— Без вариантов, Ир. Я его оставлю.

Савва заезжает за мной в офис ровно в семь, как и обычно. Запечатлевает на моих губах продолжительный поцелуй, гладит колено и предлагает поехать в ресторан. Я понятия не имею, как себя вести. Как ни в чем не бывало поддерживать разговор и уплетать блюда высокой кухни, зная, что меня в любую минуту может вырвать — не вариант. Озвучивать новость о возможной беременности заранее не хочется, во-первых, потому что она все еще «возможная» и во-вторых, потому что я не чувствую себя готовой к этому разговору. Не сегодня.

— О чем ты думаешь? — прищурившись, Савва смотрит на меня. В отличие от Андреева, у него действительно имеется способность читать мои мысли, поэтому я отворачиваюсь к окну.

— Ни о чем. Вернее, о разном. Сегодня я немного поскандалила с генеральным.

— Счет, разумеется, был в твою пользу?

Наверняка бы стал таковым, если бы я позорно не сбежала с приступом тошноты.

— Сложно сказать.

От похода в ресторан я отказываюсь, сославшись на недомогание, и мы приезжаем домой. Ужасное состояние. Неуютное, потерянное. Независимо от результата анализа, мой мозг стал активно готовиться к экстренной ситуации, чтобы завтра не дать реальности сбить себя с ног. 

Эльза из юридического до семи месяцев ходила на работу, так что в ближайшие месяцы мой образ жизни кардинально не поменяется. Еще есть няни, которым можно доверить заботу о ребенке в случае необходимости. Во сколько Ира отдала Тимофея в садик? Кажется, в три года. Три года звучит не так устрашающе, как восемнадцать. Замачивать пеленки в тазу сейчас тоже необходимости нет: во-первых, есть стиральная машина, а во-вторых, они вроде как одноразовые. 

Я пытаюсь представить младенца у себя на руках, его маленькую круглую голову с беззубым ртом, и в этот момент меня по иронии скручивает новым приступом тошноты. Широко распахнув глаза и крепко зажав рукой рот, я бегу в сторону ближайшего туалета и едва не сбиваю с ног Савву, выходящего из кабинета. Потом, все потом. С грохотом захлопнув за собой дверь, я сгибаюсь над унитазом, и меня наконец выворачивает кусочками печенья, съеденными в кабинете Ирины, и желчью.

Я слышу за спиной шаги Саввы, но обернуться не могу — слишком увлечена приведением дыхания в норму. Слезы текут даже из носа и шумит в ушах.

— Что с тобой случилось? — его голос звучит тихо, но требовательно.

Промокнув глаза рукавом домашней рубашки, я несколько раз щедро втягиваю воздух носом, после чего оборачиваюсь.

Я привыкла, что часто Савва смотрит так, словно пытается просочиться мне в голову. Так вот, сейчас он экстренно пытается ее взломать. Его глаза шарят по-моему лицу в поисках ответов, скулы напряжены настолько, что могут прорезать кожу.

Господи, да мы ведь живем вместе. Неужели я буду сочинять отговорку?

— У меня недельная задержка, — говорить получается ровно и спокойно. — Возможно, это просто гормональная перестройка от смены таблеток, а возможно и нет. Сегодня я сдала анализ. Это совсем не входит в мои планы, но есть вероятность того, что я беременна.

57

Закончив сложную фразу, я всматриваюсь в застывшее лицо Саввы. То ли от волнения, то ли от тошноты, сердце продолжает неравномерно дёргаться в грудной клетке. Хочется приложить к нему ладонь, чтобы успокоить. Почему Савва молчит? Пусть наконец скажет что-нибудь. Для меня это тоже шок.

Он моргает своими длинными ресницами и впервые выглядит так, будто его застали врасплох. Напряжение, исходящее от него, накаляет воздух с каждой секундой, выжигая кислород. Я почти слышу, как хаотично мечутся его мысли. О чём он думает? Просчитывает тысячи других вариантов развития событий? Ищет выход? Ошарашен? Какого чёрта он застыл?

Жар взмывает к вискам, я срываюсь с места и во второй раз за последние минуты едва не сбиваю Савву с ног. Ударяюсь грудью в дверь, вылетаю в залитый светом холл, а оттуда несусь в спальню. «Теряешь контроль, Мирра. Теряешь контроль», — невесело усмехается внутренний голос. Да, теряю. Я ведь считала себя здоровым прагматиком, так что случилось сейчас? Откуда эта эмоциональность? Чего я ждала? Что Савва подхватит меня на руки, закажет фотосессию в пастельных тонах и начнёт целовать живот? Я и сама в ужасе от мысли, что мне придётся полностью перекроить свою жизнь, и к поздравлениям отнеслась бы скептически. Чёрт знает, что меня так задело. Это всё нервы и шок, наверное. 

То, что Савва входит в спальню следом, я чувствую позвоночником. У него сильная энергетика, которая сейчас, кажется, пытается выйти далеко за пределы тела. Да, новость пробила его невозмутимость. Что ж, и мою тоже.

Я оборачиваюсь.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я устроила это специально. Запланированное появление на свет новой жизни должно быть решением двоих. Я пила таблетки, но из-за гормонального сбоя случился небольшой перерыв.

— Нет, я не думаю, что ты сделала это специально, — механическим голосом произносит Савва, застыв взглядом на моём лице. — Когда будет готов результат анализа?

— Завтра после обеда.

— Хорошо. Пока рано о чём-либо думать.

Мне не нравится его тон, сухой и неживой. Не нравится это «пока». Интуитивно мне всё не нравится, поэтому я испытываю потребность развить тему.

— О чём рано думать? Я либо беременна, либо нет. Либо мы продолжаем жить так, как раньше, либо что-то поменяется. По крайней мере, у одного из нас.

— По крайней мере, у одного из нас? — щурится Савва, делая шаг ко мне. — Что это значит?

— Это значит, что, если ты не готов становится отцом, я буду растить этого ребенка сама.

— Ты собираешься уйти от меня?

Я не сразу нахожусь с ответом и от неожиданности быстро смаргиваю. То, что на секунду промелькнуло в его лице… Это выражение я ни с чем не спутаю. На долю секунды я видела присыпанный вызовом страх. 

— Нет, я не собираюсь, — говорю я уже мягче. Мне и впрямь нужно немного остыть и перестать выставлять штыки без очевидной на то причины. — Но я понятия не имею, как ты отнесёшься к появлению ребенка, потому что мы никогда этого не обсуждали. Когда двое занимаются сексом, всегда остаётся вероятность зачатия. Это и моя ответственность тоже, поэтому я считаю нужным сказать, что в случае твоего отказа возьму обязанности по воспитанию на себя.

— Ты никуда не уйдёшь хотя бы потому, что этот ребенок не родится, — выстреливает резко и катастрофически чётко. — Слышишь меня, Мирра? Он нам не нужен. 

Я словно с разбегу влетела в огромную глыбу льда. Грудную клетку режет и саднит, кожу пронзает миллион холодных игл. Сейчас передо мной другой Савва. Савва, который меня не чувствует. Расчётливый социопат, принимающий во внимание лишь свой личный сценарий. 

— Мы оба знаем, что он не нужен «не нам», а тебе, — с трудом выговариваю я, обнимая себя руками. — Свободная воля, помнишь? Что бы ты себе ни думал, я сама принимаю решения.

Несколько секунд он сверлит меня глазами, затем запускает руку в волосы и начинает расхаживать от стены к стене. 

— Ты так уверена, что сможешь стать хорошей матерью? Уверена, что не возненавидишь своего ребенка за то, что он отнимает у тебя привычную жизнь? Вдруг он родится не того пола, не такой красивый и не настолько умный, как тебе представлялось? Уверена, что всё это будет того стоить?

Он выплёвывает эти слова с пренебрежением, но я вижу и чувствую другое. Он боится, боится. 

— Савва, я не твоя мать… Я смогу дать этому ребенку всё, что будет нужно. У нас ещё есть время понять и проникнуться. Ты ведь чувствуешь меня… Что ты сейчас перед собой видишь?

Он резко останавливается, и его красивые губы гневно кривятся. 

— Не нужно. Я говорил, что ты для меня особенный человек. Особенный — он всегда один. Их не бывает двое или несколько. В твоей крови могу быть только я. Ты ведь знаешь меня, Мирра. Никто не влезет между нами.

— Даже собственный ребенок? Мой и твой?

— Он нам не нужен. Половине людей на планете не нужны их дети, но они упрямо размножаются, потому что так им сказали. Я не планирую делить тебя ни с кем.

— Савва, ты это другое. Появление новой жизни не отберёт меня у тебя.

Снисходительная усмешка и ямочки.

— Ты просто не знаешь, о чём говоришь.

— Почувствуй меня и поймёшь, что я говорю искренне, — от напряжения и скачущих эмоций, мой голос звучит умоляюще, ведь возможно, это самый важный наш разговор. — Ты меня видишь? 

— Я вижу, что ты себя обманываешь.

Я раздражённо мотаю головой. Нет, нет. Он закрывается от меня вместо того, чтобы слышать.

— Ты не можешь знать. Твоё детство — это сама огромная несправедливость, какая только могла произойти. Мне жаль. Я ненавижу твоего отца и презираю твою мать, но эти двое просто душевнобольные. Мы с тобой не такие. Ты не такой. Я видела, как ты общаешься у себя на работе. Ты умеешь быть социальным. Однажды ради меня ты смог переступить через себя.

— Всего однажды, и напомню, что спустя неделю я всё равно перевёз твои вещи, — холодно замечает Савва. 

Я проглатываю и это. 

— Значит, тебе многому предстоит научиться. И мне совершенно всё равно, как будет выглядеть наш возможный ребенок и каким IQ он будет обладать. Я верю, что справлюсь. И в тебя тоже верю, несмотря на твой диагноз. Ты ведь такой умный. Самый умный из тех, кого я знаю. Просто дай себе время…

— Не пытайся клеить на меня радужные фильтры, Мирра. Ты забываешь о том, что я тебе говорил. Я всегда делаю только то, чего хочу сам. Ребенку нет места в нашей жизни. 

Холодные иглы, торчащие в коже, продвигаются глубже и впиваются в нервы. От стремительно распространяющейся боли я готова орать. Больно, больно... Как же больно.

— И что теперь?