Чтобы не разговаривать в подъезде, я кивком приглашаю его войти, но дверь до конца не прикрываю. Все равно я выпровожу его уже через минуту.

— Откуда ты знаешь, где я живу?

— Вика сказала. Встретил ее случайно, — многозначительно уточняет Вельдман, давая понять, что в курсе их всплывшего секрета. — Я посчитал нужным приехать и объяснить… Не надо зверем смотреть, Мирр. Я не такая сволочь как ты думаешь.

Я не удерживаюсь от саркастической усмешки.

— Правда? 

— Сволочь, но не настолько, — примирительно произносит экс-муж и, глубоко вздохнув, закладывает ладони в карманы своего неприлично дорогого пиджака. — Для меня всегда лишь ты существовала — а иначе стал бы я на тебе жениться. Но я мужик, понимаешь? Дома и в постели любому признания хочется, а в один момент мне стало казаться, что я этого лишился. В сексе тебе будто со мной скучно было… будто милостыню просил. Из интересов у тебя работа всегда на первом месте. Это лупит по самооценке, Ландыш. А тут Вика твоя подвернулась… вечно текущая и доступная, готовая в рот заглядывать. Я не сдержался. Просто не хочу, чтобы ты считала меня сволочью. Хочу, чтобы поняла…

— Ты решил переложить на меня ответственность за свой поступок, чтобы я поняла? Убедить меня в том, что в нашем браке я вела себя как фригидная карьеристка, чтобы мне было проще принять твою измену? Так я и до брака такой была, Дим — фригидной карьеристкой. Для чего ты на колено-то встал? Думал, узы священного брака превратят меня в ту, кем я не являюсь?

Примерно то же самое говорила мне Вика однажды. И ей и Вельдману хотелось убедить меня в том, что их предательство случилось с моей подачи, и еще полгода назад они бы с успехом это сделали. Но не сейчас. Я вовсе не фригидная и не упертая карьеристка — просто Дима не тот мужчина. С Саввой я думаю о сексе постоянно, и с ним работа отошла на второй план. Наверное, и для Вельдмана я не та же женщина, если он так легко списал меня в хлам. 

— Мирр, а поехали поужинаем, а? — вдруг невпопад предлагает Дима, заискивающе заглядывая мне в глаза. — Ты уже была в «Крылове»? Жена Арзамасова открыла… Арзамасов это депутат, что, впрочем, неважно… Поехали, а? Есть же что вспомнить нам. Хорошее тоже было, Мирр, и много.

Я смотрю на него, на пьяного, слегка потерянного и совершенно непафосного, и понимаю, что простила. Злости нет и обиды тоже. У нас бы все равно не сложилось. 

— Нет, не поеду. Для чего, Дим? Воссоединяться я с тобой не хочу, дружить тоже. Наша страница закрыта, тем более что я состою в отношениях.

Лицо Вельдмана ужесточается, покрываясь маской небрежности. 

— Вика говорила. Сын художника сгоревшего. Сказала, редкостный отморозок. Оно тебе надо, Мирр? Ты вроде всегда была с мозгами.

— С кем я встречаюсь, не твое дело, Дима. Но если уж ты в курсе моей занятости, тогда я вдвойне не понимаю, почему мы до сих пор здесь стоим. Ты вроде как депутат, а им по должности положено не только иметь мозги, но еще уметь ими шевелить, — я нащупываю на комоде ключи и киваю на неплотно закрытую дверь: — Пойдем. Я как раз собиралась уходить.

— Не гостеприимная какая, — бормочет Вельдман, пиная невидимую соринку на полу. — Черт его знает, на что рассчитывал. Наверное, что ты с годами стала мягче.

— Как видишь, этого не произошло, и у тебя больше нет причины грустить по упущенным возможностям, — замечаю я, запирая входную дверь. Про себя я решаю, что сначала выпровожу из своего двора Вельдмана, а уже потом наберу Савве.

Держась за перила, Дима неуклюже спускается по лестнице, и я не без сожаления думаю, что он куда пьянее, чем показался мне сначала. Будет обидно, если наш разговор не задержится у него в памяти и спустя время нам придется его повторить. Я бы предпочла навсегда закрыть нашу с ним страницу.

— А с «Крыловым» ты зря, — не унимается Дима, остановившись на крыльце. — Я бы мог тебя с полезными людьми познакомить… 

Замолчав, он вытягивает руку и касается моего лица. 

— А ты и правда не изменилась, Ландыш. Такая же красавица. Может, поэтому и таскаюсь к тебе… Жалко такую проебать.

Его пальцы пахнут по-чужому, прикосновение неуклюжее, чересчур мягкое. Я не без раздражения отвожу его запястье и для надежности отступаю назад.

— Поезжай-ка ты домой, Дима. Ты надеюсь не сам… — я вглядываюсь в черноту двора в попытке разглядеть, привез ли Вельдмана водитель, и коченею от неожиданности. Всего за секунду она приобретает новые формы и трансформируется в самую настоящую панику. В метре от моего подъезда я вижу Савву.

53

— Ландыш… — ничего не подозревающий Вельдман вновь тянет ко мне руку, вызывая стойкое желание с размаху по ней ударить. Савва идет к нам. 

— Просто, на хрен, замолчи, Дим, ладно? — цежу я, отходя в сторону.

Эмоции сменяются во мне так быстро, что я с трудом успеваю их фиксировать: страх, растерянность, паника, теперь вот раздражение. Ну какого черта Вельдман притащился сюда и стал тянуть ко мне свои пьяные руки? Как это выглядит для Саввы? Девичник наедине с бывшим мужем и никаких подруг. Я не хочу никаких драк и никаких скандалов. Не хочу вновь вспоминать о темной стороне личности Саввы. Не хочу, не хочу. 

— Привет, — обогнув Вельдмана, я сбегаю по ступеням навстречу Савве. Мне нужно успеть до того, как они столкнутся нос к носу, и бывший муж брякнет что-нибудь лишнее. Высокомерие к окружающим у Вельдмана всегда присутствовало, а карьерный рост и алкоголь с большой вероятностью эту черту усугубили.

По лицу Саввы сложно определить зол он или нет: он быстро касается меня взглядом и фокусируется на Вельдмане. Мой первый импульс — тряхнуть его за плечи, чтобы заставить вновь посмотреть на себя, и начать оправдываться. Понятия не имею, откуда это во мне взялось — необходимость оправдаться. Я ничего плохого не сделала и за пьяные порывы бывшего мужа не в ответе. 

— Савва, я как раз собиралась тебе звонить. Девчонки уехали минут пятнадцать назад. Дима здесь оказался почти случайно и уже уезжает.

Я стараюсь говорить спокойно, но голос все равно неуверенно дребезжит. Никогда не была в такой двусмысленной ситуации и понятия не имею, как себя вести. Свойственна ли Савве ревность и не придет ли ему в голову то, что я обманываю его с бывшим мужем? Ну нет, это будет просто смешно. «Он все не так понял и они расстались» — сюжет для мыльных опер, где героев в угоду идиотизму лишили функции открыть рот и поговорить.

— Разумеется, я не думаю, что у тебя что-то есть с этим унылым червем, Мирра, — четко и намеренно громко произносит Савва, продолжая смотреть туда, где предположительно все еще стоит Вельдман. — Хорошо посидели с подругами?

И снова облегчение. Конечно, Савва слишком умен и слишком хорошо меня знает, чтобы допустить мысль об интрижке с бывшим мужем. Мой красивый проницательный мальчик. 

— Это ты меня, что ли, червем назвал, малыш? — с вызовом раздается сзади. И мне снова хочется запустить в Диму чем-нибудь. Пьяный идиот, не провоцируй его.

— Савва, пойдем? — я трогаю его запястье и мягко тяну за собой. Сейчас я настоящий сапер на задании: пытаюсь обезвредить тикающую бомбу. О да, она тикает. Радужка Саввы накаляется опасной серостью, улыбки на лице нет, но есть ямочки. Паника вновь продирает меня изнутри, выступая холодными мурашками на предплечьях. Я отчетливо ощущаю поднимающийся в нем азарт, кожей ловлю его удовольствие. Если бы кто-то взялся экранизировать этот момент, то актер, исполнявший роль Саввы, подпрыгивал бы на месте и разминал шею.

— Да, я назвал тебя червем, Дима. Отвык от такого в стенах Госдумы?

Позади слышится ленивый шаркающий звук. Вельдман спускается. Идиот. Что мне делать, мать его?

— А ты вообще кто? — он намеренно растягивает слова, чтобы усилить издевку в них. — Мажорик, спускающий деньги умершего папы? Сопляк, трахающий мою жену? Чем ты, кроме этого прославился?

— Быдло, — с удовольствием произносит Савва, раздвигая губы в плотоядной улыбке. — Всегда одно и то же. Люди вроде тебя ошибочно полагают, что только статусу позволительно разбрасываться оскорблениями. Если тебя в машине ждет водитель, то тебе лучше позови его, Дима. Потому что я собираюсь хорошо потоптаться на твоих костях.

— Савва, хватит, — я встаю перед Саввой, чтобы закрыть ему вид приближающегося Вельдмана. — Он пьян, неужели ты не видишь?

— Ты же знаешь историю моего детства, Мирра, — безо всякого сожаления произносит он, едва взглянув на меня. — Пьянство для меня не оправдание, а хороший повод.

— Это ты видел? — пары алкоголя, смешанные с запахом туалетной водой, оказываются совсем близко. Отшатнувшись, я вижу, что Вельдман держит в руке развернутую красную корку. — Только коснись меня — и сядешь надолго, отморозок.

— Про отморозка ты правильно подметил.

Я давлюсь немым криком и жмурюсь до рези в глазных яблоках, потому что Савва выверенным движением бьет Вельдмана в лицо. Хрустко, наотмашь, с удовольствием. Всего в метре от меня.

Отлетев на несколько шагов назад, Дима ударяется спиной об лестничные перила и с глухим ревом оседает на асфальт. Нога в дорогом глянцевом ботинке некрасиво выгнулась, брючина задралась, демонстрируя высокие черные носки. Удостоверение, ставшее бесполезным, валяется неподалеку. 

— Видишь? Не всем в этом мире есть дело до твоей неприкосновенности, — иронично произносит Савва, одергивая натянувшуюся на плече рубашку. — А ты, оказывается, обо мне знаешь. Знаешь и все равно сюда пришел. Выпил, чтобы набраться храбрости или просто потянуло на приключения? Хотя сути это не меняет.

— Хватит… — я захлебываюсь собственным голосом и подступившими слезами. Он снова его бьет, теперь уже ногой. Совсем как тогда, с охранниками. Но если с ними он действовал безэмоционально, но сейчас от него исходит самая настоящая ярость. Не знаю, что это: ревность, злость за брошенные Вельдманом оскорбления, или же в нем оживает прошлое. Может быть, сейчас он избивает не моего бывшего мужа и не зарвавшегося депутата, а мстит своему пьяному отцу.