— Чай, кофе? — его взгляд фокусируется на моем лице, и мне требуются усилия, чтобы не отвести свой. В левой половине груди неприятно тянет. Савва поступил жестоко по отношению к другим людям, поставив под сомнения все, что я знала о нем, но, глядя на него, я все еще вижу перед собой человека, пленившего меня своим умом, харизмой и сексуальностью. Господи, когда я успела настолько близко его к себе подпустить?

— Ничего не нужно, — мой голос напоминает звук автоответчика, пока я развернувшись спиной, иду в гостиную. — Я пришла выяснить кое-что, и сразу после этого уеду.

Взгляд падает на диван, на котором мы столько раз занимались сексом и просто лежали в обнимку, разговаривая обо всем. Может быть, это все же нелепая случайность?

Проглотив подступающий ком, я поворачиваюсь и вздрагиваю. Савва стоит гораздо ближе, чем я рассчитывала, и при желании я могу вдыхать его запах.

— Я жду, когда ты начнешь задавать свои вопросы, — на его губах появляется подобие улыбки. — Хотя, кажется, ты уже знаешь на них ответы.

— Из-за тебя заместитель генерального лежит в больнице с сотрясением и травмой паха? — хриплю я, глядя в его невероятные, до отвратительности невозмутимые глаза.

— Конечно, из-за меня. Нельзя долгое время безнаказанно прожить сволочью.

Грудную клетку начинает печь от невозможности полноценно вздохнуть. Призрачный шанс на невмешательство Саввы только что пошел прахом. Это его рук дело.

-- Ради интереса я навел справки, - как ни в чем не бывало продолжает Савва. - На совести правой руки вашего генерального директора не менее пяти увольнений за последние семь лет. Двое личных помощниц, три стажерки в разных отделах, которых он как и тебя любезно взял под свое крыло. Но даже если бы их не было — разве случай с тобой не повод навсегда отбить у него желание злоупотреблять служебным положением?

Пять увольнений? Я понятия не имела… Вернее, думала об этом, но вскользь, не давая собственной совести чересчур себя грызть за проявленную отстраненность.

— Никто не давал тебе права чинить расправу над людьми, даже такими как Гордиенко. У него есть жена и дети…

— Мирра, — Савва морщится словно ему неприятно. — Избавь меня от ханжеских лозунгов. Это говоришь не ты, а шаблоны, к которым принято обращаться в любой ситуации, где якобы ущемляются азы гуманизма. Ты правда считаешь, что наличие иждивенцев делает любого мудака неприкосновенным? То есть вашему заместителю можно портить жизни другим, не заботясь об их проблемах? Развращая их, на корню убивая уверенность в том, что в современном обществе можно строить карьеру честно? Ты всерьез полагаешь, что остальные в это время должны милосердно думать о его жене и детях? Он, а не я возложил на себя обязанности заботится о семье, которые он успешно провалил. Никто не заставлял Матвея Андреевича изменять своей жене, принуждая других с ним спать. Всегда нужно помнить о законе бумеранга.

— Если таковой закон и существует, но вселенная, а не ты должна им распоряжаться.

Савва склоняет голову набок, и его глаза начинают искрить почти мальчишеским озорством.

— Это как посмотреть. Все, что происходит в мире, так или иначе дело рук человека. Вдруг оттоптанная мной мошонка — и есть воля вселенной?

Я хмурюсь. Подобного рода юмор мне абсолютно не по душе, как и то, что Савву это определенно забавляет.

— А как ты заставил Андреева дать согласие на договор? Ему ты тоже чем-то пригрозил?

— Вашему генеральному директору? — брови Саввы удивленно приподнимаются. — Конечно нет. Зачем? Он просто ссучившийся старый идиот, уставший думать. Хватило и того, что его попавший в больницу заместитель предложил ему изменить решение относительно твоего контракта. Ты стала необходимой и все преференции естественным образом повернулись в твою сторону. Эта победа полностью твоя заслуга, и я не имею к ней никакого отношения.

Упоминание о заслуженной победе заставляет сердце екнуть, потому что Савва снова безошибочно угадывает невысказанное. Меня эгоистично заботит, что крупное достижение, записанное мной себе на счет, окажется делом рук совершенно другого человека. Сейчас мне приятно, что даже отвечая на мои обвинения, он держит это в голове.

— Следующий вопрос: что ты сказал Вике в клубе?

— С ней я был предельно вежлив. Всего лишь попросил ее передать привет Дмитрию Вельдману.

Так вот почему она тогда так побледнела: потому что ее многолетний секрет неожиданно попал под угрозу. Поэтому она пыталась посеять во мне сомнения относительно Саввы. Она его боялась.

— Как ты вообще об этом узнал? Хакерская атака? Вскрытые базы данных? Компьютерные технологии? — сыплю первым, что приходит в голову.

— Можно было бы выбрать одну из твоих версий, но у нас ведь честный разговор. На этот счет есть своя история, которую стоит рассказать отдельно. Не сейчас, когда у тебя еще осталось ко мне столько вопросов.

Я чувствую, как снова плывет голова. Сколько еще мне предстоит узнать? Складывается впечатление, будто все это время я жила в выдуманном мире и лишь сейчас начинаю видеть его без прикрас. Вика и Савва как-то связаны? Или Вельдман и Савва? Чт происходит?

— Она сделала как ты просил, но ты все равно не сдержал слова. Это ведь было условием? Вика признается во всем мне, а ты ничего не скажешь Семену?

— Хранить ее тайну показалось мне несправедливым. Она дважды сделала тебе больно: первый раз четыре года назад, второй раз — своим признанием. Одна слезливая истерика — и твоя так называемая подруга продолжила бы жить так, как жила раньше, продолжая обманывать всех вокруг, включая друзей и собственного мужа. Сейчас же она получила настоящий урок.

— Ты не имел права вмешиваться в жизни других людей, — хриплю я, огорошенная такой вседозволенностью. — Насколько далеко ты был готов зайти, чтобы ее наказать? Сергею ты тоже что-то рассказал?

— Тому, кто был с ней в клубе? Это лишнее. Вики интересует его ровно до тех пор, пока не начнет требовать большего. Вопрос пары недель, когда он закончит их связь, испугавшись необходимости терпеть ее ежедневное присутствие. Ее муж никогда не был препятствием для их отношений. Он был необходимым условием.

От той уверенностью, с которой Савва это говорит, мне становится окончательно не по себе.

— Откуда ты это знаешь? — спрашиваю я, за секунды ощущая себя неопытной девчонкой. Я ведь все время полагала, что Сергей мириться с браком Вики от невозможности что-либо изменить.

— Порой мне становится скучно оттого, насколько хорошо я знаю людей, — иронично улыбается Савва. — Следующий вопрос? После свалившегося на тебя прозрения, он просто обязан был прийти тебе в голову.

Тревожная мысль, которая тайно осела у меня на подкорке, начинает оживать от этих слов, увеличиваться в размерах, давить. Застыв в оцепенении, я отгоняю ее от себя. В каждом человеке присутствует инстинкт самосохранения, защищающий его от стресса, и порой он застает прятать голову в песок. Вот уже пару часов то же происходит и со мной: чудовищная догадка точит меня изнутри, навязчиво жужжит в ухе, но я продолжаю от нее отмахиваться. Мне с ним слишком хорошо, он слишком умен, слишком красив, чтобы допустить возможность того, что правда бывает настолько жестока.

Но то, с каким требовательным ожиданием Савва смотрит на меня, не оставляет мне шанса. Я ведь не трусиха, и совсем не факт, что это окажется правдой. Потому что это слишком. Слишком для всего.

— Привязанности ослепляют, Мирра, а мне не нужна твоя слепота. То, что есть между нами достойно того, чтобы видеть друг друга без фильтров. Я тебя вижу. А ты готова увидеть меня?

Напряжение в висках достигает такого пика, что я чувствую подкатывающую дурноту. Жизнь достойна того, чтобы видеть ее без фильтров, но мне все равно становится чудовищно страшно. Его синие глаза все еще такие же синие, а если он улыбнется — то на его щеках появятся эти неповторимые ямочки.

— Это ты подослал того бомжа, чтобы тот на меня напал?

Сейчас я прекрасно представляю, что чувствуют люди, к чьей голове приставлен пистолет. Хочется зажмуриться.

— Ты не оставила мне ни единого способа к себе подойти, Мирра, — его голос звучит мягко и почти сочувственно. — А я всегда добиваюсь своего, ты ведь помнишь? Конечно, это был я.

38

Если бы сейчас мне предоставился шанс изменить прошлое, я бы не раздумывая перемотала время на минуту назад, чтобы не слышать этих слов. Как выясняется, я совершенно не была готова к тому, что нелепое подозрение, закравшееся в мое подсознание, окажется правдой. Возможно, я и сейчас ему не верю, потому что вместо того, чтобы заорать матом или, на худой конец, молча развернуться и уйти, стою и растерянно хлопаю глазами.

Савва нанял бездомного, чтобы тот меня напугал? Инсценировал изнасилование, чтобы выглядеть героем и завоевать мое расположение? Это сделал человек, который встречал меня с работы, дарил цветы, трахал часами и разговаривал о смысле жизни? С которым я делилась тем, как прошел мой рабочий день и которому делала минет?

- Тот мужчина вонял как помойная яма, - ошарашенно шепчу я, глядя поверх плеча Саввы. - И он меня облапал. Я думала, что все было по-настоящему.

- В этом был весь смысл, - долетает до меня ровный голос, в котором нет даже намека на сожаление. - Ты должна была поверить, что все происходит по-настоящему.

- Он засунул свою грязную руку мне в трусы. Из-за него я подвернула ногу и две недели хромала. Он ударил меня и разбил мне губу. Меня никогда никто не бил.

- И за все это он больше никогда не сможет шевелить пальцами и ходить, - будничным тоном произносит Савва. - Собственно, он теперь вообще мало на что способен. Всего этого не было в моем плане, но как я уже говорил, отбросы не способны думать.