии, в которую мы попали на горной дороге.

Мы ехали вдоль Чегемского ущелья по извилистой горной дороге на небольшом автобусе ПАЗ. В этот день съёмки окончились раньше, о чём было известно заранее, и мы собирались, после заезда на базу отправиться на экскурсию на какие-то разрекламированные нам местными жителями Голубые озёра. Некоторые уже заранее запаслись водкой, остальную провизию предстояло ещё купить. Все машины и техника проехали впереди нас, и наш автобус шёл последним, причём скорость была не маленькой. Мы трепались, рассказывали анекдоты и чувствовали себя привычно комфортно в небольшом салоне, временно заменявшем нам дом. И вдруг автобус подбросило и заболтало в разные стороны. Затем удар, ещё удар, и автобус завалился направо, ткнулся носом во что-то и остановился с небольшим креном в сторону дверей. Тишина, затем послышалось слабое хихиканье. Все застыли в тех позах, в которых были, как соляные столбы. Вдруг придушенный крик Зинки: «Достаньте меня!» Этот крик пробудил всех, стали оглядываться по сторонам. Смотрим: Зинкины ноги торчат кверху из кабины водителя. Оказалось, что она, сидя до того впереди у двери на боковом сиденье, при резком торможении вылетела вперёд и свалилась в кабину. Совместными усилиями Зинку вытащили. В это время дверцы автобуса распахнулись, и мы по очереди начали выпрыгивать в кювет, всё так же глупо хихикая. Из кювета выбрались на небольшую площадку под скалой, где расселись на валунах и начали постепенно приходить в себя. Тут вспомнили про водку. Первой дали глотнуть Зинке, которая больше всех пострадала - прямо на глазах на её коже багровыми подтёками выступали синяки и ссадины.

Досталось и второму режиссёру Саше Мстиславскому. Он сидел на заднем сиденье и при толчке вылетел в проход, где лежали ружья и пики. У него оказались повреждёнными передние зубы. Остальные удачно отделались лёгкими ссадинами. У меня, например, на голени обеих ног были продольные вмятины, говорящие о том, что я успела инстинктивно отжаться ногами и руками от сиденья, предотвратив таким образом травму груди и лица. Некоторые этого не сделали и теперь потирали ушибы и синяки. Уже несколько придя в себя, мы огляделись и пришли в трепет от того, что увидели. Потом мы долго обсуждали, что могло бы произойти, если бы всё случилось в другое время и в другом месте - чуть раньше, например, или на несколько метров дальше.

Так случилось, что наш автобус потерял управление в единственно возможном для нашего спасения месте, потому что только здесь скала, теснящая дорогу, отступала немного вправо, разбросав на небольшой поляне валуны и камни, о чьи покатые бока и бился автобус, но которые его же и остановили. Слева была пропасть, на дне которой бурлила чёрная вода, а впереди, через несколько метров, пересекая дорогу, в неё впадала вторая река, пробившая не менее глубокую расщелину. Через эту расщелину был переброшен мост шириной как раз в автобус. Если бы мы промчались ещё немного вперед, мы бы на него вряд ли попали. А вот столб высоковольтной линии, проходящей по кромке расщелины, автобус наверняка бы снёс, повесив на себя провода, да и в пропасть провалился бы, как пить дать. В общем, как это ни парадоксально звучит, для аварии было выбрано наиболее удачное место.