И яркость.

Покоренная и очарованная Пелевиным, я с надеждой и благожелательностью устремилась к другим опусам писателей-мужчин, которых мне рекомендовал продавец как популярных. Я уже поняла, что современная литература делится на мужскую и женскую, но не впала в половой шовинизм и приобрела произведения и той, и другой противоборствующей стороны.

(Сказанное ни в коей мере не относится к Акунину и Пелевину! Это авторы для любого мыслящего существа.)

Итак, я с благоговением отложила книжку «Омон-Ра» и взялась за произведения других прозаиков.

Названия впечатляли.

«Зона».

«Братаны» в ассортименте. В смысле, первые, вторые и третьи опусы с одним подзаголовком.

«Киллер». Тоже первый, второй и третий.

«Банкуй, пока жив».

Честно говоря, поджилки у меня немного затряслись. Я открыла одну из книг наугад, прочитала несколько страниц и тут же захлопнула.

Да. Эти произведения только для сильных духом мужчин.

Помню одного такого мужчину в метро. Он стоял прямо передо мной, хмурился и читал какую-то книгу, завернутую в газету. Обложку, таким образом, я не видела и названия прочесть не смогла.

Судя по лицу мужчины, читая, он с трудом сдерживал свои эмоции. Кусал губы, изо всех сил хмурил брови и время от времени шевелил ушами. В общем, явно был захвачен интригой.

Вне себя от любопытства, я подобралась поближе к читателю и заглянула ему через плечо.

И как вы думаете, кого он читал?

Донцову!

И изо всех сил старался не рассмеяться, потому что пишет она смешно и увлекательно.

Сначала меня удивил этот факт. Я вообще считала, что мужчины обходят книги с женскими фамилиями авторов, как лавку с чумными бациллами. Но сейчас, ознакомившись с нелегким результатом мужского творчества, вполне поняла того мужчину в метро.

И порадовалась его здравомыслию.

В романах Донцовой, которые я, в общем, читаю с удовольствием, меня удивила настойчивость, с которой героиня пытается донести до читательской головы мысль о том, что вот этот продукт хороший, а вот тот продукт плохой. Нет, ну сказала раз, сказала два — и хватит! Мы запомнили!

Но нет! Автор повторяется в каждом новом опусе так настойчиво, что возникает в голове нехорошее подозрение: а не отрабатывает ли автор еще один, не литературный гонорар?

Вообще-то, идея забавная. Так сказать, реклама, донесенная персонально до потребителя. Меня интересовал только один вопрос: в курсе ли издательство относительно легких шалостей своего автора? И когда я увидела на обложке нового романа Донцовой фирменный знак упаковки куриного продукта, которым были забиты магазины и которым по ходу действия многократно восторгается героиня, то поняла: издательство не просто в курсе. Оно еще и в доле.

В общем, идея, достойная Остапа Бендера. Меня она искренне рассмешила.

Итак, я окончательно углубилась в мир женского романа.

И здесь меня ждало еще одно открытие.

Если авторы-мужчины не щадили нервов своих читателей и рисовали ужасы жизни во всей их неприглядности, то авторы-женщины, не сговариваясь, поступали прямо противоположным образом!

Из книжек, которые продавец назвал «кассовыми», были изгнаны даже малейшие намеки на те проблемы, с которыми мы сталкиваемся ежедневно.

Чувствовалось, что именно это и было главной и конечной целью опуса, а вовсе не такие мелочи, как сюжет, психологизм, литературный язык, правдоподобность и характеры героев.

Авторши просто надрывались в попытках воссоздать нереальный, несуществующий мир, где действовали галантные и глупые банкиры, не знающие, кому отдать наворованные в прошлом деньги, приезжие провинциалки, сразу и прочно ступающие на красную ковровую дорожку по пути в пентхаус, неудачливые наемные убийцы, не знающие с какой стороны у винтовки оптический прицел, и тому подобные герои.

Причем у меня сложилось такое ощущение, что дамы-писательницы кое-что знали о реальной жизни и ее трудностях. И даже, возможно, с ними сталкивались лично. Но приложили все усилия, чтобы ни один читатель об этом не догадался.

Еще одной разновидностью кассовой литературы были так называемые любовные романы. О произведениях под иностранными псевдонимами умолчу из брезгливости. По-моему, они не заслуживают отдельного упоминания.

Отечественное поле было засеяно романами, где любовь во избежание скуки смешивалась с элементами детективного жанра. Но в целом, эти романы тоже повествовали о красивой жизни.

Преуспевающие дельцы, опальные олигархи, родовитые и богатые французы с русскими корнями — все умудрялись вляпаться в неприятную историю!

Что ж, в этом присутствовал элемент правдоподобия, ибо жизнь наша такова… И помогала им выпутываться из всех передряг, конечно же, женщина. По ходу действия герои выясняли, что неземная любовь — вовсе не выдумка отдельных дам-романисток, преодолевали трудности и, оставив за спиной парочку-другую трупов, рука об руку устремлялись в светлое, одухотворенное и обеспеченное будущее.

— Читатель не хочет обременяться проблемами, — объяснил мне веселый молодой продавец на книжном рынке, отбирая популярную литературу. — Ему и так все осточертело.

Что ж, за одно только героическое усилие по утаиванию грустных нынешних реалий, я бы этим писательницам шлепала медаль на грудь. Хотя, с другой стороны…

С другой стороны, кто сказал, что читать серьезную и умную литературу — это каторжный труд? Войнович, например, назвал это утверждение глупостью!

Может, просто не пришел писатель, который сумел бы о наших нынешних трудностях и проблемах рассказать настолько талантливо и интересно, что нам захотелось бы это прочитать?

Вполне возможно!

Вспомните «Мастера и Маргариту». Кто скажет, что этот роман трудно читается? Только тот, кто его не читал, уверяю вас! Другое дело, что каждый читатель почерпнет из него в меру собственных сил, ума и житейского опыта. Кто-то копнет глубже, кто-то воспримет только поверхностную смешную и увлекательную форму рассказа… Якобы несерьезную.

«Якобы…»

Станиславский говорил своим актерам: «Зритель считает театр развлечением. Не будем отнимать у него эту иллюзию. Пускай приходит развлекаться. Некогда он усядется в кресло, погаснет свет и разойдется занавес, мы будем делать с ним то, что считаем нужным…»

По-моему, очень точное кредо любого творца.

Литература — это развлечение? Да, конечно, развлечение! Но при этом талантливый автор способен лепить из своего читателя то, что он считает нужным. А по-настоящему талантливый автор старается сделать нас немного лучше, умней и добрей, чем мы были до того, как взяли в руки его книгу. Но талантливый автор делает это так, чтобы читатель ни о чем не догадывался и получал удовольствие от процесса чтения.

Так что проблема, по-моему, не в читателях.

Проблема в писателях.

Когда-то, очень давно, я заболела графоманством и написала длинный запутанный роман на тему истории Древнего Египта. У нас в доме жила женщина, работавшая в сценарном отделе одного известного московского театра. И после уговоров моей мамы, подкрепленных небольшой суммой наличных, она согласилась почитать мой опус и высказать о нем свое мнение.

— Прежде всего, — размеренно говорила дама, глядя мимо меня куда-то в стену, — читателя не интересуют проблемы тысячелетней давности. У него своих полно. Но свои проблемы читателя тоже интересуют мало. Пишите о красивой жизни, даже если вы не знаете, что это такое. Читатель тоже не знает, так что уличить вас в невежестве не сможет.

— Теперь о героях. Их слишком много, и у них слишком сложные имена, — продолжала дама, не отрывая взгляда от стенки. А я только покорно кивала, как китайский болванчик. — По именам называйте только нескольких главных действующих лиц, остальных старайтесь характеризовать иначе. Местоимениями или прилагательными… И еще. Ваш литературный язык слишком громоздкий. Читатель не хочет читать длинные фразы. Изъясняйтесь коротко. Существительное, глагол. В крайнем случае — прилагательное. Если нет другого выхода — дополнение или междометие. Но лучше этого избегать. Существительное — глагол, существительное — глагол, вот формула успеха на сегодняшний день!

И прочитав произведения нынешних кассовых лидеров, я с рецензентом согласилась. Существительное — глагол. В крайнем случае — прилагательное. И все в восторге.

Все ли?

Дама-рецензентка напомнила мне мать одной моей однокурсницы. Людмила Константиновна преподавала на филфаке, и студенты ее страшно боялись. Я долго не могла понять, что же такого страшного может быть в хрупкой, маленькой, интеллигентной женщине до тех пор, пока случайно не попала на экзамен, который она принимала у своей группы.

Слушая отвечающего, Людмила Константиновна смотрела куда-то мимо его плеча. В стену, в потолок, в окно… И ни словом, ни взглядом, ни жестом не выражала своего отношения к ответу. Знаете, иногда смотришь на преподавателя и понимаешь: ты на верном пути.

А иногда посмотришь, и язык присыхает к гортани…

По лицу Людмилы Константиновны догадаться, на какой же ты тропинке, было совершенно невозможно. «Каменное» — вот самое подходящее слово в данной ситуации.

Она выслушивала ответ до конца, не перебивая студента и не помогая ему. После этого еще минуту молчала, как бы давая возможность реабилитироваться, и, если тишина не нарушалась, спрашивала:

— Все?

— Все! — отвечал несчастный.

— Садись, два, — говорила Людмила Константиновна, не меняясь в лице.

Примерно такое же выражение лица было у дамы, которая дала первый отзыв на мой первый литературный опус. «Садись, два!» — говорил ее бескомпромиссный взгляд. Я покорилась своей участи и оставила историю Древнего Египта в покое.

Помните, какой отзыв получил Булгаков от одного литературного Цербера?