Заледеневшими пальцами я достаю из сумки телефон, чтобы позвонить Савве. Его наверняка позабавит то, что он был прав в своей нелюбви к Вике. Кстати, это удачный момент рассказать о том, что я была замужем. Господи, как же хочется очутиться в его объятиях и хотя бы ненадолго забыть.

Я не успеваю ткнуть в его номер, потому что на экране появляется сообщение от адресанта, чье имя уже минут десять как вызывает у меня отвращение:

«Мирр, только, пожалуйста, Семену ничего не рассказывай. У нас ведь с ним сын».

35

Я отпиваю третий по счету бокал вина и смотрю на Савву, сидящего напротив. Алкоголь отлично справился с назначенной миссией: временно притупил боль, оставив со мной лишь горькую иронию.

— Теперь ты знаешь, что однажды я была замужем. Не похоже, что ты сильно удивлен.

— Не вижу ничего удивительного в том, что кто-то захотел тебя получить и даже подстраховался, закрепив свое владение бесполезным штампом в паспорте,  —невозмутимо произносит он. — И также неудивительно, что этот кто-то так и не смог по достоинству тебя оценить. Слабаков время от времени тянет переключиться с ресторанной еды на дешевый фастфуд. Не каждый способен регулярно пользоваться столовыми приборами и смаковать вкус блюд, ведь куда проще и не энергозатратнее купить жирный гамбургер и запихать его в себя, не выходя из машины.

Пусть я сама время от времени балую себя походами в рестораны быстрого питания, это не лишенное снобизма сравнение вызывает во мне прилив самодовольства. Четыре года назад измена мужа ранила не только мое сердце, но и женское эго. Жаль, что рядом не было человека, который мог бы так уверенно сравнить меня с ресторанным шедевром, а любовницу Димы — с куском бигмака. Наверное, с этой мыслью все переживалось бы немного проще.

— Больше всего меня огорчает то, что это признание обесценило целое десятилетие моей жизни. Сколько раз мне теперь придется возвращаться в прошлое, чтобы переосмыслить воспоминания, связанные с нашей дружбой? Так многих счастливых мгновений теперь можно смело выкинуть на помойку.

Я благодарна Савве за то, что в его взгляде нет жалостливого сочувствия, с которым на меня бы наверняка смотрели Ирина или кто-то из знакомых. Сейчас я хочу понять, как мне поскорее переступить через открывшуюся правду и жить дальше. Завтра в офисе состоится важное совещание, где никому не будет дела до моих внутренних терзаний. Я не могу позволить себе потратить еще один год, смиряясь с мыслью, что в мире есть место столь изощренной подлости.

Господи, неужели интрижка с Вельдманом стоила нашей дружбы? И сколько раз вообще Вика меня подставляла? Любое когда-либо произнесенное ею слово теперь не стоит и ржавой копейки.

Савва щурит глаза.

— А ты бы предпочла и дальше оставаться в неведении?

— Конечно нет. Напротив, я бы предпочла узнать обо всем раньше. Вышвырнуть этих двоих из жизни еще четыре года назад, переболеть оптом и никогда больше не возвращаться к их мерзкой странице.

— Тогда правильнее чувствовать облегчение, потому что это наконец случилось. Десятилетию обмана пришел конец, и ты можешь идти дальше налегке. Избавляясь от мусора, ты делаешь воздух вокруг себя свежее.

Я вращаю ножку бокала в руке, пытаясь по-настоящему проникнуться смыслом этих слов. В глубине души я и сама это понимаю, но тупая ноющая боль в левой половине груди пока мешает целиком отдаться рациональности.

— В теории все так. Но признавать, что ты так долго инвестировал время не в тех людей, всегда тяжело. Это как лишится кирпича из фундамента, понимаешь? Когда черепица слетает с крыши, ее можно легко заменить. А вот разочароваться в людях, которых ты считал самыми близкими, угрожает сохранности самого дома.

— Именно поэтому нужно помнить, что люди недостойны того, чтобы подпускать их к себе, — губы Саввы трогает легкая улыбка, но его взгляд остается темным и предельно серьезным. — Эгоизм встроен в нас как защитная функция. Ни один человек не должен становится фундаментом другого. Предают и причиняют боль все: родители, дети, супруги, друзья. Привязанности ослепляют. Гнилую сущность твоей подруги не разглядел бы даже слепой, но ты отказывалась ее видеть.

Это еще одно его высказывание, вызывающее во мне стойкое неприятие. Что это за мир, где каждый будет сам за себя? Я считаю себя здоровой эгоисткой, но при этом в моей жизни есть люди, с которыми мне очень близки: Ирина с работы, двоюродная сестра, с которой мы созваниваемся дважды в неделю по скайпу, мои мама и папа.

— Я не хочу жить без привязанностей. Они делают нас живыми.

— А я не кажусь тебе живым?

— А у тебя нет привязанностей?

Расслабленно улыбнувшись, Савва качает головой.

— Нет.

Эти короткие три буквы ударяют по мне с такой силой, что от новой вспышки боли не спасает даже выпитый алкоголь. У него нет привязанностей? Совсем? А для чего тогда это все? Этот разговор, наш невероятный секс и то, с каким рвением Савва меня завоевывал?

Опустив глаза в попытке спрятать эмоции, я тихо уточняю:

— А как же родители?

— Я не был близок ни с одним из них.

Возьми себя в руки и просто спроси его. Ты ведь не трусиха и тебе не пять лет. Если сегодня станет одним разочарованием больше, я это как-нибудь переживу.

Я снова смотрю ему в глаза. Пусть ответит. Даже если для него наши отношения ничего не значат — я должна это знать. Хватит жить во лжи.

— А как же я?

— Ты это другое. Я не смотрю на тебя сквозь призму выдуманных очков. Вижу тебя насквозь, и ты все равно кажешься мне совершенной. Привязанность — нелепое определение, не имеющее ничего общего с тем, что я к тебе испытываю.

От волнения мое сердце колотится как сумасшедшее, и даже голос немного осип.

— А какое определение не кажется тебе нелепым?

Савва отвечает не сразу. Склонив голову набок, он неспеша обводит взглядом мое лицо, шею, пальцы, застывшие на ножке бокала.

— Много разных. Одно из них восхищение.

Я чувствую себя школьницей, на которую обратил внимание понравившийся старшеклассник. Внутри что-то трепетно дребезжит, розовеют щеки. Савва в очередной раз заставляет меня чувствовать себя абсолютно уникальной.

— Знаешь, что не дает мне покоя? — спрашиваю я, откашлявшись. Мне требуется срочно перевести тему, чтобы перестать смущаться и краснеть. — Почему она решила признаться именно сегодня? Четыре года прошло. Учитывая свою должность, вряд ли Вельдман когда-нибудь набрался смелости бросить правду мне в лицо, а в версию с внезапным раскаянием Вики я не верю. Что-то должно было случится, чтобы ее прорвало.

— Может быть, Вики чего-то испугалась? — с усмешкой уточняет Савва.

— Чего именно? — иронизирую я ему в тон и залпом осушаю остатки вина в бокале. На сегодня точно хватит. — Сгореть в аду? Даже если завтра она уйдет в монастырь отмаливать грехи, места в раю ей не светит, и она об этом знает.

— Возможно, она очень сильно боится потерять так называемый фундамент.

36

— Договор находится на рассмотрении у юристов «Аэлиты», — отчитываюсь я, глядя на генерального. — Вряд ли по нему будут серьезные замечания, поэтому можно готовить поставку.

— Максим Константинович, — глаза Андреева перемещаются на руководителя отдела снабжения, и тот моментально подается вперед, демонстрируя готовность внимать сказанному, — ты слышал? Дело под твой личный контроль отдаю. Каждый пункт отгрузки согласовывай с Миррой Георгиевной. После совещания всю информацию у нее запроси.

— Так у меня уже все есть, — с готовностью отвечает Медянников. — Отдел продаж мне два дня назад всю информацию передал. Кузнецова с транспортом ждет отмашки.

Взгляд генерального теплеет, он выпускает из рук карандаш и удовлетворенно откидывается в своем кресле.

— Молодец, Мирра Георгиевна. Вот это, друзья, и есть пример слаженной работы.

Еще полгода назад я бы замлела от такой похвалы, но сейчас не чувствую ничего. Я всегда заранее передаю заказы в отделы, чтобы в последний момент не возникало накладок с отгрузками и транспортом, однако Андреев подчеркнуто выделяет меня именно сейчас, когда рядом не оказывается его правой руки. При этом я уверена, что по возвращению Гордиенко в строй, мне вновь укажут на мое место. Возможно, Савва и прав насчет отдельных личностей: они не стоят привязанности.

— Ты обедать, Мирр? — Ирина перехватывает меня, когда я иду к лифту прямиком из зала совещаний. — С тобой пойду. Такое обалденное мясо потушила с утреца, и в контейнере на столе забыла, представляешь? Обидно — капец.

— Я не на обед, а к Гордиенко в больницу. Несколько дней собираюсь, а сегодня уже и сам Андреев попросил фрукты и цветы ему от офиса купить.

— Ой, а никого другого он послать не мог? — моментально ощеривается Ира. — Почему не Колесова, который уже неделю говно пинает, жалуясь на творческий кризис, не Макарова, не Ледовского, в конце концов?

— Не мужское это дело — с цветами по больницам бегать, наверное, — усмехаюсь я, тыча в кнопку лифта.

— Ага. Делами тебя похуже любого мужика в офисе загрузил, а когда понадобилось — вспомнил, что ты, оказывается, дама, призванная окружать мир теплом и заботой. Удобно, однако, устроилось нынешнее «сильное» поколение. Обязанности с женщинами поделили поровну, но жрачку им на стол мечи по расписанию. Онлайн-курс «Охреневший мужик», что ли, где-то прошли?

Меня веселит и одновременно согревает ее искреннее эмоциональное возмущение. Смогла бы Ирина когда-нибудь переспать с чужим мужем? Уверена, что никогда.

На самом деле, я могла отказаться от визита в больницу, сославшись на занятость: в моем теперешнем положении я могу себе это позволить. Это, скорее, мое личное желание — навестить Гордиенко. Хороший способ зарыть, наконец, многолетний топор войны и продолжить спокойно сосуществовать рядом.