Он появляется в зале спустя полчаса. К тому времени я успела пригубить второй фужер шампанского, но даже он не уберег меня от начавшего тремора. Черные костюм и рубашка делают Савву старше и сгущают цвет его глаз до глубокой стали. Глядя на него, становится ясно, что он и есть хозяин вечера. Это читается во взгляде, которым он одаривает окружающих, в его неспешных поворотах его головы, в походке. Люди это чувствуют и реагируют должным образом: улыбаются ему чересчур широко, смотрят оценивающе, с любопытством, а когда Савва уходит, тотчас начинают его обсуждать.

Интересно, в чем цель этого мероприятия? Покрасоваться? Развлечься? Вряд ли сборище пресыщенных снобов каким-то образом простимулируют продажи его компьютерной игры. И для чего приглашена я? Чтобы увидеть весь этот помпезный карнавал с заискивающими лицами, и понять, что я потеряла? Вряд ли с его знанием людей Савва всерьез полагает, что может купить меня на подобную мишуру. Трех его дорогих машин было вполне для этого достаточно.

— Это он? — звучит под ухом вопросительный голос Андреева. — Раевский? Молод, однако. Кстати, знакомое лицо.

Потому что ты видел его на парковке возле своего офиса, когда он приезжал, чтобы встретить меня. Когда наша с ним связь укладывалась в понятия нормальности, и я была очень счастлива.

— Да, он, — киваю я, щедро отпивая дорогущее шампанское, любезно предоставленное хозяином вечера. Отворачиваюсь, чтобы перевести дыхание, и перестать невольно им любоваться. Не вспоминать, какое твердое и горячее тело скрывается под этим костюмом, не желать растрепать его зачесанные назад волосы. Я ведь пришла сюда напомнить ему, что я не простила. Мне ни в коем случае нельзя давать себе слабину.

— Здравствуйте, Константин Борисович, — выстрелом звучит в спину как раз тогда, когда я абсолютно к этому не готова. Да, Савва умеет выбирать момент. — Рад, что вы приняли мое приглашение.

Приклеив к лицу вежливую улыбку, я поворачиваюсь. Не удивлюсь, если Савва все это время смотрел мне в затылок, потому что мы моментально встречаемся глазами.

— Здравствуйте, Савва, — не дожидаясь его обращения, я приветствую первой. — Замечательная вечеринка.

— Это мой заместитель, Ордо Мирра Георгиевна, — не скупится на мое полное имя генеральный, беря на себя миссию старшего покровителя.

— Я знаю, — взгляд Саввы ни на секунду не сдвигается в моего лица, в то время как я разглядываю заживающую царапину на его щеке. — Приглашения ведь были именными.

Нам нужно прекращать эти обоюдные разглядывания во избежания лишних вопросов, но я не могу оторвать взгляд. Небольшой пульсирующий островок боли внутри меня отчаянно стонет: зачем? ну зачем ты все испортил? Рядом с тобой мне хотелось быть слабой, и ты действительно меня не боялся.

— Прием по высшему разряду, — продолжает басить Андреев в попытке переключить на себя внимание хозяина вечера. — Ваша сфера деятельности — интернет-индустрия, правильно я понимаю?

— Совершенно верно, — жжение на моем лице ослабевает, и Савва переводит глаза на генерального. — Интересуетесь компьютерными играми? Может быть, ваши дети?

Спроси это кто-нибудь другой — Андреев бы наверняка фыркнул, но сейчас лишь уклоняется от ответа:

— Сам я староват для игрушек. А дочь, может, и увлекается, не могу знать. Она у меня учится в Штатах.

— В Штатах? Какой университет? - Савва  выглядит слишком заинтересованным, чтобы я могла поверить в искренность его любопытства. - Здесь становится шумно. Если хотите — можем пройти за мой стол в том конце зала, чтобы продолжить наше знакомство.

Я в очередной раз поражаюсь, как точно он выбирает жертву. Сейчас он не смотрит на меня — его внимание целиком сосредоточено на генеральном. Все выстрелы попадают в цель: судя по его раздувшегося от самодовольства лицу, Андрееву не терпится обсудить учебу дочери, и к тому же он явно польщен поступившим предложением. Еще бы: здесь собралось столько известных лиц, а за стол организатора позвали именно его.

— Константин Борисович, — стараясь не действовать резко, я трогаю его за рукав пиджака. — Вы ведь с Комаровой хотели пообщаться. Я как раз ее вижу. Если хотите — я сама с ней поговорю, а вы можете продолжить знакомство с господином Раевским.

Взгляд Саввы прожигает мою щеку, но я мужественно его терплю, ожидая ответа Андреева. Меня устроит любой. Пойдет ли он за ВИП-стол, либо же присоединится к беседе с Комаровой. Я очертила границу. Сегодня Савве не удастся с тем же успехом дергать меня за ниточки.

43

— Спасибо за приятную беседу, Валентина Викторовна, — почти искренне говорю я, прощаясь с именитой собеседницей.

С генеральным директором косметического холдинга «Авалон» я виделась трижды, но такую продолжительную и непринужденную беседу имею впервые. Комарова рассказала мне о скором запуске новой линейки молодежной косметики, похвалила идею сотрудничества с «Аэлитой», слухи о котором уже давно вышли за пределы нашего офиса, и даже поинтересовалась брендом моего платья.

Я, разумеется, безумно польщена, ибо пока не достигла тех карьерных высот, когда комплименты от гиганта косметической индустрии, коей является Комарова, принимаются как должное. Ощущать себя целиком удовлетворенной мешает лишь его присутствие. Я ни разу не бросила взгляд на ту половину зала, куда после вежливых приветствий ретировался Андреев, но ни на секунду не перестаю чувствовать на себе внимание Саввы.

Увы, с уходом Комаровой у меня больше нет повода оставлять генерального без пары, и нужно идти к их столу. Будет странно, если наш рабочий тандем распадется посреди мероприятия.

Мое тело как два враждующих лагеря: одна часть протестует каждому шагу, приближающему меня к хозяину вечера, а вторая, напротив, подгоняет, ведомая потребностью услышать слова, адресованные им лично мне и хотя бы ненадолго зажечься той химией, которая по-прежнему существует между нами. Я снова хочу ощутить себя особенной.

— А вот и Мирра Георгиевна вернулась, — басит Андреев, расплываясь в добродушной улыбке. — А мы тут с Саввой Вениаминовичем как раз твой последний проект обсуждали.

Я безучастно смотрю, как он выдвигает для меня стул и механическим кивком головы приветствую присутствующих за столом. Савва сидит не один. С девушкой. Ее плечо прижато к его пиджаку, взгляд сосредоточен на нем, улыбка на глянцевых губах играет лишь для него. У меня нет комплексов по поводу собственной внешности, но сейчас я готова признать, что блондинка напротив играет лигой выше. Она являет собой золотой стандарт красоты современного инстаграма: тонкие длинные руки, осиная талия, переходящая в соблазнительный изгиб бедер, большая круглая грудь и идеальное в мелочах лицо: точеный нос, лаковая кожа, миндалевидный разрез глаз, выразительные скулы, губы пухлые, но без излишеств. Уверена, загляни я под стол — обнаружу там идеальные модельные ноги.

— Отлично, — максимум изобретальности, на которую я сейчас способна.

Где здесь алкоголь? Мне нужно занять чем-то глаза и руки, лишь бы не смотреть, как эта холеная барби наклоняется к уху Саввы и что-то в него говорит.

— Оказывается, господин Раевский, как ты его назвала, целиком арендовал отель, — продолжает делиться подробностями беседы генеральный. — Приглашение включает в себя и проживание в номере. Я как старый солдат конечно вернусь домой к жене, но ты можешь остаться, Мирра. Расскажешь потом, оправдывает ли себя этот сказочный ценник.

Я наконец нахожу на столе фужер и подношу его к губам. Увы, стеклянный ободок не способен спрятать от меня мучительную картину того, как платиновые пряди барби касаются лица Саввы.

Мирра, ты серьезно? Тебя раздражают ее волосы? Когда вечеринка подойдет к концу, они поднимутся в президентский люкс, где полночи будут трахаться. Савва это умеет — трахать без перерыва на сон.

Барби оказывается на редкость разговорчивой, потому что с минуту не отлипает от его уха. Вместе с глотком шампанского я опускаю на дно себя едкую горечь и смотрю ему в глаза. Савва тоже смотрит: прямо, не стесняясь. «Всегда найдутся другие», — говорит его взгляд.

«Фастфуд высшего качества», — также беззвучно отвечаю я.

— Мирра, тут один интересный товарищ жаждал с тобой познакомиться, — долетает до меня будто издалека голос генерального. Я не различаю его интонаций — за миг все вдруг стало безвкусным и блеклым: музыка, люди, цвета. — Знакомься, Самойлов Макар Ефимович.

Подсевший брюнет лет тридцати пяти одаривает меня располагающей улыбкой:

— Здравствуй, Мирра. Мы встречались на выставке в Цюрихе в прошлом году. Правда, тогда у нас поговорить не получилось.

Мне приходится прилагать усилия, чтобы на него смотреть. Пожалуй, мы действительно встречались, потому что его лицо мне смутно знакомо. Он симпатичный, дорогой костюм, на запястье — премиальные часы. Я прекрасно знаю, что Савва за нами наблюдает, как и то, что интерес Самойлова Макара ко мне отнюдь не профессиональный. Я вижу это по переливающемуся блеску в его глазах и позе, выражающую готовность внимать каждому моему слову. Но мне по-прежнему блекло и пусто, и я совсем не испытываю желания играть в эти игры: натянуто улыбаться и поддерживать неинтересный мне разговор, чтобы вызвать ревность того, кто сделал мне больно. Я слишком себя люблю, чтобы заниматься саморазрушением. Савва в очередной раз победил.

— Приятно было познакомиться, Макар, но мне придется вас оставить. Нужно ехать домой.

Синий взгляд припечатывает мою щеку, но я не готова его встретить. Отставляю фужер на стол, забираю сумку и наклоняюсь к Андрееву, чтобы извиниться за свой скорый уход. «Мне нужно», — вполне сойдет за пояснение. Не глядя, киваю оставшимся за столом и растворяюсь в шумящем весельем зале.

Глаза мучительно печет, но публичные слезы — непозволительная для меня роскошь. Поэтому я с силой заколачиваю в пол каблуки в попытке заглушить отчаянный крик сердца. Как я могла так вляпаться… Как? Чертов ублюдок добился своей цели: проник в мою кровь. Так больно мне не было даже когда я узнала об измене Димы. Потому что этот синеглазый психопат — это совершенно другое. Я влюбилась в него. Можно сколько угодно отрицать симптомы, но диагноз от этого не изменится: мучительная боль в левой половине груди, потеря ориентации и зацикленная картина того, как выбеленные локоны касаются его лица, не лгут. Я влюбилась в него, влюбилась... Нужно уехать, сбежать, спрятаться. Пересидеть эту агонию. Прижать в груди подушку, чтобы зажать дыру, из которой кровавой рекой хлещут чувства. Как же я пропустила и не поняла? Как?