И в этом духе она распространялась еще полчасика.

Спрашиваю еще раз: вы бы взяли такую даму в домработницы? Вот и я не взяла! Она меня просто задавила своим откровенным пренебрежением и напористостью!

Вторая оказалась полной противоположностью первой.

Зазвонил звонок, я опасливо приоткрыла дверь и увидела за ней хорошо одетую женщину, державшуюся с вежливым достоинством.

— Илона Ивановна?

— Да, — ответила я неуверенно.

— Мы договаривались о встрече…

Я распахнула дверь. Внешне дама не выглядела, как ураган «Энни», но было в ней что-то такое… Настораживающее, если вы меня понимаете.

Дама сняла босоножки в прихожей, и за это я ее мысленно поблагодарила.

— Куда позволите? — спросила дама с изысканной вежливостью.

— Прошу вас…

И я сделала знак в направлении открытой двери гостиной.

В комнате дама уселась на краешек дивана и стала выжидательно смотреть на меня. Во всем ее облике чувствовалась привычка повелевать с царственной небрежностью.

— Простите, а почему вы решили заняться домашней работой? — спросила я смущенно. Потому что просто не представляла себе эту даму за мытьем полов.

— Я раньше работала в министерстве образования, — ответила дама с гордым движением плеч. — Потом нас сократили… Знаете ведь, в какое время мы живем…

— Ой, знаю, — пробормотала я.

— Ну вот. Нужно же на что-то жить!

Дама снова передернула плечами, на этот раз с мученическим видом. Я неловко промолчала.

— Понимаете, я еще могу до этого опуститься! До такой работы, я имею в виду…

И дама обвела брезгливым взглядом мою скромную гостиную.

— А вот моя подруга, которую тоже сократили, не может! Не может, и все тут! Говорю ей: «Валечка, ты же умрешь с голоду!» А она отвечает: «Пускай умру, Анечка, но в чужих свинарниках драить полы не буду!» Представляете, какой ужас?

— Да уж, представляю, — ответила я сквозь зубы.

— Настоящая аристократка! Сейчас таких уже не осталось. Кругом разбогатевшие плебеи, и мы у них вынуждены мыть полы. Господи, в какое время мы живем?! Все перевернулось с ног на голову…

И в этом духе она вещала примерно минут сорок.

Спрашиваю еще раз: «Вы бы взяли такую домработницу?»

Вот и я не взяла!

Да, что и говорить, времена наши назвать цензурным словом очень трудно. Но еще больше меня раздражают люди, которые стыдятся работы, которую им приходится делать. Господи! Стыдишься — не берись!

Интересно, на что она рассчитывала? Что работодатель, который платит триста долларов в месяц за совсем не каторжную работу, будет себя чувствовать бесконечно обязанным даме с министерским прошлым за то, что она облагодетельствовала его своим обществом? Скажу больше: я уверена, что работу эта дама ни за что не найдет. Потому что ни один нормальный человек не захочет иметь дома такую кучку дерьма, политую французским благовонием. Позволю себе выразиться еще жестче. По-моему, эта дама со всеми ее разговорами об аристократизме просто дура. И сократили их с подружкой отнюдь не случайно.

Не буду вас утомлять. Из четырех побывавших у меня дам каждая имела свой пренеприятный пунктик: одна не переносила запаха собак и кошек, что и довела до моего сведения, не переступая порог. Другая производила впечатление настолько несчастного и забитого существа, что я постаралась избавиться от нее как можно скорей. Хотя и проклинала в душе свою черствость.

Хватит с меня несчастных созданий! Мне своих неприятностей достаточно!

Еще одна дама мне понравилась своей приветливостью и непритязательностью внешнего облика. Но после пятнадцати минут общения я сильно заподозрила, что у дамы не все дома.

— Прописана я в Южном Бутово, — сообщала дама, сияя глазами, — но живу на Рублевке.

— О! — сказала я, не найдясь, что ответить.

— Да. Мы там живем с мужем. Он американский предприниматель, в Москве работает уже пять лет.

— О!

— Да. У нас огромный дом с кучей прислуги, но мне скучно ничего не делать. Муж живет в левом крыле, я в правом. У каждого из нас, можно сказать, собственные дома… Вот и ищу работу, чтобы не скучать.

— О!

— Да. У нас двое детей: мальчик и девочка. Они учатся в дорогих колледжах в Англии, поэтому мне без них совсем скучно. Вот я и надумала…

И дальше в таком же духе.

Нет, я, конечно, понимаю: женщине, даже вполне обеспеченной, может быть скучно сидеть дома. И некоторые продвинутые мужья дают своим женам возможность работать, хотя бы для того, чтобы они не изводили их своим нытьем. Так, одна моя одноклассница, Нелька, которой посчастливилось выйти замуж за богатого человека, возмечтала о собственном доходе. И умница-муж поступил просто: доверил ей руководство своим фитнесс-клубом! (Правда, под негласным надзором экономически грамотного финансового директора).

Таким образом, все получилось приблизительно как у Островского: и волки сыты, и овцы целы.

Но история, рассказанная дамой с пропиской в Южном Бутово, сильно напомнила мне бразильские или мексиканские сериалы. И я ей не поверила.

Не буду утомлять вас подробностями. На то, чтоб нанять приличную домработницу, у меня ушла ровно одна неделя. Я озверела от бесконечных телефонных звонков, отупела от бесконечной смены лиц в моем доме и впала в прострацию от бесконечно повторяющегося вопроса: почему вы решили заняться домашним хозяйством?

Наконец мне в дверь позвонила худенькая простая женщина среднего возраста с милым усталым лицом. Она, не мудрствуя лукаво, объяснила мне, что домашним хозяйством занимается потому, что больше ничего не умеет. Еще я выяснила, что у женщины двое детей-подростков и пьющий муж, который время от времени колотит всю семью. Так сказать, воспитывает.

— Почему вы не расходитесь? — спросила я с простым человеческим любопытством.

И женщина ответила совершенно бесхитростно, не пытаясь вызвать у меня одобрение или жалость:

— Так пропадет он один!

В общем, наш человек.

Я с облегчением вручила ей ключи от квартиры, выдала аванс в размере ста долларов и обозначила круг обязанностей.

Приходить женщине следовало раз в два дня после обеда. Уборка, поход по магазинам, если он будет нужен. Еду я просила готовить самую простую и некалорийную: мой желудок, привыкший к отсутствию жиров, отказывался воспринимать слишком сложные кулинарные изыски.

— И вообще, если нужно будет что-то сделать, я оставлю на кухонном столе записку, — сказала я.

Женщина ушла довольная и счастливая. Рабский труд на галерах для нее исключался.

Пару раз за неделю звонил наниматель и тихо торжествовал, узнав, что я еще не нашла себе помощницу по хозяйству. И за это неприкрытое злорадное торжество я ненавидела его еще сильней.

Американские благодетели сильно удивились, когда я заявила, что беру отпуск. Ведь работала я на фирме не так давно, работа у меня спорилась и работодатели были мною вполне довольны. Но возразить ничего не смогли, ибо моя должность называлась «внештатной». Только намекнули, что свято место пусто не бывает.

— Понятно, — ответила я и положила трубку.

В подобных сентенциях я не нуждалась. Мне без фирмы было гораздо тяжелей, чем ей без меня.

Неделя, целая неделя до второго визита в салон на Октябрьской! Господи, чем же мне себя занять?!

Кончался летний месяц июль, надвигался еще более жаркий август. Жить в Москве с каждым днем становилось все невыносимей. Торфяники тлели с тупым упорством, от запаха дыма голова по утрам начинала болеть и кружиться. Асфальт плавился со злорадным постоянством и добавлял свою серую струю в закопченую ауру столицы. Машин летом стало в два раза больше, чем зимой. По ночам воздух наполняли реактивным ревом байкеры, проводившие свои полуночные гонки на мотоциклах.

Наниматель передал мне триста долларов для помощницы по хозяйству. Фирма честно заплатила мне гонорары за прошедшие исследования.

Таким образом, после того как я полностью рассчиталась с домработницей за месяц вперед, у меня на руках осталась астрономическая сумма в пятьсот пятьдесят долларов. К такому богатству я не привыкла.

К тому же, меня мучила моя вынужденная лень. Всю свою жизнь я либо училась, либо работала, либо и училась и работала одновременно. День, который не был заполнен заботой о выживании, казался мне потерянным.

Еще меня мучила совесть. Почему-то особенно она оживлялась по ночам. Снотворное переместилось из холодильника на ночной столик в спальне, иначе я просто не смогла бы уснуть.

И в один прекрасный день мне все это надоело.

Я отправилась в кассу аэропорта, взяла билет и плюнула на все мои заморочки.

На море, к археологам!

Археологический сезон начинается обычно где-то в мае и заканчивается примерно в конце октября. Плюс-минус две недели на погоду и финансирование. Но в конце июля археологи могут быть только в одном месте: на пепелище старого греческого города-полиса Пантикапей.

Именно поэтому я не колебалась с выбором направления.

В Керчь самолет прилетел без опозданий. Я нашла таксиста, готового доставить меня в археологический лагерь за разумные деньги, и вспомнила свой первый приезд на практику. Господи, как же давно это было!

Осторожно уложила на заднее сиденье старенького «Жигуля» спортивную сумку с сюрпризом для археологов и плюхнулась рядом. Воздух пах йодом и сладкими экзотическими цветами.

Как же хорошо!

До лагеря мы добрались примерно за сорок минут. Дорога была свободной, машина резво катила по новому гладкому асфальту, а слева нас сопровождала синяя сверкающая лента, над которой белыми галочками чертили воздух чайки.

Море.

К морю у меня отношение почти суеверное. Во-первых, я совершенно не сомневаюсь в том, что море — живое и разумное существо. Гораздо разумней человека. Достаточно посмотреть, как заботливо оно чистит себя весной, как выбрасывает на берег мертвые гнилые водоросли и отходы человеческой жизнедеятельности в виде мусора.