Я испытал восторг, познал триумф и высшую радость, но случалась в моей жизни и боль.

Мне трудно сказать, чего было больше.

Я смотрел на расстилавшееся передо мной поле и вспоминал, вспоминал…

Моя последняя игра здесь. Конец моей школьной карьеры. Двадцать тысяч на трибунах. Сотня скаутов из разных колледжей. Радио. Телевидение. Для нашего маленького городка это был настоящий праздник. «Ю-Эс-Эй тудэй» дал той встрече высший рейтинг и поместил фотографию команды на всю первую страницу. Соперники первыми вышли на разминку. Их болельщики приехали на нескольких автобусах, и вся гостевая трибуна превратилась в бурлящее черно-фиолетовое море. Джим Нилз топтался возле раздевалки. Когда я вышел, он протянул микрофон и, подпустив в голос сомнения, сказал:

– Ты еще совсем мальчишка, а тут такое давление. Думаешь, выдержишь?

Помню, я посмотрел на гостевую трибуну и подумал о том же самом. Пауза затянулась. Секунда… две… Наконец я пожал плечами.

– Что ж, поживем – увидим.

Джим, вечный скептик, улыбнулся и опустил микрофон.

– Да, посмотрим.

Мы прошли к конечной зоне. Дым-машина гнала клубы пара на бумажный баннер, изготовленный для нас группой поддержки. Весь день шел дождь. Промокло и поле, и мы сами. Ветерок продувал через маску и сушил пот на лице. Скошенная трава. Свежая краска. Пот. Волнение. Ждущее разрядки нервное напряжение. Наши трибуны, окрашенные в гранатовые и черные цвета. Размалеванные физиономии, размахивающие полотенцами гордые мамочки, раздувшиеся от важности отцы с банальными историями. Лучи прожекторов на лицах чирлидеров с заплетенными в хвост волосами и духовом оркестре.

Команда попросила меня выбежать первым, но я отказался – я никогда первым не выходил.

– Парни, я четыре года смотрел на задницу Вуда и думаю, сейчас не время что-то менять.

Они посмеялись. Требовалась какая-то разрядка. Когда из динамиков донеслись вступительные звуки «Безумцев» в исполнении «Ред Райдер», наш второй капитан, Вуд, неисправимый клоун, порвал баннер и вылетел из тумана, изобразив неудачный бэкфлип, и тут же следом за ним Родди выполнил подряд четырнадцать бэкфлипов в полном снаряжении и закончил сплитом. Сигнал противнику – по одному сальдо на каждую победу.

Зрители неистовствовали.

Я стоял в углу эндовой зоны, ожидая, когда назовут мое имя. В последний раз. Конец одной карьеры и начало другой. 59—0. Будет ли 60—0? Такого, согласно статистике, в школьном футболе еще никогда не было. Во всех последних интервью речь обязательно заходила об этом. Даже в программах общенациональных сетей. А ты сможешь? Каждый интервьюер хотел сделать передачу обо мне, но получалось только о нас.

Большая разница.

Я стоял, окруженный ребятами, с которыми проливал пот и кровь, ребятами, номера которых знал так же хорошо, как и имена. В углу, мысленно пробегая до центра поля, одиноко пританцовывал Майки: последняя игра могла помочь ему наладить отношения с отцом. Кевин пробегал глазами по трибунам и прикидывал, какая из девушек займет его воображение после финального свистка. Ронни, опустившись на колено, присматривался к костоломам-защитникам, соображая, за команду какого колледжа ему выпадет шанс выступать. Родди смотрел на поле, представляя, как будет прорываться через оборону противника, включая на полную свою поразительную скорость. В отчете скаута о нем говорилось так: «Великолепное сочетание силы, скорости, подвижности и атлетизма; такого ресивера большинство рекрутеров не видели давно». Остальные парни собрались возле конечной зоны.

И вот, наконец, я. Под номером 8. Самый подходящий номер для квотербека, так мне всегда казалось. И в этой позиции «Стрит-энд-Смит» поставил меня на первое место.

Из-за нескольких дополнительных слоев ленты у меня плохо работала лодыжка. Неделю назад парень по имени Томпсон, внешний лайнбекер, вцепился так крепко, что я протащил его до самой конечной зоны. Томпсону это не понравилось, и он крутанул меня в свалке. Все интервьюеры только о нем и беспокоились. С лодыжкой проблем не возникло. Еще раньше, когда я только начинал, тренер передал мне право изменять тактику игры. Томпсон либо не знал об этом, либо ему не было до этого дела. Поэтому в следующей серии мы использовали такую возможность: Кевин встретил его железобетонным блоком – сломал два ребра.

Левая рука распухла и пульсировала болью, как будто кто-то бил по ней молотком. К счастью, перелом получился закрытым, и кость не выскочила наружу. Врач в отделении неотложной помощи хотел оперировать сразу же, но я не согласился. Он сказал, что в любом случае – с операцией или без – на лечение уйдет две недели. Вуд и Одри об этом знали, впрочем, как и обо всех сопутствующих обстоятельствах, но ничего не сказали. Был и еще один человек, который знал, но у него, точнее, у нее, имелись свои основания для молчания. Я знал, что если не поврежу руку в ближайшие сорок восемь минут, то она в итоге заживет.

Чего я не знал, так это того, что события, в результате которых это случилось, не прошли бесследно.

Одри стояла у своего места на пятидесятифутовой линии. Камеры уделили ей внимания не меньше, чем мне. Шестьдесят семь команд предложили мне стипендию, и репортеры догадывались, что она знает о сделанном мною выборе. Мы никому еще ничего не сказали, и Одри бережно охраняла секрет.

Она применила боевую раскраску. Надела мой свитер. Трясла кувшином. Кричала. И не сводила с меня глаз. День подписания приходится на февраль, но нам уже не давали проходу. Всем хотелось знать. Парочка комментаторов даже обсуждала вариант, предполагавший, что я не пойду ни в какой колледж, а сразу на драфт, и попрошу лигу сделать для меня исключение. Вот настолько он хорош.

Но я не собирался пропускать колледж.

Зрители вскочили на ноги. Над головами качались растяжки: РАКЕТУ В ПРЕЗИДЕНТЫ! ЖЕНИШЬСЯ НА МНЕ?

Диктор выкрикнул мое имя.


Шла третья четверть. Мы устали. Ничего не получалось. Их защита сеяла хаос в нашей атакующей линии. Парни смотрели на меня, качали головами. Никто не знал, что делать. Меня валили уже семь раз. Их тэкл[22], настоящий великан, возил моего гарда[23], Фрэнка, как мешок с картошкой. Я схватил Вуда за маску, притянул к себе и сказал:

– Мне надо четыре секунды! – Это означало, что ему придется взять на себя обоих защитников. – Это все. Можешь дать мне четыре секунды?

Он оглянулся через плечо, смерил их расчетливым взглядом и кивнул.

Вуд ввел мяч в игру, отдал все, что мог, и я послал вперед Терри, который пересек линию без малейших помех. Дальше просто покатило, и мы взяли еще четыре очка. В тот вечер я дал восемь пасов на тачдаун. Сделал два забега в зачетную зону. В нападении мы набрали почти тысячу ярдов. Джим Нилз заявил в прямом эфире, что смотрит представление, которое нельзя превзойти.

Впервые в истории школьного футбола национальный чемпионат выиграла неприметная команда из небольшого городка в южной Джорджии. Команда, оказавшаяся в компании тех, кого она ни при каком раскладе не должна была победить. Команда во главе с Вудом вынесла меня на плечах. Моя мама на трибуне обнимала Одри. Они обе плакали и смеялись.

Да, в моей жизни были хорошие моменты.


Я открыл глаза. На поле сошла тень. Я моргнул и увидел одинокую фигурку – мальчишка бросал в воздух мяч. Худенький. Высокий. У его ног лежало несколько мячей. С крестовины ворот на разной высоте свисало три шины. Издалека я не слышал ни звука. Он стоял на тридцатиярдовой линии с мячом в руке. Следуя собственной мысленной стратегии, мальчишка сам ввел мяч в игру и бросил его в одну из трех свисающих с перекладины мишеней. Сильный, атлетичный, быстрый. Он хорошо работал ногами, у него были хорошие бедра и хороший, быстрый бросок, но при всем своем таланте мальчишка выглядел смущенным. Казалось, он борется с чем-то у себя в голове. И это не лучшим образом сказалось на броске: само движение получилось скованным, безобразным, неестественным. И как результат бросок вышел неточный.

Как будто в голову ему забрался тренер, подсказывающий, как нужно бросать. Я наблюдал за парнем целый час, а он все бросал, бросал и бросал. Упорства и твердости ему было не занимать, но все портило неверное движение. Судя по языку тела, он и сам понимал, в чем проблема. Сделав сотню бросков, из которых лишь несколько оказались более или менее прицельными, парень пробежал две тысячи ярдов, сделал пару сотен отжиманий и приседаний, после чего тихо и спокойно ушел. Ни фанфар, ни сопровождающих, и улучшения, увы, никакого.

Парень уже скрылся из виду, когда за спиной у меня прозвучал знакомый голос, и на душе у меня потеплело.

– Говорят, он – будущий ты.

Глава 9

Я повернулся и увидел сидящего чуть выше Коуча Рея. Я не знаю, когда он пришел, не знаю, может, все время там сидел. Руки на коленях, в зубах зажата трубка. Рей кивнул в сторону мальчишки.

– Если помочь, парень может и твой рекорд побить.

Я поднялся. Он тоже встал и шагнул ко мне, без колебаний раскрыв объятья.

– Так и думал, что найду тебя здесь. Как дела, сынок? Что будешь делать?

Я обнял его.

– Вот сижу и сам о том же думаю.

Он усмехнулся.

– Из одной тюрьмы в другую.

– Вроде того.

Рей положил руку мне на плечо:

– Хорошо выглядишь.

Мы стояли, смотрели на поле, вспоминали. Рей выбил трубку, набил ее табаком «Картер Холл», раскурил, глубоко затянулся и выпустил клуб дыма, окутавший нас сладкими воспоминаниями и ароматами. Мы вместе проводили мальчишку взглядами.

– Его зовут Далтон Роджерс. Большинство зовут его просто Ди. Ноги как у оленя. Но, как ты и сам видишь, у парня небольшая проблема.

Я кивнул.

– Да.

Рей сжал зубами трубку.

– Тренер у него – идиот.

– Ну, если этому его научил тренер, то помощи от него мало.

– Тренер – Деймон Фелпс. Ребята зовут его Коуч Демон. Ну и еще кое-как. Не самый приятный тип. Любит покричать, наорать, попихать. – Он обнял меня за плечи. – Рад тебя видеть.