– Чем могу вам помочь? – вежливо спросила продавщица.

Я посмотрела на часы: до конца перерыва пятнадцать минут.

– Пожалуйста, нужны черные брюки самого простого покроя, классическая белая рубашка и черные туфли.

– Вы работаете в «Жан-Люке»? – тут же догадалась девушка.

Мне стало легче. Интересно, кто из наших одевается у Энн Тейлор? Или разница между брюками за девяносто долларов и за пятьсот не так уж и очевидна? Может, если брюки за девяносто наденет красавица блондинка, все решат, что они стоят целый миллион? От Энн Тейлор я ушла пятнадцать минут спустя в неплохом настроении с двумя комплектами, которые прекрасно подойдут в качестве формы.

Вернувшись в «Жан-Люк», я закрылась в туалете, переоделась в новенький костюм, сложила свою одежду в пластиковый пакет и вышла в зал. Пора заказывать ленч для Ришара. Вообще-то другие старшие стилисты и колористы приносили ленч с собой или заказывали доставку, но Ришару нравилось быть оригиналом, поэтому, как подчиненная, его питанием занималась я: звонила в ресторан «Нелло» и заказывала моцареллу, булочки и капуччино на двадцать долларов, расплачивалась с курьером собственными деньгами, а потом неделями выпрашивала у Ришара долг.

Подсобка, она же курилка и столовая – сердце салона «Жан-Люк». Это наши кулуары, если хотите. Настоящие драмы развертываются в зале, зато в подсобке все натуральное, без бутафории и масок. Сюда из местных кафе и кофеен приносили заказанный посетителями ленч, который наш официант Пако перекладывал из пластиковой и бумажной посуды в изящный фарфор. Вместо подносов – плетеные корзинки, застланные белоснежными хрустящими полотенцами. Наши клиенты в восторге, мы тоже. Браво, Пако и Жан-Люк, который все это придумал.

Патрик был уже в курилке, попивая кофе вместе со своей старшей колористкой Луизой. Везет же некоторым! Луиза – высокая худая блондинка, обожает кашемировые свитера и мужского покроя брюки. А самое главное – никакой звездной болезни.

– Эй! – весело окликнул меня Патрик. – Где это ты была?

– Не спрашивай…

– Ну-ка иди сюда! – Луиза пододвинула мне стул.

Нынешняя шефиня Патрика – «лиловая лесби», именно так называл ее мой приятель. На бледном, лишенном иного макияжа лице яркая лиловая помада. Говорят, такой образ придумала нынешняя пассия Луизы, известная актриса…

– Не могу, – вздохнула я. – Нужно заказать Ришару обед.

Луиза закатила глаза:

– Это уже слишком…

– Подожди секунду! – попросил Патрик. – В чем это ты?

– Я…

– Разве ты так сегодня пришла?

– Ришар сказал, что я…

– Ришар, снова этот Ришар! – раздраженно закричал Патрик.

– …похожа на официантку.

– Официантку моей мечты, – улыбнулась Луиза.

Открылась дверь, и в подсобку вошел Жан-Люк вместе с Массимо, старшим стилистом. До того как француз открыл собственное заведение, они работали в одном салоне. Ходили слухи, что Массимо: а) намного талантливее Жан-Люка и б) завидует, что вся слава досталась не ему. Как бы то ни было, со мной итальянец держался подчеркнуто вежливо, не пытаясь подавить опытом или авторитетом. А глаза у него добрые, золотисто-карие.

– Так! – закричал Жан-Люк. – Заканчивайте обед! Время – деньги, magnia, magnia!

Массимо нахмурился, раздраженный, что Жан-Люк юродствует на итальянском.

– Вы сегодня стригли Сигурни Уивер? – поинтересовалась у маэстро Луиза. – Видела ее в книге записей.

– Она подругу прислала, – раздраженно махнул рукой Жан-Люк. – Обманщица эта Сигурни! А я, дурак, все дела отложил, надеялся…

Наш хозяин был явно расстроен.

– А кто та девушка с каштановыми кудрями? – спросил хитрый Патрик. – Вы так здорово ее постригли!

– Мерси! – криво улыбнулся Жан-Люк. – Даже не помню… Какая мне, собственно, разница?

Я посмотрела на Луизу. Интересно, о чем она думает? Верит в цинизм француза, или все это искусный фарс? В глянцевых журналах маэстро называют «самым обходительным мужчиной города». Никогда не позволит себе грубость по отношению к клиентам, прекрасно понимая, что именно они его кормят. В Нью-Йорке найдется с десяток салонов, где мастера поталантливее Жан-Люка и Массимо, но по качеству обслуживания им до нас далеко. Полчашки капуччино без кофеина с обезжиренным молоком и тростниковым сахаром? Нет проблем! Маникюр и педикюр во время укладки? Как пожелаете! Телефон и Интернет у каждого кресла? Бронирование ресторанов и билетов в театр? Конечно! Кто-то из посетительниц приводит маленьких собачек, кто-то детей с нянями. Тут согласны на все, что угодно, только бы она превратилась в постоянную клиентку.

Кофеварка стояла на небольшом столике, к нему я и подошла, чтобы переложить на фарфоровую тарелку ленч Ришара. Что бы ни стряслось, сколько клиентов ни стояло бы в очереди, мой шеф всегда ест в час дня. Другие стилисты перекусывают, когда появится свободная минутка.

Жан-Люк залпом выпил двойной эспрессо и тяжело вздохнул.

– А сейчас ко мне придет миссис Зет!

Миссис Зет – как бы сказать поделикатнее – одна из самых верных и щедрых клиенток салона. Сколько ей лет? Сорок семь? Пятьдесят пять? Еще больше? Точно определить невозможно. Она столько раз делала подтяжки, что за ушами образовались наросты, как на коже крокодила. В «Жан-Люк» она приходит, словно новоиспеченный олигарх в бордель: пятидесятидолларовые купюры летят направо и налево. Гардеробщица Эсмеральда получает пятьдесят за то, что вешает на плечики пальто и выдает накидку, ассистентка Чинсу получает пятьдесят за то, что моет голову, всякий, кто поздоровается с миссис Зет, тоже получает пятьдесят.

Массимо тяжело опустился на диванчик рядом с Луизой и Патриком, а Жан-Люк вернулся в зал. Главный стилист достал из холодильника пластиковый контейнер с чем-то зеленым, очень напоминающим водоросли. М-м-м, на вид не слишком аппетитно.

– Это диетолог насоветовал, – словно прочитав мои мысли, произнес Массимо. – Якобы способствует самоочищению организма.

За три месяца работы в «Жан-Люке» я не переставала удивляться, как все пекутся о своем здоровье: настойки, витамины, тоники, разговоры о раздельном питании… А вечером все разбегались по ресторанам и барам пить мартини, курить, а в уборных вообще неизвестно что творилось… Хотя никто не знает, как проводит свободное время Массимо. Может, у него пунктик насчет здоровья?

Патрик и Луиза споласкивали чашки, когда в курилку ворвался Ришар.

– Где мой ленч? – набросился на меня он.

– Я… время-то без десяти час, – проблеяла я. – К часу как раз успею…

Распустив платиновый хвост, он стал похож на своеобразный гибрид калифорнийского отдыхающего и еврея-хасида. Глаза покраснели от ярости.

– Извини, – прогремел по-французски старший колорист. – Разве я спросил, сколько времени? Где, черт возьми, мой ленч?

В курилке воцарилась жуткая тишина. Луиза, Патрик и официант Пако в немом ужасе смотрели на Ришара.

– Его уже принесли, – проговорила я, стараясь не сорваться. – Через минуту можно будет есть.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – загрохотал Ришар.

Я покачала головой. Щеки зарделись, кровь жарко стучала в ушах. Неужели мне здесь не место? Неужели стоило остаться дома и продолжать строить из себя самую большую чудачку в Википими?

– Что ты собой представляешь? – не унимался мой шеф. Он явно ослабил самоконтроль, так что вместо французского акцента появился джерсийский. – Ноль, пустое место!

– Извините… – пробормотала я.

– Прошу прощения! – неожиданно вмешался Патрик. «Молчи, пожалуйста!» – умолял мой взгляд. Нельзя, чтобы он из-за меня пострадал. Патрик – единственная родная душа в огромном чужом Нью-Йорке.

Изумленный Ришар повернулся к Патрику:

– Да, милый?

– Отстань от нее!

– Почему? Сам хочешь к ней пристать? Вот бы не подумал…

– Заткнись, Рикки! – Сказано негромко, но очень выразительно.

Ришар отступил, на красивом лице отразилось изумление. В курилке было так тихо, что слышался шум работающего холодильника.

– Мне пора, – холодно сказал старший колорист. – Клиенты ждут.

Луиза скорчила выразительную гримаску, а едва закрылась дверь за Ришаром, бросилась ко мне и порывисто обняла:

– Бедная девочка!

– Все в порядке…

– Черта с два! Какое право он имеет так с тобой разговаривать?!

– Он настоящее ничтожество! – возмутился Патрик. – Джорджия, ты как?

– Нормально! – Мне хотелось поскорее обо всем забыть.

– Пойдемте сегодня куда-нибудь! – предложил Патрик. – Я угощаю.

– Нет, я! – закричала Луиза.

– Давайте, ребята, еще из-за этого поругайтесь!

– Кстати, почему ты назвал его Рикки?

– Потому что он действительно… – Поймав мной многозначительный взгляд, Патрик запнулся.

Ришар, конечно, высокомерный кретин, но я уважала его желание создать себе новое амплуа и не хотела ничего портить. Кто знает, сколько лет он потратил на что, чтобы овладеть французским как родным, разобраться в шелковых цветах и научиться носить одежду от «Гермес». Иногда, глядя на него, я видела паренька с севера Нью-Джерси, каким он когда-то был. Наверное, в «Жан-Люке» коренных ньюйоркцев нет…

– Мне пора в зал, – проговорила я.

– Я с тобой! – заторопился Патрик. – Дамочка на тринадцать сорок пять, наверное, заждалась.

– Погоди! – вскинулась Луиза. – Ты ведь так и не рассказал, почему…

– Как-нибудь в другой раз, – заюлил мой приятель.

Он ненавидел Ришара так же сильно, как и я, но, кажется, понял, что выдавать его нельзя.


В три часа к нам пришла девушка из агентства «Клик». «Клик», «Форд», «Элит» и «Вильгельмина» часто посылают своих моделей, особенно начинающих, только что прибывших откуда-нибудь из Исландии или Китая. Высоченные, худющие, они держатся очень надменно, рассчитывая, что мы будем восторгаться их неземной красотой. Хотя восторгаться было чем: пухлые губки, миндалевидные глаза с поволокой или шапка золотистых кудрей, как у сегодняшней модели.