Они помолчали, и вдруг Наташа спросила:

– Борь, а тебе не бывает стыдно перед людьми, что ты сыт, а они в переходе милостыню просят?

– Мне бывает больно, глядя, как наш народ деградирует, а милостыню просить только безрукий может, остальные в состоянии хоть что-нибудь сделать. Даже полуслепая старушка способна связать пару носок или салфеточку, что порядочные бабульки и делают. А те, кто пустые руки протягивают – обманщики, они на нищенскую мафию работают.

– Все-то ты знаешь, откуда?

– Валера Новоселов рассказывал.

– В метро музыкантов развелось… Одна женщина в переходе с Гостиного двора на Невский так на скрипке играет – заслушаешься!

– Ну, она-то свой хлеб честно зарабатывает.

– Все равно жалко, – вздохнула Наташа.

– Не бери в голову, от наших переживаний ничего не изменится.

– А как же социальная справедливость?

– Справедливость… Еще скажи, коммунизм. Утопия. И знаешь, мне кажется, в Финляндии социализма больше, чем у нас было. Состоятельные люди платят достаточно большие налоги, а государство заботится о том, чтобы малоимущие не страдали.

Наташа помолчала и выдала:

– А мне порой бывает стыдно, что у меня есть деньги, а у других нет.

– Но ты этого достигла своим трудом? Я тоже. Благодаря мне не одна сотня людей имеет приличный заработок. Ты платишь зарплату двадцати женщинам – уже благое дело. Но лишних бабок ни у тебя, ни у меня нет, все в бизнесе. Вот когда появятся лишние – займешься благотворительностью, откроешь богадельню.

– А ты?

Боря рассмеялся:

– Там видно будет! Может внесу в твой фонд пару долларов. А сейчас-то как твои дела, меценатка? Помощь не нужна? Только денег не проси, новое дельце наклевывается. У меня теперь только зарплата.

– Нужны мне твои деньги! – фыркнула Наталья. – Сама вроде обошлась. Косметический ремонт мастерских оплатила за счет проданного лишнего оборудования. Ларек с хозтоварами оказался очень кстати, прибыль капает. Купила подержанные кресла и фены, зеркала повесила. На днях парикмахерская заработает. Зато на наши изделия спрос упал…

– Вот видишь, я предупреждал, кончаются у населения денежки. Вернее, у тех, на кого рассчитана твоя продукция. Насчет парикмахерской – тоже не слишком обольщайся, скоро народу не до причесок будет.

– А твоя парикмахерша, Зина, говорила, что у нее на две недели вперед все расписано…

– Но она мастер с именем, и где работает? На Марата, а это центр. Клиентура у нее богатая, в вашем районе такой нет, поэтому она и отказалась с тобой работать. Хоть советы дельные дала?

– Да, и четырех мастеров сосватала, да еще маникюршу.

– Когда открываетесь?

– Через неделю, надо от СЭС разрешение получить и вывеску повесить.

– Есть повод устроить презентацию, как это теперь называют. Это мероприятие мы с Андреем возьмем на себя. Кстати, Людмила как, собирается с ним жизнь связывать? А то он настроен решительно, его развод в процессе. Думает к новому году жениться.

– Людка вполне довольна жизнью, но от штампа в паспорте не откажется.

– Как и любая женщина, ты разве откажешься?

– Я пока замуж не собираюсь, – ответила Наташа, с любопытством ожидая продолжения.

– А если я очень попрошу?

– Сейчас не время, ты ведь сам говорил, – она не показывала виду, но в душе ликовала. – К тому же ты только что сказал, что живешь на одну зарплату… Кому в наше время такой нужен?

– Ты бы хоть спросила, какая зарплата, все-таки две с половиной тысячи…

– Удивил!

– Долларов.

– Ну, – она надула губки, – с такой зарплатой… я подумаю.

– Решила поиздеваться надо мной?

– Конечно. Когда еще случай подвернется!

– Все равно раньше Нового года ничего не выйдет, хотя можешь готовиться: платье и все такое…

Тут они подъехали к погранпункту, и продолжил Боря уже в Ленинградской области. Пока делился своими новыми идеями, Наташа внимательно слушала.

– Так ты хочешь создать собственную стройиндустрию?

– Да, коль появилась такая возможность. Ваучерная приватизация задумывалась для того, чтобы у предприятий появились хозяева. Так почему не я?

– Конечно, почему не ты?.. – задумчиво вторила Наташа, качая головой. – Как времена меняются! Если бы тебе пару лет назад сказали, что ты настоящим капиталистом заделаешься?

– Ну, пару лет назад это уже можно было предположить…. А вот лет восемь назад? Или семнадцать, когда я еще только начинал, а ты в пионерском галстуке бегала? Как подумаешь, что прошлое меряешь не годами, а десятилетиями, страшновато становится. Я уже сороковник разменял! Половина активной жизни прожита, а у меня даже ребенка нет…

– Кто ж виноват, что ты всю жизнь со шлюхами? – пробормотала она, все-таки надеясь, что Боря услышит.

– Я уже десять лет тебя люблю, и ребенка от тебя хочу. И если бы тогда…

– Кажется, мы решили не вспоминать… В данный момент я к этому не готова.

– Ладно, – вздохнул Боря, – готовься. Не буду тебя напрягать. Но имей в виду, я очень хочу девочку.

– Только девочку?

– В принципе, все равно, но сын, хоть и крестный, у меня уже есть. Димка мне, правда, как родной, я его очень люблю.

Пахомов замолчал, а Наташа подумала: «Ребенок! Сейчас! У меня дела только разворачиваются, Боря так занят… Опять ходить с толстым пузом… А как же наши милые забавы? А потом начнется – пеленки, распашонки, стирки, готовки, гулянье с коляской! И растолстею наверняка…»

– Если не хочешь совсем бросать работу, можно нанять няню, – Боря будто прочитал ее мысли.

– Никогда! Чтобы я своего ребенка чужому человеку доверила? – горячо возразила она.

– Во всем мире доверяют. Что ты заводишься, кошечка, по-моему, ты еще не беременна?

Глава 22

Борис возвращался из Киришей.

Он был доволен поездкой, предварительные переговоры прошли удачно. С периферийными директорами лучше иметь дело, считал Пахомов, они не так избалованы. Хотя попадались и идейные коммунисты, с которыми договориться невозможно. На конец ноября можно было сказать, что у него в области появился собственный цементный завод и кирпичный. Осталось приобрести деревообрабатывающий – и база для комплексной стройиндустрии будет готова. Ваучеры он купил, взяв кредит у Натана Кушнера.

Вспомнив свой визит к новоиспеченному банкиру, Пахомов улыбнулся.

Пожилой еврей, при советской власти изо всех сил прикидывающийся нищим, по десять лет носивший один и тот же пиджак, встретил его в просторном, шикарно отделанном кабинете. Сам Кушнер в костюме с иголочки выглядел непривычно.

– Сколько лет, сколько зим! – приветствовал он Бориса, выходя из-за огромного стола.

– Натан, тебя не узнать, просто красавчик! И кабинет у тебя крутой! – оценил Пахомов, оглядываясь.

– Смеешься над старым евреем, да? Я таки стал легальным банкиром, и могу позволить себе хорошую мебель и хороший костюм. Но у меня один хороший костюм, а у тебя дюжина. И я не буду валяться в этом костюме с девками. Я приду домой, Ида повесит костюм на плечики и почистит щеткой, потому что старый Натан будет носить его до смерти. Меня таки еще похоронят в этом костюме! Потому что еврей не может бросать деньги на ветер, хотя у меня и есть немного…

– Как же, немного! Брось прибедняться, – улыбнулся Пахомов.

– Ты что, за деньгами?

Борис кивнул.

– Ко мне или в банк?

– Мне нужно триста тысяч долларов, на пару лет, а уж чьи это будут деньги…

– Это большие деньги, – Натан закатил глаза и пошевелил губами, считая, – за два года будут очень большие проценты.

– Вот именно. Натан, ты меня сто лет знаешь. Если я беру, значит, отдам. И, заметь, уже к концу первого года, при обычном проценте, ты почти вернешь свои бабки, а когда погашу сам долг – накапает без малого миллион.

– Он меня будет учить считать! Старый еврей не умеет считать, да? А что я буду иметь в обеспечение? В обеспечение, что я буду иметь?.. Это не на мороженное занять, это триста тысяч американских долларов, это деньги!

– Пакет акций моей фирмы. Туризм, строительство, валюта…

– Ну, это я знаю. Питер – город маленький, все про всех все знают. Сколько процентов акций?

– Пятнадцать: пять – Свиридова и десять моих.

– Значит, вы опять вместе что-то затеваете? Что?

– Коммерческая тайна, – улыбнулся Пахомов.

– Вот-вот, – проворчал Натан, – все что-то затевают, прокручивают делишки, а старый Натан должен давать им деньги… А ему даже не говорят, на что эти деньги пойдут.

– Успокойся, не на баб и не на ядерную бомбу.

– Насчет бомбы я спокоен, а вот насчет баб… – Натан выкатил глаза и понизил голос. – Слушай, нынче просто едешь по улице и сами лезут, буквально под машину бросаются – выбирай любую! Если бы я был такой молодой, как ты, я таки потратил бы триста тысяч на проституток…

– А сейчас тратишь? – поддел Боря.

– Ни боже мой! В моем возрасте надо думать о здоровье, и о что оставить детям и внукам, – притворно вздохнул банкир.

– Вот и оставишь своим детям еще шестьсот тысяч. Согласен?

– Когда Натан тебе отказывал? Но надо обсудить все подробно.

Старые приятели договорились, и благодаря этому кредиту Пахомов имел достаточный пакет ваучеров.


Боря не видел Наташу почти неделю, но знал, что сегодня она работала, и предупредил по телефону, что вечером приедет.

Перед светофором на Площади Мужества Пахомов набрал ее домашний номер – не отвечает. Набрал рабочий – занято.

Почти десять, поздненько работает, покачал он головой, и подумал, что через пять минут придется ей закругляться. В конце концов, должны же они отдохнуть – два выходных впереди.

Подъехав к стекляшке, Борис поднял взгляд на окна – свет в них горел. Пристроив машину сразу за автобусной остановкой, он двинулся к входу, хотел позвонить в дверь, но тут заметил, что она не заперта. В груди отчего-то похолодело. Он огляделся: рядом к тротуару прижалась грязная «шестерка». Боря бесшумно открыл дверь и проскользнул в холл, на ходу перекладывая пистолет из внутреннего кармана в боковой.